и ей это удалось. А потом она попыталась убить свою дочь за наследство. Но дочь пропала. Она оказалась на Тельмуре, где с ней произошло то, что я рассказывал тебе все это время. — он едва касался моего тела. Но эта история выбивала пол из под моих ног. Моя мать собиралась отравить отца, но я успела. Отец жил, а мать умерла… Но знать это не мог никто. Информацию об этом мы с отцом тщательно стёрли. Никто и никогда не мог её узнать. Ни одному детективу, даже самому лучшему не выведать тайны смерти моей матери и того что этому предшествовало. Я хмыхкнула как только это позволял кляп. — Скажешь что твоя семья была спасена? Да, но ценой твоей памяти. Мы наконец добрались до самого главного, а я вдруг не хочу продолжать. — его голос дрогнул. Рука гладящая бедро убралась и там стало холодно. Внутри все протестовало. Моя душа словно хотела чтоб он остался там, чтоб он позволил себе продолжить. Пусть не останавливается. Я словно знаю вкус его поцелуев, словно знаю что он закроется своими пальцами в мои волосы и даже будет прикусывать шею в страстном поцелуе. Моё тело задрожало от холода и страха. Как я смею желать его? Что со мной не так? Почему все это так знакомо и дико одновременно? С каких пор я верю ему?
Ног коснулось что то мягкое и знакомое. Так касается питомец своего хозяина когда он приходит домой. Легко и ненавязчиво. Словно ластится. Мне вдруг показалось что у меня вырос хвост. Бред какой-то! Владимира я не слышала. Он что покинул меня? Вот так оставив? Но нет, едва прерывистое дыхание слышались у дверей. Словно ему было плохо. Я снова замычала и начала дёргаться.
— Твоя мать ненавидела в обеих жизнях тебя настолько, что твоя душа не может принять это. — он говорил так, словно каждая фраза давалась ему с трудом. — Она же завела себе более любимых детей. А тебя считала гнилой раной на своём идеальном теле. Но ты… — он снова подходил. Ударил в нос запах крови. Не моей. Он ранен что ли? — Но в силу своей сути ты приняла их… — он открыл мои глаза сняв повязку. И в глаза врезался не яркий свет свечей. Затем вынул кляп. — Знала бы ты что я хотел сегодня сделать с тобой. Но я не могу Кира. Я настолько сильно люблю тебя, что больше не могу мучить. — только сейчас я заметила что кровь течёт из его рук. Он резал себя? Зачем?
— Тогда отпусти меня… — без надежды сказала я.
— Ты же знаешь что я не могу… — он коснулся пальцами моего лица, на рубашку капала его горячая кровь. А на моих глазах появились слезы. Но я знала, что не из-за отказа, нет. Я почему-то чувствую его боль. Что ему действительно важно чтоб я вспомнила его. Его из прошлой жизни.
— Допустим, что я из той истории что ты рассказывал… — мой голос дрожал. Его пальцы на щеке обжигали меня, и я помнила эти руки. Вот только не могла увидеть лица того чьи руки помню, но знала что это не Владимир. — Но как я попала сюда снова? Как смогла исправить то о чем ты говорил?
— Ты пострадала, по моей вине. Я опоздал… — он отошёл от меня и что то покрутил на пульте и положил его в карман. Я увидела как цепь начала двигаться по потолку к стене, а затем спускаясь. Стала обыкновенной для меня. Только на ногах более их небыло. Я растерла затекшие руки. Снять бы каналы с рук. Он стоял так близко, что я могла его достать, но мыслей о нападении небыло. Я хотела его услышать. Наконец таки понять его боль. Может именно это и освободит меня?
— Опоздал? Ты говоришь о том как умерла девушка из твоих рассказов? — я села в скрести ноги. Так всегда думалось проще.
— Эта девушка ты… — он запустил пальцы в свои волосы, словно хотел их выдкрнуть с корнями. — Ты умерла. Перенеслась сюда на эту чёртову землю и вернулась в момент когда можно все спасти. Но мы потеряли тебя. И вернуть… — он осекся. — Прости, ты ещё не готова. Когда ты назовёшь моё имя, тогда все будет и так понятно.
— Владимир. — я пожала плечами. — Тебя так зовут.
— Здесь… — он со всей своей лошадинной дури ударил кулаком в стену. Лапку бы свою не сломал только. Хотя какая мне разница? — На Тельмуре у меня иное имя.
— Значит все эти пытки, для того чтобы я вспомнила то, что нереально? Знаешь что? Режь, бей, да хоть жги меня. Но я никогда не вспомню твой бред сумасшедшего! — крик вырвался из меня сам по себе. Я хотела быть спокойной. Но его пытки и сказки так тесно переплетенные с частью моей жизни вывели меня из себя. Я сорвалась. Нельзя играть так душой. Ведь меня и правда разрывало. Одна часть меня верила ему и тщетно пыталась вспомнить имя, а другая рвала и метала говоря, что пустоту не заполнить ложью.
Он молча встал и вышел. Впервые за пятнадцать дней моего здесь пребывания он не пытал меня. И в последующие три дня. Молча заходил, приносил ягоды, кормил фастфудом и уходил. Вечером закрывались ставни и я погружалась в полную темноту и страх.
Но больше всего меня бесило одиночество. Стены давили на меня, словно отбирали воздух. Я ходила и отсчитывала минуты, и ждала рассвета чтоб увидеть этого повернутого.
— Когда поспеют ягоды… — утешала я себя. Иногда по ночам мне слышалась вьюга за окном закрым сиавнями. Знаете такая сильная, когда снег заметает и на расстоянии вытянутой руки ничего не видно. Такая, что хруст снега не услышать. А утром выйдя на порог ты бежишь по снегу пока никто не видит и пока никто не знает. Именно сегодня я услышала эту вьюгу. А утром я видела весну. К вечеру за окном словно осень. И может он прав? И так проходят год за годом? Но тогда почему я ни на год не постарела? И он… На полу валялись фотографии моей повзрослевшей семьи. Неужели им и правда уже по столько? И Мои девочки уже сами мамы? А Эльдарка, этот шутник и балагур, пианист и душа нашего сегорого дома, стал серьёзным
