Я отвечаю, точно иду по незнакомому болоту - неловкий шаг в сторону и упадёшь, по горло провалишься в едкую жижу. Он видит меня в первый раз в жизни, а ведёт себя так, словно... словно уже подозревает в чем-то. Где я родилась, какая у меня семья, чем планирую заниматься, что думают и говорят в деревне о служении Вилора. Вопросы перемежаются с предложениями обязательно попробовать "вон то изумительное блюдо" или небрежными замечаниями о погоде. Лас Иститор словно бы весел и смотрит прямо, но мне, пожалуй, было бы легче, окажись он мрачным зловещим старцем.
- Так лас Виталит ваш племянник? - я не могу уже выносить этих раздавливающих слов.
- О да, единственный сын моей дорогой сестры, - я вижу, как дёргается Вилор, как застывает его лицо, но не понимаю причину этого недовольства. - Как вы, должно быть, знаете, своих детей по правилам нашей веры я завести не могу, поэтому он для меня как сын.
- И поэтому лас продолжил ваше дело? - как бы я не растягивала напиток в кружке, он закончился, и чашку пришлось поставить на стол, открывая лицо. Почему же Вилор молчит и не вмешивается в этот разговор, больше напоминающий допрос. - Трудно не проникнуться идеалами и идеями веры, если они окружают тебя с самого рождения...
- Любой мыслящий и заботящийся о человеческом благе рано или поздно приходит в нашу веру, ласса. Любой.
Я с трудом унимаю жаркую волну, поднимающуюся внутри, а ладони начинают зудеть.
Нет, нет, только не сейчас, не здесь. Я опускаю руки на колени, упираю в бедра, вжимаюсь в плотную ткань, на лице само смирение и доброжелательность, но внутри меня бушует огонь, требующий выхода.
- Сколько людей было сожжено с заботой об их благополучии, лас Иститор?
- Вестая... - перебивает доселе молчавший Вилор, но Инвкизитор с улыбкой качает головой и жестом - коротким, четким - требует молчания, не сводя с меня взгляда. Так может художник смотреть на картину.
- Пятьдесят три за прошедший год, - он почти шепчет, неотрывно глядя мне в глаза. - Тьма сильна, девочка, тьма близко, кто же сможет ее остановить, если служители неба опустят руки?
- Но... - я теряюсь от его непоколебимой уверенности в собственной правоте. - Выходит, если человек совершает злодеяния просто... от того, что он - плохой человек, его ждет судьба гораздо более щадящая, чем если он совершает их из-за... демонов, которые принудили его, которых, возможно и вовсе... нет?
- О, они есть, ласса, - служитель откидывается на спинку стула и делает глоток из кружки. - Не хотел бы пугать такую милую, юную девушку, но тьма находит все больше лазеек в человеческих душах, с каждым годом, с каждым днем. Принудить с сотрудничеству с ней невозможно, иначе наш мир давно бы исчез, превратившись в кормушку омерзительных потусторонних тварей. И если человек оступается сам по себе, он - заблудшая овца, которую можно вернуть в стадо, но если он открывается тьме, то становится оружием, невообразимо опасным и сильным оружием силы, о которой знают лишь единицы.
- Вы?
- Я не всеведущ, но я делаю, что могу.
- Борясь с людьми, а не с тьмой?
- Борясь во имя людей и светлого неба. Пятьдесят три жертвы во имя мира целого государства, ласса. Целого мира...
Внезапно лас Инститор улыбается совершенно другой, расслабленной и немного ленивой улыбкой:
- Как странно, до сих пор я ни разу не обсуждал ничего подобного с женщиной. Я буду рад еще поговорить с вами, милая девочка. Надеюсь, это не последняя наша встреча? Впрочем, я думаю, вы со мной согласитесь, что Вилору не стоит надолго задерживаться в вашем чудесном местечке, его, гм, энергия и способности могли бы пригодится в более многолюдном городе, например, соседнем Лардоне, где население сравнимо с Гритаком... Могу ли я надеятся, что вы переубедите его, ласса?
- Наше общение со служителем неба не имеет ничего общего с подобными разговорами, лас. Обычно это мы, жители, обращаемся за советом, помощью и подсказкой, а в ответ приносим хлеб, молоко, мясо... но не советы.
- Хлеб, молоко, сопровождение на городские праздники, как это мило, ласса... Знаете, он так категорично настоивал на своем назначении именно к вам, что я не знаю, что и думать, списал на юношеское упрямство, молодые люди могут иногда слишком романтизировать свое стремление служить людям... Вы замужем, ласса?
- Моя свадьба была расторгнута пару седьмиц назад из-за тяжелой болезни жениха, лас.
- Сочувствую, сочувствую, но на все воля неба. В любом случае вы всегда будете желанной гостьей в моей доме, не забывайте об этом!
Прием был окончен, и я поднялась вслед за Вилором.
Мне не терпелось покинуть этот дом, слишком большой, богатый, слишком пустой - непохоже, чтобы там жил кто-то, кроме самого Инквизитора и, возможно, нескольких слуг. Одна из них - молчаливая пожилая женщина с очень серьезным и даже немного торжественным лицом - начала убирать со стола посуду и еду, к которой почти что никто не притронулся.
Мы уже спустились с крыльца, как лас Иститор снова возник на пороге.
- Я надеюсь, ты все же примешь верное решение, Вилор. Довольно коров и древних празднеств, тебя могут ждать великие дела.
- Я уже всё сказал, - Вилор отвечает, стоя спиной к дому, его голос абсолютно ровный, безэмоциональный, никакой - и я чувствую, насколько он напряжен.
- Ни один разговор не может быть закончен, пока не дан единственно верный ответ. Ласса!
Я все же оборачиваюсь и бросаю взгляд на инквизитора. Внезапно я вижу пожилого человека, очень одинокого и уставшего, и седина в его волосах отсвечивает не благородной белизной, а болезненной желтоватой серостью, и на мгновение мое сердце сжимается не от страха и отвращения - от жалости.
- Ласса, я сказал, что всегда буду рад вам, но лучше бы вам какое-то время воздержаться от поездок в Гритак.
- Отчего же, лас?
- Несмотря на праздник, сейчас не самое спокойное время. Многие люди... болеют.
- О чем ты? - Вилор не выдерживает и удивленно, настороженно смотрит на дядю.
- Участились случаи заболеваний хладным мором, - служитель пожимает плечами. - Обычное дело для хладеня и морозя, но в этом году число заболевших явно превышает то, что было в прошлые годы и... не будем забивать прелестную головку твоей спутницы. В Гритаке много людей, много приезжих, сложно уследить за всеми. Надеюсь, зараза обойдет ваш светлый и прекрасный уголок. А мы должны лишь дождаться тепла и уповать на небо, - он снова улыбается. - До встречи, ласса.
Глава 18.
Вилор идёт размеренным шагом до ворот, но, как только мы оказываемся вне поля зрения инквизитора, резко прибавляет скорость. Я еле успеваю за ним, кажется еще немного - и он сорвётся на бег.
- Вилор! - окликаю тихонько, и он останавливается, ждёт меня. Заправляет за ухо выбившийся локон, волосы у меня, наверное, совсем растрепались, а я и не заметила.
- Прости меня, Таюшка.
Я смотрю вопросительно, жду продолжения.
- Я не хотел тебе говорить о своих...родственниках, - хмыкает невесело. - Был уверен, что его нет дома. Знал, как ты к нему относишься...и как он встретит тебя, тоже предполагал.
- А как он меня встретил?
Вилор молчит какое-то время.
- Я думала, ты... уважаешь его. Восхищаешься...
- Уважаю и восхищаюсь, безусловно. Сейчас Герих уже немолод, но совершенно не растерял своей энергии и сил, а когда я был маленьким, был еще более... - мой спутник спотыкается на полуслове.
- Наверное, такая сила... подавляет?
- Еще как, - почти шепотом говорит он. - Еще как...но... все сложно, на самом деле.
Встряхивается, словно пес, выдыхает.
- Нам надо Асанию забрать, время впритык уже, - Вилор нерешительно протягивает мне руку. - Идем?
Я подаю руку, но Вилор внезапно проводит растопыренной рукой по моей голове, запускает пальцы в волосы, словно не в силах сдержать эту украденную на мгновение у неба нежность. И вдруг замирает, но еще больше замираю я: его пальцы натыкаются на узкий тонкий шрам, появившийся двенадцать лет назад, когда мы с тьмой заключили договор.
