Следом за ним, с трудом втиснувшись в узкий проём каюты, двое мужчин втащили лохань для омовений.
– Господин велеть Тильдо делать всё, что пожелать госпожа, – жутко коверкая слова проговорил человечек с тёмным лицом.
– Я ничего не хочу. Оставьте меня, – равнодушно произнесла Роуз, кутаясь в одеяло.
– Тильдо возвратиться через час, чтобы убрать воду и еда за вами. Вы – кушать и купаться, иначе господин сильно злиться, – сверкая белыми яблоками глаз, поспешно проговорил мужчина. – Когда господин сильно злой, он страшный. Не надо злить.
Роуз ничего не ответила.
Как только слуги вышли, притворив за собой дверь, она заставила себя подняться. Горячая вода была как нельзя кстати. С остервенением девушка принялась соскабливать со своего тела следы недавней схватки, в которой она потерпела столь сокрушительное поражение. Жаль, что из памяти эти ненавистные мгновения смыть не получится.
Кое-как приведя себя в порядок, она вернулась на кровать и свернулась калачиком. К еде Роуз не притронулась. Во-первых, её мутило при одном только виде на неё, во-вторых – это была единственная форма протеста, доступная в её положении.
Вернувшись через час, Тильдо только поцокал языком, красноречивым взглядом окинув не тронутую еду, но ничего больше не сказав, молча удалился, унеся из комнаты всё лишнее.
Роуз вновь осталась в одиночестве. Первый шок проходил, но легче не становилось. Напротив, только теперь до неё стал доходить весь ужас её положения. Она была полностью во власти этого чудовища, в его власти. И вряд ли то, что случилось накануне, останется единственным разом. Он будет приходить снова и снова – кто ему помешает. И раз за разом брать её силой.
От этой мысли Роуз подскочила на кровати, поднялась с неё и принялась метаться, как запертый в клетке зверь.
Нужно что-то делать! Нельзя позволить превратить ему себя в жертву, сломить её дух. Но, то ли она глупая, то ли слабая, но придумать ничего дельного, кроме как умереть, не получалось.
А умирать… умирать было страшно. Даже несмотря на то, что жизнь повернулась к ней самой тёмной своей стороной, несмотря на то, что держаться было не за что, несмотря на отвращение к самой себе и отсутствие надежды – умирать всё равно страшно.
Как это сделать? Уморить себя голодом?.. Это долго, а этот гнусный ублюдок наверняка явится вместе с закатом солнца. Как и любая нечисть.
Взгляд Роуз скользнул по постели и её осенило: вот же, оно, решение. А вон наверху крюк для масляной лампы. Она худенькая, он её выдержит. Не давая себе время на колебания и сомнений, девушка ловко скрутила жгут из простыней, сделав удавку.
Конечно, религия запрещает самоубийства, призывая к смирению. Но в её случае это вовсе не слабость – нельзя позволить повториться насилию. Этот человек, возможно, убийца её отца и сестры, не исключено, что и Вольф пал его жертвой. Подобная связь с убийцей не имеет право на существование.
Роуз, решительно встав на табурет, продела голову в петлю, внутренне холодея от ужаса. Осталось сделать только шаг.
«Господи, пощади мою душу грешную, – мысленно обратилась она к высшим силам. – Прости и защити».
Всё её существо протестовало против принятого решения. Воля к жизни боролась с принципами и упрямством. Роуз отказывалась подчиняться обстоятельствам, отказывалась смиряться с положением пленницы и рабыни, которую тиран может использовать, как захочет. Если она не может жить так, как должна, то и никак не будет.
Но на чисто физическом уровне её тело не желало мириться с необходимостью расстаться с жизнью. Роуз боялась боли, боялась неизвестности – её в равной степени пугала возможность того, что после смерти ничего нет, так и то, что её встретит строгий судия и спросит на то, что она собиралась сделать.
Девушка балансировала с петлёй на шее на краю табуретки, с колотящимся сердцем, никак не решаясь сделать последний шаг. Она хотела жить. Но продолжение существования виделось чередой унижений и… предательством. Позволять ситуации повториться, значит предать её чувства к Вольфу. Предать память отца.
Сделав глубокий вдох как будто собиралась нырять, Роуз решительно выбила табуретку из-под ног. Жгут огненным кольцом сжался вокруг шеи, перекрывая возможность дышать. Интуитивно она попыталась вернуть опору под ноги, но её не было.
В этот момент её охватил дикий ужас и в то же время торжество! Она смогла найти выход из ситуации…
Но ненадолго. Что за демон этот человек?! Словно стоял и ждал момента для красивого появления.
Уплывающее сознание мешало объективно оценивать происходящее, но для того, чтобы подхватить её на руки, ослабляя давление верёвки и вытащить девушку из петли, времени много не ушло.
Роуз, упав на пол, жадно хватало ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды. Она судорожно хваталась за саднящее горло. А перед глазами алым пятном мелькали одежды её мучителя.
Не успела она отдышаться, как охнула – Айдаган наотмашь ударил её по лицу. От пощёчины загорелась сначала одна, потому – вторая щека.
– Будь ты проклят! – вырвалась с искусанных губ Роуз.
Он навис на ней равнодушной высокой башней, его ноги пригвоздили её юбку к полу. С полным самообладанием, он жёстко схватил девушку за волосы и рывком поставил на колени, заставив запрокинуть голову и глядеть в его ничего не выражающее, белёсое лицо.
– Что всё это значит? – на ледяном лице не дрогнул ни один мускул.
Ни лицо, а маска. Застывшее на нём спокойное равнодушие хуже самой жестокой злости.
– Вам что за дело?! Вы своё уже получили! – прохрипела Роуз.
Каждое слово больно скребло по горлу, и говорить громче не получалось.
– Ты посмела испортить мои простыни. К тому же ты и сама моя собственность. Если я захочу перерезать тебе горло, то сделаю это, а до того времени никакого своеволия я не потерплю.
– И что ты сделаешь? – с вызовом вскинула голову Роуз. – Убьёшь меня? – засмеялась она с язвительным отчаянием. – Или изнасилуешь?..
Смех примёрз к губам под тяжёлым, ледяным взглядом. Захлебнулся, словно рыданьем.
Она испуганно сжалась, готовясь к очередному удару, когда он наклонился, чтобы подхватить под локоть и поставить на ноги.
– Я не стану тебя наказывать, – сообщил он голосом мягким, как шёлк или прохладным, как вода, – потому что сам не озвучил правила. Несправедливо наказывать человека за то, что ему не рассказали, правда? – проговорил он, мягко заправляя ей локон за ухо.
Роуз дёрнулась от протянутой к ней руки, но добилась лишь того, что руки мучителя оплели её талию железным кольцом.
– Правила очень простые и запомнить их несложно: ты делаешь только то, что я тебе разрешаю. Если я присылаю тебе поднос с едой – ты ешь; если я велю тебе принимать горячую ванну с лепестками роз и маслом сандала – ты так и делаешь. Если ты спишь на простынях, ты их не рвёшь и не портишь. Ты моя собственность и каждый волосок на твоей голове должен лежать так, как мне нравится. Ты не смеешь вредить себе, если я этого тебе не разрешу. Здесь всё понятно?
– Я не рабыня и повиноваться вам не собираюсь!
Белобрысый склонил голову к плечу и посмотрел на Роуз, чуть прищурившись:
– Ты знаешь, откуда берутся рабы?
– Рабами рождаются. Я – дочь графа Вестерлинга!..
– Когда ты не в силах отстоять собственные границы и независимость, когда признаёшь чужую силу, ты становишься рабом. Ах, да! Кажется, именно этим ты сейчас и занимаешься? – больно сжав её подбородок между указательным и большим пальцем принц Айдаган заставил Роуз запрокинуть голову.
Он был сильнее, чёрт бы взял его чёрную душу! Чисто физически – сильнее. Ей вновь пришлось подчиниться.
Его светлые, смеющиеся и злые глаза были так близко. Вырвать бы их! Заставить погаснуть навсегда!
– Отстаиваешься собственные границы и право на независимость? Отчаянная попытка, кому-то может даже показаться смелой. Но я с тобой не закончил. По-настоящему мы ещё даже и не начинали.
Теперь его пальцы больно впились в её челюсть, с явным намерением лишить возможности двигаться и унизить:
