Толстые ветви лиан вились надо мной в причудливом узоре, заслоняя лучи солнца и безжалостно обвиваясь вокруг умертвия. То дралось ни на шутку — яростно кричало, пускало в ход когти, вырывая куски стеблей и зеленые листья, и не сдавалось; но лианы крепко держали его, взамен сжимаясь сильнее и сильнее. Мертвая плоть рвалась под их напором; летели ободранные перья, покрытые вонючей слизью. Через минуту все было кончено — умертвие рассыпалось на части, оставив в воздухе сладковатый аромат гниения и кружащиеся перья.
Переведя дух, я осторожно села и потрясла головой. Тело заломило, мышцы свело от боли. Застонав, я кое-как встала и поковыляла ко входу в замок — Мелли с этим ополоумевшим совсем одна, и только Боги знают, что он с ней сделает!
Войдя внутрь, я направилась к лестнице, но тонкий вскрик из покоев леди Мойры заставил меня развернуться. Сжав зубы и игнорируя боль, я добралась до ее комнаты и распахнула дверь, ужаснувшись от увиденного.
На постели в окружении подушек застыла леди Мойра, беспомощно молотя руками по покрывалу, а ее за плечи крепко держала Полли. Ладони травницы были опутаны молодыми побегами какого-то растения, и страшная догадка осенила меня. Она не травница! Полли — маг Земли. Вот о чем говорил Филипп, когда сказал, что леди Мойра погибнет от рук мага Земли! И, конечно, все подумают на меня, ведь я — единственная в замке, кто обладает такой силой.
— А ну, отпусти ее, дрянь! — гаркнула я во всю мощь легких.
Полли, не ожидав кого-то увидеть, растерянно обернулась. На ее лице застыло выражение шока; но в следующую секунду она справилась с собой, и вновь потянулась к бабушке Энтони.
— Я кому сказала, — прошипела я. Сил на то, чтобы использовать магию, не было: поэтому я просто применила старый добрый трюк, которому меня научила Эллария. Бросившись вперед, я прыгнула на Полли, падая на пол и увлекая ее за собой. Травница отчаянно завизжала, пытаясь скинуть меня, а я совершенно не по-королевски вцепилась ей в волосы и лицо ногтями.
— Так ее, Анфрой! — заорала леди Мойра, откашлявшись. — Наподдай ей!
Если бы у меня была свободная минутка, я бы напомнила вредной старушенции, что так вести себя благовоспитанной леди не стоит. Но мы с Полли, пыхтя, пытались одолеть друг друга, катаясь по полу и путаясь в платьях, пока она не пустила в ход магию. Зеленые побеги на ее ладонях обвили мои руки на манер кандалов; я выругалась и призвала на помощь свои силы, выращивая толстые лианы, которые разорвали чужие хлипкие стебли.
Тем временем Полли, воспользовавшись моей заминкой, опять рванула к леди Мойре, угрожающе смотря на нее. Отделавшись от ростков, я вскочила и выставила вперед ладонь, выращивая новую длинную ветвь, покрытую острыми шипами, на каждом кончике которого поблескивал смертоносный яд.
— Отойди от бабули! — взревела я.
Не успела Полли прикоснуться к леди Мойре, как ее ногу обвила ветвь; шипы легко проткнули кожу, наполняя кровь прозрачными каплями. Полли отчаянно, на последнем дыхании закричала от дикой боли, и ее крик потонул в возмущенном вопле леди Мойры:
— Ополоумела совсем, Анфрой! Какая я тебе бабуля!
— Какая-какая, — огрызнулась я, — очень вредная и несносная.
Леди Мойра на это заявление неожиданно промолчала, и, приглядевшись, я заметила, что по ее лицу будто бы скользнула тень сожаления.
«Да нет, не может быть», — засомневалась я, отряхивая платье. Сверху послышался шум, и мой мозг пронзила отчаянная мысль: «Мелли!». Бросив последний взгляд на лежащую на полу Полли, и убедившись, что она навеки покинула этот мир, я ринулась из комнаты, слегка прихрамывая.
Стиснув зубы и не обращая внимания на боль, я ворвалась в кабинет Энтони, и вскрикнула от ужаса. Филипп держа Мелли двумя руками за горло, и кожа его была бледна, словно вся вымазана белилами. Глаза Амеллин закатились; она безвольно повисла, не пытаясь сопротивляться, а на ее шее появлялись темные пятна.
Услышав мой крик, Филипп повернулся, и на лице его расцвела широкая отвратительная улыбка.
— Выжила… — протянул он неуверенно, словно сомневаясь в своем желании убить меня. — Ну, ничего. Ты все равно не сможешь мне помешать.
Издав еще один отчаянный вопль, я бросилась к нему, и отлетела назад. В грудь ударила темная лента, наподобие тех, что были у Энтони — только эта была плотнее и шире, будто состояла не из тумана, а из какой-то слизи. Я согнулась пополам, кашляя в попытках вдохнуть воздух.
— Глупая принцесса, — покачал головой Филипп. — Так ничему и не научилась…
Мелли он отпустил, и она с тихим стоном рухнула на пол. Внутри меня все взорвалось от ликования: если она стонет, значит, жива! Это придало мне сил, и я снова вскочила на ноги, призывая свою силу.
Темно-зеленые лианы, нежные побеги плюща, ядовитые цветы — я пустила в ход все, что могла. Сила во мне бушевала, требуя выхода, кожа на ладонях горела, грудь разрывало от огромного количества магии.
И все было бесполезно.
Словно играючи, Филипп разделался со всеми моими растениями, и даже попытки воздействовать на него чистой магической силой ни к чему не привели. Я вымоталась — руки стали тяжелыми, будто прибавили в весе, ноги задрожали.
— Умри же, — рявкнул он, и этот рык принес с собой черную удушливую волну из плотного тумана. Она рванула ко мне, пожирая все на своем пути, и я в испуге вжалась в стену, закрывая лицо руками.
«Это конец», — подумалось мне, пока сердце отбивало бешеный ритм. Время замедлилось, и я всхлипнула, вдруг осознав, что так и не сказала…
Не сказала Энтони, как люблю его. Как мне жаль.
Холодные и склизкие, щупальца коснулись моих рук, обвивая запястья, и вместе с ними пришла боль. Жуткая, раздирающая боль — будто мои конечности опустили в кипящую смолу.
Я закричала, а Филипп смеялся, глядя, как я падаю на пол и вою от боли.
— Не смей трогать ее!
Где-то позади послышался тонкий девичий вскрик. Совершив усилие, я повернула голову, и увидела Стелу — тоненькая, со сведенными нахмуренными бровями, она стояла в дверях и грозно смотрела на Лавина.
— Не тронь ее, — повторила она.
За спиной Филиппа была сплошная стена из темно-серого, почти черного тумана. Он раскинул руки в разные стороны, и туман, ласкаясь, прильнул к нему.
Он снова засмеялся, запрокидывая голову — и дикий хохот прозвучал так ужасно, что я в страхе поползла назад, прижимаясь к стене.
— И что же ты сделаешь, Стела? Да и вообще, — он неожиданно пристально уставился на нее, будто пытался рассмотреть что-то. — Разве Полли не должна была убить тебя?
— Полли мертва, — объявила Стела, все еще гордо держа подбородок.
На это заявление Филипп не отреагировал. На его лице не дрогнул ни один мускул, только в глазах мелькнуло раздражение, а затем — досада. Помолчав, он сказал:
— Ну что же. Она всегда была бесполезной.
И взмахнул рукой. Туман заклубился, как от сильных порывов ветра, и направился к нам, полностью закрыв собой силуэт своего хозяина. Я закричала:
— Стела, беги!
Она только недоуменно взглянула на меня и неожиданно улыбнулась. И повторила жест Филиппа, поднимая руки вверх. На одной из них, покачиваясь на длинной цепочке, висел мертвый камень. Я ахнула, а Стела сжала ладони, и за ее спиной, покачиваясь в разные стороны, показались темные ленты магии Смерти.
Он схлестнулись с туманом Филиппа — вокруг уже все заволокло чернотой, и я не понимала, в какой стороне Стела, а в какой — Лавин. Зажав уши руками, я скорчилась на полу, а потом, вспомнив о Мелли, лежащей где-то рядом без сознания, осторожно поползла вперед, ощупывая пальцами пол впереди себя.
Надо мной слышались завывания ветра, шипенье и треск, отчаянные возгласы Стелы и яростные — Филиппа. От темного тумана кололо спину — все, к чему он прикасался, становилось ледяным, и жутко болело. Морщась от боли, я упрямо ползла вперед, пока не почувствовала что-то теплое. Сжав это пальцами, я с облегчением выдохнула — рука Мелли. Теплая. Живая.
