ее покои и… И он не знал, что будет делать с женой, которая вновь его ослушалась. А ведь казалось покорной, готовой выполнять все его приказы.
– И что мне с ней делать? – вымолвил тогда он, продолжая обедать. Ганс же решил промолчать, видимо, поняв, что госпожа и его обдурила. Что же, будет ему уроком.
Позже Маркус вернулся к делам, заранее приведя себя в порядок. Пока его силы не восстановились, ему не стоило покидать замок. Да еще и непонятно было, что делать с Аннабель и с тем, как ритуал отразился на их судьбах. Оставалось лишь набираться сил и ждать ответа от лордов-магов.
Вечером Маркус все же решил навестить жену в ее покоях, как и обещал. Он вошел без стука, надеясь застать Анну на месте. Она его ждала. И вновь вырядилась в нечто мрачное и бесформенное. Но платье не так заботило Маркуса, как их дальнейший разговор. Аннабель побывала в шкуре пленницы и не желала, чтобы марг погибла здесь. Она лишь искала ответы и получила их, хотя могла услышать то же самое и от Маркуса. Он не желал делать тайну из того, что Найту удалось вытащить из головы заложницы. Но Аннабель его опередила.
И вот она прикасалась к нему, сложив руки на его груди, и тихо плакала, пока он прижимал к себе жену, словно боясь отпустить.
Да, боясь…
Он едва не потерял ее там. В черном пламени, которое охватило дом и пожирало все вокруг. Он чудом успел прийти на выручку вовремя. Если бы Маркус опоздал…
Он выдохнул и зажмурился.
Когда она успела стать частью его жизни? Неужели ритуал связал их сильнее, чем чувства? А были ли чувства?
Недавно Маркус спросил, любила ли Анна его дядю. Ведь тот относился к девушке как к дочери, о чем сделал несколько записей в своих дневниках. Анна подтвердила, что тоже любила Бенджамина как отца. Но были ли в ней иные чувства, которые она могла бы испытывать к кому-то другому? Например, к Маркусу…
– Прости, я не хотела плакать, – вымолвила девушка, отступая. Маркус потерял момент и не удержал ее в своих объятиях.
Анна прикоснулась к лицу, вытирая рукавом слезы. Кисло улыбнулась, стараясь на него не смотреть.
Момент был упущен, и Маркус лишь мог смириться, понимая, что то ли от бессилия, то ли просто потому, что так сложилось, он сам же запутался в себе.
– Ужин, – произнесла Анна, все же рискнув на него взглянуть. – Я просила накрыть для нас. Ты же поужинаешь со мной?
Маркус промолчал.
Маркус ступал по лестнице медленно, прислушиваясь к каждому шагу. Он направился в темницу, в которой в детстве бывал много раз. Тогда его забавляли походы по длинной темной лестнице, интриговали зеленоватые всполохи факелов, которые не коптили и лишь светили тогда, когда кто-то шел сюда. Но больше всего ему нравилось бывать в самой темнице. Смотреть на пустые стены и представлять, как когда здесь были обитатели – враги дома Кроули. И пусть подобные занятия совершенно не радовали его мать и дядю, Маркус то и дело сбегал от слуг, чтобы вновь взглянуть на брошенные цепи и пустые каменные койки.
Теперь же он шел в темницу с полной уверенностью, что там поселился новый жилец. Враг его дома. Враг его королевства.
Поднявшись рано, он собрался навестить узницу и подумать о ее дальнейшей судьбе. С того момента, как они вернулись в замок, прошло уже пять дней. К пленнице за эти дни ходил только Аллан, который проводил свои допросы. И еще накануне, ослушавшись его приказов, здесь побывала Анна. Маркус хмурился, представляя, как она шла по этим изломанным ступеням, практически в полной темноте. Несмотря на наличие факелов, здесь все же было достаточно темно, чтобы свалиться и сломать себе шею. Именно по этой причине его родные в свое время не позволяли мальчику бегать в подземелье.
Добравшись до первой двери, Маркус замер. Выдохнув, он толкнул дверь и вошел.
Вчера они так и не поужинали.
Мысли, которые не давали ему покоя даже в такой ситуации, порядком нервировали мага.
Тряхнув головой, он преодолел почти всю темницу, пока не уперся в последнюю дверь. Здесь держали марга. Северин, дочь госпожи Драконьей пустоши. Дочь рода Рольтан. Ценный марг. Очень ценный.
Войдя в камеру, Маркус поморщился. Запах стоял еще тот. Затхлость, сырость, зловония грязного тела. В детстве он не думал, что пленники будут вонять именно так.
– Ха-ха, кто пришел! – прохрипела пленница, затрясся над головой цепями. – А я ждала леди. Где же леди?
Маркус сделал три шага, сократив между ними расстояние. И не таких пленников на своем веку повидал Лорд-Вершитель, и не таких допрашивал и казнил.
– Что-то еще хотел узнать, маг? – пленница тем временем уставилась на него и, не мигая, следила за каждым движением. – Я все рассказала Кошмару. И той прелестной леди, которая накормила меня вчера.
Маркус слышал, как Северин, обессиленная и уничтоженная поражением, пыталась храбриться, но получались лишь нелепые попытки укусить противника. Попытки, которые не увенчаются успехом.
– Так что? Что ты хочешь узнать?
Кроули улыбнулся. Правда, его улыбку Северин не заметила, так как зажмурилась и дернула руками, будто пытаясь сорвать цепи. Движения ее были хаотичны и напрасны. Сил в ее теле почти не оставалось.
– Тебе повезло, марг, – заговорил Маркус, когда пленница наконец-то перестала сражаться с невидимым врагом и угомонилась. На какой-то миг Кроули даже показалось, что Найт перестарался, и ее рассудок помутнел. Но он видел, что, несмотря на бессилие и страх, Северин все еще оставалась в сознании.
– И чем же? – она криво улыбнулась. – Ты пришел убить меня? Надеюсь, что так, потому что пешкой в ваших руках я не буду!
Маркус медленно покачал головой, и кривая усмешка на потрескавшихся искусанных губах девушки исчезла.
– Ну же, убей! – зарычала она, и из ее горла вырвался животный рык. – Не мешкай, Лорд-Вершитель! Не жди! Убей!
Кроули продолжал стоять на месте и смотреть на девушку, пытавшуюся вырваться из оков. Пытавшуюся сделать все, чтобы он привел приговор в исполнение. Маргов нельзя щадить. Марги опасны для Исоры. Их необходимо уничтожать. И Маркус так бы поступил, если б не понимал ценность их пленницы. И если б он не дал слово Аннабель, что эта девушка не погибнет в темнице Высокого замка.
– Ну же… Прошу… – сорвавшийся на хрип голос донесся до Кроули, и он, моргнув, посмотрела на пленницу. Если бы только мог поверить, то принял бы ее слез за откровение. Но маргам нельзя верить.
Сделав
