— Пойдем, я познакомлю тебя с моими родителями, — Катя поманила Виктора за собой. — Они уже наверняка ищут меня, волнуются.
— Давай сделаем это в другой раз.
— Ну почему же? — Катя с волнением снова взяла его за холодные пальцы. — Пойдем. Ты совсем замерз. У нас дома тепло.
Виктор мягко отобрал у нее свою руку, улыбнулся. Он понимал, что Катя специально не хочет принимать очевидную правду. Ей удобней думать, что он простой человек.
— Останемся, ночь такая короткая.
— Да, да, скоро глубокая ночь, поэтому надо торопиться, — закивала Катя. Она повернулась, чтобы уйти, но Виктор шагнул ей наперерез, потянулся к ее щеке.
— Катя, я люблю тебя! У меня есть только мое чувство, все остальное принадлежит ночи. Я вампир!
— Нет, — Катя попятилась. — Ты простой человек. И я… я тоже тебя люблю.
— Я готов ради тебя сделать что угодно, но ты должна принять мою сущность.
— Нет! — Она отходила, но при этом продолжала крепко держать его за холодную руку. — Ты замерз. Пойдем, я тебя отогрею.
— Меня невозможно согреть. Мой холод идет изнутри.
— Неправда! — Она тянула его как упрямый ребенок, у которого пытаются отнять игрушку, а он не дает. Но перетягивание было односторонним. Виктор стоял не шевелясь, хотя Катя изо всех сил пыталась сдвинуть его с места.
— Посмотри, какая луна!
Виктор поднял голову наверх, и Катя тут же забыла о том, что хотела увести его в дом. Луна и правда была великолепна. Тяжелым оранжевым мячом она висела над горизонтом, словно предлагала сыграть в дьявольскую игру.
— Луна? Где? — Катя обернулась, но сквозь легкую дымку ничего особенного не увидела. Размытый диск луны прятался от ее глаз, не обладающих способностью видеть так, как видят его глаза.
— Пойдем! — Виктор взял девушку за руку и повлек к реке. — Ты сейчас сама все посмотришь!
Ей показалось, что от скорости в ушах засвистел ветер. Они уже стояли на берегу, и Катя мгновенно забыла, как очутилась тут, словно для нее было нормально совершать такие головокружительные прыжки.
— Река переливается! — Он коснулся водной глади, капли, как крупные жемчужины, ударились о воду, рассыпались искрами, заблистали в свете луны.
— Тут темно, пойдем, — попросила Катя, для которой игра с водой значила не больше, чем обыкновенный плеск. С таким ведро падает в колодец, постиранное белье полощется в чистой проточной воде.
— Посмотри на этот мир!
Виктор развел руками, и уже через секунду они стояли около леса. Катя крепко держала его за плечи, запрещая себе думать о чем-либо другом, кроме как о Викторе. О том, что они так быстро перемещаются, она тут же забывала, словно этого и не было. Она улыбалась. Она ему не верила.
— Ночь — это ночь, здесь ничего не может быть видно, — Катя старалась говорить уверенно.
— Мне видно! — Он склонился к ней. — А если захочешь, будет видно и тебе!
— Ночь для сна, не для прогулок, — упрямо тянула свое Катя, категорически отказываясь принимать уже несколько раз доказанную ей истину.
— Ночь для таких, как я.
— Нет, — не соглашалась Катя, хотя продолжала идти за Виктором.
Они углубились в лес. Совы встречали их уханьем, ночные цветы склоняли головки, зазевавшиеся светляки поскорее уступали дорогу.
— Ты меня обманываешь! — как заклинание твердила Катя.
Они уже который час кружили по лесам и полям, и Катя все еще не верила вампиру. Она видела его горящие чернотой глаза, его губы, с которых падали сладкие слова любви, уверенное выражение лица, скупую улыбку, чувствовала сильные руки, твердую походку, невероятную выносливость. И все это ей казалось таким человеческим, таким настоящим.
Виктор все шел и шел вперед, сам уже не понимая, куда и зачем он направляется. Он доказал, что может все, показал еще не виданные никем сокровища земли, но в ее глазах так и не появилось доверия. Там навсегда поселилась настороженность.
Короткая летняя ночь заканчивалась. Горизонт на востоке набухал чернотой, готовой вот-вот прорваться первыми лучами солнца, окраситься кровью рождения нового дня.
— Мне пора уходить.
Виктор гладил ее лицо, трогал пальцами мягкую теплую кожу, вдыхал ее запах, после прогулки в лесу очищенный от посторонних примесей, пряно-сладкий, тягучий, похожий на аромат летней прогретой воды.
— Останься! — Катя была убеждена, что Виктор сам не догадывается, насколько он человек. — Ты зря боишься.
— Я приду вечером. — Незаметно для Кати Виктор вел ее обратно к селу. — Дождись меня.
— Не уходи. — Кате казалось, что она в крепко сжимает его руку, хотя для Виктора это было всего лишь незначительным касанием.
Они уже стояли около ее дома.
— Прощай!
— Подожди чуть-чуть, — умоляла она.
— Я должен переждать день. Солнце меня убьет.
— Твои дела подождут. — Катя его не слышала.
— Мое дело — вечная жизнь, — горько усмехнулся Виктор. — Вампирам вреден дневной свет.
— Ты не вампир! — Катя произнесла это слово, и в душе у нее что-то оборвалось, словно сочетание звуков рождало невыносимую для нее вибрацию. — Ты не можешь быть вампиром.
— Пускай я для тебя останусь человеком, только отпусти меня!
Солнечные лучи уже пробили черноту, осветили деревья слабым блеском, горизонт залился алым.
— Подожди.
Катя не отпускала его рук, безотрывно смотрела в его лицо. Нет, это не могло быть правдой. В ее представлении мира отсутствовало само такое слово. И Виктор, который говорил ей о любви, обещал невероятные вещи, Виктор, которого она уже полюбила и поэтому пыталась вписать в свою жизнь, просто не мог быть не человеком.
— Ожидание подобно смерти, — простонал вампир.
Виктор чувствовал, что каждое его слово вплетается в бесконечную вереницу секунд, они подхватывают песню голоса и несут к солнцу, где каждый звук становится полешком для небесного костра.
— Ты же говорил, что любишь. Как ты можешь уходить?
Катя старалась увлечь Виктора в сторону дома, но сам Виктор раз за разом разворачивал ее в противоположную сторону.
— Моя любовь останется с тобой! — молил Виктор. — Один день, и я снова буду рядом. Не убивай меня.
Солнце набухало у него за спиной. Виктор чувствовал, как всегдашнее спокойствие изменяет ему. Он разрывался между необходимостью уйти и желанием остаться. Он и сам понимал, что теперь все изменилось. Что никакая земля и гробовая доска, никакие церковные стены не спасут его от сжигающего солнца любви. Оно было запретным, оно не могло родиться в его душе. А раз оно все-таки появилось там, то обратного пути к прежней жизни нет. Только вперед, к свету, к солнцу.
