Ознакомительная версия.
— Ты проиграл, — повторил темноволосый.
— Ты лжешь! — воскликнул Кассиэль гневно.
Миша покачал головой. В его глазах были теперь боль и сожаление.
— Ты пал, — тихо сказал он. — Еще в тот самый момент, когда позавидовал людям, в тот момент, когда в голову тебе пришел этот план.
— Ты лжешь! — повторил Кассиэль. — Ничего не изменилось! Я по-прежнему служу Ему и пасу доверенный мне скот. Ты говоришь о падении, но разве ты слышал негодующий звук труб, видел, как меня сбрасывают оттуда? — ангел пальцем ткнул в беззаботно синеющее небо.
— Это ты не услышал и не увидел всего этого, оглушенный и ослепленный собственной гордыней. Ты пал, Кассиэль, и, увы, это правда. И в конце концов трубы и прочая шумиха — это иносказание, фигуральное выражение. Ответь, нет не мне — себе, — как давно ты не слышишь Бога?
Ангел пошатнулся, и его безмятежное лицо вдруг исказилось гримасой гнева и боли.
— Я лишь хотел, чтобы люди знали свое место! Они слабы и уступчивы к искушениям зла! — крикнул он с негодованием.
— Так почему же ты стал злом, Кассиэль? Ангелы не искушают, — покачал головой Михаил.
— Ну что же… — Кассиэль обернулся к Алисе, и губы его искривила дикая ухмылка. — Он и вправду выиграл. Я проиграл. Но каково тебе быть игрушкой, которую мы перебрасываем друг другу? Неужели ты думала, что он — человек и случайно появился возле тебя? Неужели ты думала, что он сможет полюбить тебя и вы будете с ним вместе? Это смешно. Ты смертная, он — белокрылый ангел.
В последних словах Кассиэля звучала уже откровенная издевка, но Алиса и так поняла все. То новое и необычное чувство, которое пришло к ней сегодня, никому не нужно. Ее душа, ее сердце стали разменной монетой в борьбе высших сил. Смешно! Рассказать кому-нибудь в институте — обхохочутся. Или, что вернее, сочтут ее чокнутой.
— Да, я поняла, — тихо проговорила она, опустив голову. — Я поняла. Я пойду.
— Ты играл один, Кассиэль. С самого начала. Я лишь пытался не дать тебе заиграться.
Алиса отвернулась. Ей хотелось зажать руками уши и ничего больше не слышать. Все понятно. Миша — такой же, как Кассиэль. Только тот темный, а он светлый. Она думала, что он любит ее, а он… только спасал. Отчего-то от этой мысли стало больнее, чем от предательства Кассиэля. Именно теперь она почувствовала себя окончательно растоптанной.
— Постой!
Миша… нет, Михаил попытался взять ее за руку, но Алиса отшатнулась. Ангелам свойственно утешать. Ей не нужны утешения и ангелы-утешители тоже.
Сделав несколько шагов прочь, она вдруг вспомнила об очень важном деле и обернулась, глядя не на Михаила — только на Кассиэля.
— Я возвращаю тебе твой гибельный дар! — громко повторила она.
Все. Теперь уже все. И ничего не осталось. Только пустота в груди, только тупая боль. Девушка не плакала. Ей было слишком больно, чтобы плакать. Плачут, когда жалеют себя, плачут, когда сердечные раны уже подживают и боль постепенно сменяется тихой печалью, легкой, как дуновение летнего ветерка. Первый, самый страшный, удар переживают со стиснутыми зубами, даже не мечтая о том облегчении, что приносят слезы.
Алиса шла по знакомой с детства улице, не узнавая ни места, ни людей. Она брела словно в густом тумане, и прохожие сторонились ее.
— Такая молодая, а уже выпивает, — укоризненно покачала головой какая-то бабулька.
Но Алиса не слышала ее.
Она шла и шла, пока не врезалась в какое-то препятствие. Инстинкты, заменившие ей сейчас сознание, подсказывали, что препятствие следует обойти. Алиса шагнула в сторону, но препятствие переместилось вслед за ней. Еще один шаг — и повторилось то же. Девушка остановилась, не сразу догадавшись поднять взгляд. Но когда она сделала это, то увидела перед собой Михаила. Точь-в-точь такого же, каким она его знала всегда. Над его головой не было сияющего нимба, черты его лица не казались столь совершенно скульптурными, как у Кассиэля. Он был похож на обычного парня лет двадцати. Его выдавали только глаза — слишком пронзительные и умные, а еще — похожие на два солнышка ямочки на щеках, появляющиеся, когда он улыбался.
Сейчас он улыбался — но чему?..
— Привет! — сказал Михаил… или Миша?.. — Я говорю «привет» потому, что сегодня ты со мной уже попрощалась. И вот мы снова встретились. Заново. Можно сказать, с чистого листа. Это необыкновенная способность людей: каждый раз начинать все сначала.
Алиса не понимала, зачем он все это ей говорит.
— Но ты — не человек, — выдавила она хмуро.
— Правда! — он кивнул, легко соглашаясь с ней. — Но я буду стараться, ты же мне поможешь?.. Знаешь, сегодня замечательный день, потому что я нашел себя. Так странно, что я не понимал это долгое время.
Девушка замерла, боясь пошевелиться, страшась легким случайным движением спугнуть ощущение чуда. Сердце, замерзавшее в груди, стало оттаивать и принялось биться. Удар. Еще удар…
— Все просто, — продолжил он, — мое место — здесь, рядом с тобой. Помнишь, как мы встретились в первый раз — там, у фонтана.
Алиса кивнула.
— Это было четырнадцать лет назад, — тихо сказала она. — Почему же тебя не было со мной так долго?
Миша улыбнулся.
— Я был, всегда был рядом, просто ты меня не замечала.
— И теперь все будет так же? — осторожно спросила девушка и тут же пожалела о своем вопросе. Лучше не спрашивать. Лучше не знать. Обмороженное сердце еще помнило о боли и еще слишком боялось потрясений — любых — и грустных, и радостных.
— Нет, — твердо ответил Михаил. — Теперь все будет по-другому. Если ты захочешь.
— Захочу, — выдохнула Алиса. — Знаешь, а ведь я любила тебя всегда. С самого детства, когда мне было еще четыре, и поэтому потом не могла полюбить никого другого.
— Я знаю, — ответил он серьезно. — Я тоже полюбил тебя с тех самых пор.
Серые глаза смотрели прямо в ее глаза, и девушка видела в них свое отражение. Это необыкновенное чувство — видеть свое отражение в глазах того, кого ты действительно любишь.
Миша осторожно притянул ее к себе. От него исходило тепло, совсем как в детстве, а еще едва уловимо пахло ладаном и цветами.
— Неужели ты покинул небо только ради меня… — начала говорить Алиса.
Но Миша не дал ей договорить, прикоснувшись губами к ее губам.
И мир вдруг перевернулся и… встал с головы на ноги. Только теперь Алиса поняла, что все вокруг именно такое, как надо, только в этот миг из ее сердца исчезла та тоска, что жила в нем всегда, из-за которой ее считали мечтательницей и фантазеркой. Все встало на свои места, и пазлы сложились.
Они стояли и целовались прямо посреди оживленной улицы. И проходящие мимо них старые женщины вдруг смущенно, словно школьницы, переглянулись.
Ознакомительная версия.
