Губы Фила дрожали от отвращения.
— Ты говоришь это, чтобы напугать меня.
Джеймс посмотрел куда-то вдаль.
— Я видел, как это бывает.
— Я тебе не верю.
— Я видел это собственными глазами. — Джеймс смутно осознавал, что кричит.
Он схватил Филиппа за ворот рубашки. Он не владел собой, но уже не думал об этом.
— Я видел, как это случилось с близким мне существом, понимаешь?!
Но Филипп по-прежнему недоверчиво качал головой. Джеймс продолжил:
— Мне было всего четыре года, и у меня была няня. У всех богатых детей в Сан-Франциско есть няни. Она была смертной.
— Отпусти, — пробормотал Фил, пытаясь освободиться из крепко сжимавших его рук. Он тяжело дышал: он не желал слушать эту историю.
— Я ее обожал. Она давала мне все, чего я не получал от собственной матери. Любовь, заботу и ласку. У нее всегда находилось для меня время, она никогда не была слишком занята. Я звал ее мисс Эмма.
— Отпусти.
— Но мои родители сочли, что я слишком к ней привязался. Поэтому они взяли меня с собой на выходные и не давали мне питаться. И когда мы приехали домой, я умирал от голода… Они попросили мисс Эмму уложить меня спать.
Фил замер. Он перестал вырываться и стоял, наклонив голову и отведя глаза, чтобы не смотреть на Джеймса. Джеймс кричал ему в лицо:
— Мне тогда было всего четыре года. Я не мог остановиться. Я хотел и не мог. Я скорее умер бы сам, чем умертвил мисс Эмму. Но когда умираешь от голода, то теряешь контроль над собой. И я не мог сдержаться и пил кровь, я плакал, хотел прекратить, но продолжал пить. Когда я наконец смог остановиться, было уже поздно.
Последовала долгая пауза. Джеймс только сейчас понял, что все это время крепко держал Фила за грудки. Он медленно отпустил воротник Фила. Фил молчал.
— Она лежала на полу. Я думал, что дам ей своей крови, она станет вампиром, и все будет хорошо.
Джеймс уже не кричал. Он смотрел на темную стоянку для машин.
— Я перерезал себе вены и вымазал ей губы кровью. Она глотнула немного, но тут пришли мои родители и остановили меня. Мисс Эмме не хватило того количества крови, которое она проглотила.
Джеймс замолчал, потом вдруг встрепенулся, словно вспомнил, зачем он рассказывает все это Филиппу.
— Она умерла той ночью. Это была тяжелая смерть. В ней боролись два вида крови. И вот к утру она снова ходила по дому, но это уже не была мисс Эмма. Ее черты заострились, кожа стала серой, глаза — плоскими, как у трупа. А когда она начала… разлагаться, отец отвез ее в Инвернес и похоронил. Но сначала убил.
Почти шепотом он добавил:
— Я надеюсь, что сначала убил.
Фил медленно обернулся и посмотрел на него. Впервые за этот вечер в его глазах Джеймс увидел не ужас и отвращение, а некое другое чувство. Это похоже на жалость, угадал Джеймс.
Он глубоко вздохнул: после тринадцати лет молчания он наконец рассказал эту историю, и кому! Филиппу Норту! Но сейчас не было времени размышлять над абсурдностью ситуации. Нужно было добиться своего.
— Так что советую тебе, если не уговоришь Поппи повидаться со мной, убедись, по крайней мере, что ей после смерти не будут делать вскрытие и бальзамирование. Ты же не хочешь, чтобы она разгуливала без внутренних органов. А еще приготовь осиновый кол на тот случай, если не сможешь больше выносить ее вида.
Жалость исчезла из глаз Фила. Его губы вытянулись в тонкую дрожащую линию.
— Мы не допустим, чтобы она превратилась в… ходячий труп. Или в вампира. Я понимаю, что тебе жаль твоей мисс Эммы, но это ничего не меняет.
— Речь идет о жизни и смерти Поппи, ей и решать.
Но терпение Фила иссякло. Он лишь качал головой.
— Держись подальше от моей сестры, — сказал он. — Это все, о чем я тебя прошу. Сделаешь, как я говорю, я оставлю тебя в покое, если нет…
— Что тогда?
— Тогда я расскажу всем в Эль Камино, кто ты на самом деле. Я подниму на ноги полицию, мэра, я буду кричать об этом на всех углах.
Джеймс почувствовал, как у него холодеют руки. Фил не понимал, что теперь он просто обязан убить его. Любой смертный, проникший в тайны Царства Ночи, должен умереть, а смертный, который угрожает рассказать о них всем и каждому, должен погибнуть немедленно. Здесь нет места сомнениям, нет места милосердию.
Джеймс вдруг почувствовал сильную усталость, мысли у него в голове путались.
— Убирайся отсюда, Фил, — произнес он вялым бесцветным голосом. — Да поживее. Если ты действительно хочешь защитить Поппи, то никому ничего не скажешь, потому что они расследуют это дело и поймут, что Поппи тоже знает о существовании Царства Ночи. Они убьют ее… после допроса. Как видишь, ничего хорошего.
— Кто «они»? Твои родители?
— Люди ночи. Они живут рядом с нами, Фил. Любой из тех, кого ты знаешь, может оказаться в их числе. Любой. И мэр тоже. Так что держи рот на замке.
Филипп посмотрел на него прищурившись, затем развернулся и направился к своей машине.
Никогда еще Джеймс не чувствовал себя таким опустошенным. Все, что он задумал, обернулось против него. Поппи грозила теперь еще большая опасность, чем раньше. А Филипп Норт считал его выродком и злодеем. Фил не знал только одного: Джеймс был с ним полностью согласен.
По дороге домой Фил вспомнил, что выронил сумку с клюквенным соком и консервированной дикой вишней, которые попросила Поппи. За последние два дня Поппи почти не притрагивалась к еде. А когда она все же соглашалась что-то съесть, то это всегда было нечто странное. Хотя, нет, — это всегда было что-то красное. Фил осознал это, когда во второй раз оказался у кассы в супермаркете. Он почувствовал спазм в желудке. Все, чего она хотела в последнее время, было красного цвета и неизменно полужидкое. Понимала ли сама Поппи, что с ней происходит?
Войдя в спальню сестры, он изучающе посмотрел на нее. Теперь Поппи почти все время лежала в кровати. Она была бледной и очень спокойной. Одни только глаза жили на ее лице своей особой, беспокойной жизнью. Они словно светились диким огнем.
Клифф и мама говорили о необходимости нанять сиделку, которая постоянно присматривала бы за Поппи.
Поппи с отвращением смотрела на принесенные им лакомства. Она сделала маленький глоток и поморщилась. Фил наблюдал за ней.
— Не понравилась дикая вишня? — спросил Фил, подвигая стул и усаживаясь рядом с кроватью сестры.
Еще глоток, и она поставила банку с консервированной вишней на столик рядом с кроватью.
— Не знаю… Вообще-то я не голодна, — сказала она, откидываясь на подушки, — извини, что зря гоняла тебя в магазин.
— Да что ты, ерунда.
«Боже, она выглядит совсем больной», — подумал Фил.
