– Спасибо, что согласились встретиться со мной, мастер! – проговорила Роэл с почтением. – Это действительно очень важно! Много лет назад вы сделали подвеску для меня по заказу моей матери Вевы Харт и…
– Никакой Вевы Харт я не помню, – голос у мастера Маттиоли оказался на редкость неприятным, визгливым каким-то даже. – Но я помню свою работу и то особенность, которую вложил в этот ключ. Он блокирует, подавляет вампирский дар. Точнее – способность подчиняться любому отданному извне приказу. Обладает накопительным эффектом, то есть чем дольше его носят на шее, тем сильнее он действует. Так чего ты хочешь, бойкая маленькая мадмуазель?
– Да, вы сделали блокатор для меня, это у меня сверхспособность подчиняться. И он верой и правдой служил все это время, не знаю, что я вообще бы делала без него? Наверное, боялась вообще показываться на людях… – проговорила Роэл. Она волновалась, поэтому тараторила без остановки. – Но случилось ужасное – недавно я встретила вампира, на которого блокатор не действует! Вот об этом я и хотела спросить вас, создателя кулона! Почему? Почему ключ перед ним бессилен?
– Блокатор не действует на вампира? – в голосе Маттиоли отчетливо послышалось раздраженное удивление. – Девочка, не вынуждай меня сомневаться в твоей адекватности. Я сам создал этот блокатор. Я, лично я, своими собственными руками, и я вложил в него частицу своего дара.
– Это правда! – с отчаяньем воскликнула Роэл. Ну вот, ей еще и не верят. – Ключ не действует на него и теперь… Теперь он поставил меня в полную от себя зависимость. Я выполняю любое его пожелание, но… Я не могу так жить! Это самый ужасный, самый мерзкий, самый страшный монстр и…
– Монстр? – задумчиво переспросил Маттиоли, замолчал и сделал большой глоток кофе. – О ком идет речь, ну-ка, скажи-ка мне, маленькая мадмуазель?
– Это Гаспар Леоне, – проговорила Роэл с едва заметной запинкой. – Он пациент лечебницы Св. Трифона, содержится там в изоляторе, потому что…
– Гаспар? – бесцеремонно перебил Маттиоли. – То есть ты хочешь сказать, девочка, что попала в зависимость Гаспара Леоне? Ей-богу, в жизни ничего забавнее не слыхал! Бедная малышка!
И он засмеялся хриплым, каркающим смехом, отчего Роэл сделалось совсем непонятно и неприятно. Даже очки снял, хотя лучше бы этого не делал – у него оказались блеклые старческие глаза в окружении сетки морщин.
– Вот же угораздило тебя, крохотулечка, – отсмеявшись, проговорил Маттиоли. – Ох, угораздило! Гаспарушка – парень веселый, с выдумкой, и я даже интересоваться не буду, что он с тобой вытворяет и что еще вытворит. Что ж, просвещу, бойкая маленькая мадмуазель. Гаспар Леоне – случай особый и ооочень интересный, ибо он находится в пограничном состоянии на переходе от вампира к упырю, на которого вампирские сверхспособности не действуют. К тому же, насколько я в курсе, в лечебнице, чтобы замедлить процесс обращения, Гаспару колят эналиум, а это вакцина, хоть и действенная, но практически неизученная. Побочные эффекты никто не отменял.
– То есть всё из-за того, что он почти упырь? – Роэл задумалась, пытаясь вникнуть в смысл его слов. – Получается, когда Гаспар обратится в упыря окончательно, он не сможет мне приказывать?
– Когда он окончательно обратится в упыря, единственным его желанием будет тебя сожрать, малютка, – ответил Маттиоли. – Пока он еще себя контролировать может, впрочем… Впрочем, кто знает, что творится в его психованной башке.
– То есть, с этим ничего поделать нельзя? Я должна его терпеть до тех пор, пока он не станет упырем? – девушка закусила нижнюю губу.
– Ну почему же, малютка? – Лоуп Маттиоли наклонился вперед, внимательно разглядывая Роэл. – Учитывая твою тяжелейшую ситуацию, я готов пойти навстречу и сделать еще один амулет-блокатор, предохраняющий персонально от приказов Гаспара Леоне. Мне было бы действительно интересно над ним поработать.
Упавшая духом Роэл встрепенулась. Неужели вот так запросто знаменитейший мастер-ювелир княжества окажет ей свою бесценную помощь и сделает сильнейший амулет, который защитит Роэл от Гаспара? И не будет больше этих мучительных встреч, не будет ощущения беспомощности, не будет противного осознания того, что Роэл себе не хозяйка. Девушка тут же ухватилась за слова Маттиоли, как за спасительную соломинку, чуть ли не руки ему кинулась целовать.
– Да-да, конечно! Я буду вам так благодарна, даже не представляете, мастер! Он ведь измучил меня и…
– Два миллиона лиардов, – проговорил Маттиоли, не слушая ее благодарностей, которые утихли, лишь Роэл услышала сумму. – Именно за такие деньги я согласен взяться за этот кулон и вложить в него свой уникальный дар.
– Два миллиона? – девушка задохнулась – цифра была для нее нереальной, невозможной, космической. – Два?
Да столько не стоила даже квартирка в многоэтажном доме, которую она снимала! Хотя бы пятьсот тысяч – она могла взять ссуду в Национальном вампирском банке, занять у кого-нибудь… Но два миллиона? Два! Ее зарплата в газете пятнадцать тысяч ли, и под эти жалкие пятнадцать тысяч Нацвабанк ей такую ссуду точно не даст! А даже если и дал бы, то под такие проценты и на такой срок, что Роэл и всей жизни не хватило, чтоб расплатиться!
Но, кажется, ошеломление и ужас, в который привела ее названная Маттиоли сумма, так ярко отразившиеся на лице девушки, Лоупа Маттиоли ничуть не тронули.
– На раздумье даю две… нет… три недели. Потом за эту работу уже не возьмусь. Задаток – один миллион ли – отдаешь сразу, остальное по завершении. Bonne soirеe, Mademoiselle.
И он вышел из кабинета, оставив на столе недопитый кофе и черный глянцевый прямоугольник визитки с двумя короткими телефонами и безо всяких имен.
Пару минут Роэл сидела неподвижно, уставившись на визитку, как на зияющий провал в столешнице. Возможно, надо было упрашивать его, на колени кинуться, умоляя сбавить цену, но в глубине души Роэл понимала, что она окончательная. Такие, как Маттиоли не торгуются. Наоборот, он даже посчитал, будто делает ей одолжение.
Но, святой боже, где ей добыть два миллиона ли за три недели?! Крайне удрученная, шокированная, погруженная в невесёлые мысли, Роэл вернулась к столику, и здесь ее ждал неприятный сюрприз – Феба Дюпона там не было. Оказалось, он ушел, расплатившись по счету и попросив передать ей извинения, так как у него возникли неотложные дела. В принципе, Роэл могла его понять – она вела себя странно, выглядела отсутствующей, а затем и вовсе куда-то исчезла. Скорее всего, Феб подумал, Роэл не хочет проводить с ним время и решил вежливо самоустраниться, даже не представляя, что дело вовсе не в нем.
Перед тем, как уйти, Роэл заглянула в туалет, расположенный на том же этаже, что конференц-зал. Он здесь шикарный, белоснежно-позолоченный, в стиле барокко. Девушка склонилась над раковиной, чтобы плеснуть себе в лицо ледяными каплями из позолоченного крана, и ей показалось, что в сияющей глади зеркала промелькнула темная невысокая тень, и раздался цокающий звук, очень похожий на перестук копыт.
Позади навязчиво капала вода. Роэл посмотрела под ноги – пол был залит огромной лужей, которая подбиралась к мыскам ее туфель и всё продолжала пребывать из последней кабинки. Хрустальная люстра под потолком вдруг замигала и погасла, чтобы с влажным потрескиванием тускло вспыхнуть вновь.
Практически не отдавая отчета в своих действиях, Роэл, как в дурном фильме, ступила в лужу, пошла вдоль кабинок, которые казались бесконечными и, на пару мгновений замерев перед последней, из-под двери которой лилась вода, осторожно ее толкнула.
Она сидела на закрытой крышке унитаза в неестественной, изломанной позе, невидяще уставившись куда-то в потолок, рассматривая измученными глазами то, чего Роэл увидеть не могла. Сверкающая изумрудами диадема съехала набок, одна сережка валялась на полу, зелено-коричневое платье-туника съехало набок, открывая одну грудь, а ноги девушки были раздвинуты – по внутренней стороне бедер в унитаз стекали капли крови. Из переполненного бачка струилась на пол вода.
