Эту картину я видела так ясно, как свои руки. Но я ее не нарисую… Келлан убьет меня, если я вместо привычных абстракций съедобными красками, возьму акварель и напишу парня.
Я запустила пальцы в волосы и потянула пряди до боли. Он не покидает меня ни на секунду. Кружит, бродит рядом. Я замолотила кулаками по темно-зеленой обивке. Схватила диванную подушку и метнула в синтезатор.
На внутреннем таймере осталось шестнадцать минут. Я больна. Мне нужен постельный режим, таблетки от температуры и от дурных мыслей.
Ирий не человек, он — вирус. И больна не одна я, раз люди уже тратят деньги на его фото и требуют больше.
Пока ночью я страдала от ушибов, в Сети всплыло, что раньше он жил в пятом секторе и пел в популярной группе. В моем тайнике до сих пор лежит диск с его песнями, который я не слушала — в старом компе сдох дисковод. А сейчас нетизены выложили в Сеть видео с его выступлениями — журналисты растащили и рубят обзоры. Восторгаются эмоциональным голосом и харизмой.
Скотина, сидит в печенках.
Я должна найти нечто такое, что покажет, какой он мерзавец, извращенец, урод… Я подорвалась с дивана и устремилась в спальню. Ванную комнату обыскала сразу, как телепортировалась в квартиру. Возле душевой кабины лежал мокрый плащ с капюшоном и пакеты. Дожди у нас бывают редко: за год можно по пальцам пересчитать. Ирий, блин, мылся в плаще?
Спальня белая, ламинат серый. Огромная двухспальная кровать с кованной верхушкой изголовья аккуратно заправлена, по бокам черные тумбочки. Там точно лежит интересненькое.
Я присела у левой тумбочки и открыла первую полку. От разноцветных квадратиков запестрело в глазах. Рай презервативов, штук сто, на разный вкус, запах и цвет. Я пошарила рукой и наткнулась на три тюбика лубриканта. Все начатые.
С громким стуком я закрыла верхнюю полку и открыла нижнюю. Маска для сна, упаковки влажных салфеток, кремы, массажные свечи.
Где старый дневник, детские фотографии, инструменты для наркотиков, наручники с запекшейся кровью, диски с домашним порно? Хоть что-нибудь такое, что я находила у других жертв!
У правой тумбочки есть шанс меня обрадовать. Я обошла кровать и в нетерпении дернула дверцу за ручку: в меня дыхнуло прохладой. Мини-холодильник? Взбитые сливки, кубики льда, джемы.
Да черт! У меня слюнки потекли. Я захлопнула дверцу и повернулась к шкафам, встроенным в стену. Распахнула ближайший. Одежда опрятно развешена, по цветам. Рубашки, костюмы, джинсы, майки, футболки, толстовки. На отдельной полке наряд врача, полицейского, кожаные штаны. Я подалась вперед, уткнулась носом в рубашки и вдохнула запах. Он похож на черный перец или на кардамон, но постепенно, с каждым вдохом, раскрывался нотами мускатного ореха, ароматного кофе, горького шоколада и рома.
Маньячка. Раздеться бы, натянуть на себя его рубашку, упасть на кровать и… сожрать взбитые сливки, наполняя рот мусом из бутылки.
Почему я никогда не брала вещи Келлана? Почему он не пахнет так, что просыпается волчий аппетит и легкие сводит истомой? Почему он решил, что круто разнообразить секс, заламывая руки за спину, а не прикупил взбитые сливки или массажные свечи?
Почему? Почему…
… у него нет в гардеробе кожаных штанов? К лицу приливал жар, пока я разглядывала их. Смущает, но безумно любопытно, как Ирий выглядел бы в них.
На внутреннем таймере мелькнуло девять минут. Зажмурив веки, я выдохнула, очищая легкие от пьянящего запаха.
Хватит сходить с ума, надо работать. Как бы жестоко ни звучали слова Ирия, но он говорил правду: «…тебе остается только мечтать…»
Я подвигала одежду, проверила карманы. За шмотками мелькнуло черное пятно— я развела костюмы и рубашки в стороны. Сейф! Ура! С механическим замком — не ура…
Будь электронный, я бы взломала с помощью программы на телефоне. А Ирий не дурак.
С тоской я закрыла шкаф и подступила к соседнему. Тоже одежда? Но когда я распахнула створки, моя челюсть буквально отвалилась. Рука невольно прикрыла рот, глаза вылезли из орбит. Стыд жег колючей плетью, развратные картины замельтешили в воображении.
Это не шкаф, это витрина. Все новенькое, нераспечатанное. Мотки алой, фиолетовой веревки; рядовка разноцветных игрушек, которые, наверно, всовываются в глубокие места; насадки на член; наручники, стальные, кожаные, розовые; ошейники, ленты… Где плетка?
Я бегло обежала взглядом дикое разнообразие, но ничего похожего на плетку. Ну же! Где спрятана?
Перебирая коробки, я нашла еще одни наручники с поводком, а на полке на уровне лица… маленькую камеру. Красный огонек мило подмигнул.
Скотина! Я ведь в первую очередь осмотрела квартиру, нет ли камер! А он спрятал ее в шкаф! Крохотный кубик с объективом не имел карты памяти, значит видео транслировалось хозяину камеры. Не зря я прихожу на обыск квартир каждый раз с новой внешностью. Сегодня у меня короткие выбеленные волосы, на носу медицинская маска, а глазки — чистые, голубые, невинные.
Пусть думает, что чудеса макияжа меняют черты. Я показала камере средний палец, бросила ее на пол и размозжила подошвой. Через сколько сюда прискачет наряд полиции? Неважно. Едва я услышу, как открывается дверь, меня след простынет.
Руки в перчатках вспотели. Я раздраженно поправила коробки с игрушками, отошла и сфотографировала раскрытый шкаф на смартфон.
Чего игрушки не распечатаны? Он потешается надо мной? Догадывался, что я приду? Конечно, я побывала почти во всех квартирах жертв. Но Ирий заметил меня лишь вчера, когда успел столько купить?
Три минуты на внутреннем таймере. Я шустро сделала фото спальни и вышла в гостиную. Диванная подушка валялась под синтезатором.
Я замерла. Ирий точно извращенец. И садист. Скрытая камера, наручники… Он связывает девушек, приковывает к кровати и извращается, снимая на скрытую камеру. Может, в сейфе записи. А бить необязательно плеткой.
Подмывало сделать западло. Угрозу. Мол, жди, дальше будет хуже.
Но время поджимало. Келлан ждет на крыше. Я схватила подушку, чтоб положить на место, но в последний миг меня перемкнуло. Злость обжигающей горечью поднялась в горле. Я впилась в подушку пальцами со всей дури и разорвала. Пух брызнул в стороны, подлетел к потолку, улегся на темно-зеленый диван.
Не полегчало. Я сильнее раздраконилась.
Три. Два. Один.
Разорвать бы Ирия, или одежду на нем… Приковать голого и беззащитного к кровати, как он приковывал других и сказать: «Как ты смеешь?! Как смеешь притворяться милашкой перед поклонницами, а на самом деле быть садистом?»
Но плетку я не обнаружила. Кляпов и скотча тоже. Что, если он не бьет девушек, не делает больно, а делает… хорошо? Разве я была бы против, если бы Келлан принес наручники? Только бы не заламывал руки за спину до боли.
— Что такое ты там увидела? — спросил он.
Я вынырнула из размышлений: вокруг летал пух, ветер гулял в волосах, а Келлан, обмотавшись шарфом, выжидательно взирал на меня.
— Смотри сам. — Я протянула смартфон. Придерживая шарф на носу, Келлан открыл фотографии. Долго изучал, брови то хмурились, то поднимались, во взоре одна эмоция сменяла другую: удивление, презрение, веселье. Я неловко переступала с ноги на ногу. Почему-то прожигал и сковывал стыд, будто выставляла напоказ свои секреты.
Тишина давила на нервы.
— Видишь, он не коп. Наручники у него для игр… Солидная коллекция игрушек, да? Слышишь, укради я что-то, он и не заметил бы.
Про камеру лучше молчать. Мы едва-едва перестали ругаться. Келлан разъярится, если обрадую: а я, когда искала плетку, нашла камеру, тыкнула в нее средний палец и раздавила кроссовками!
— Зачем красть мусор? — Он сморщился.
— Почему мусор?
— Тебе что-то из этого нужно? — Карие глаза вперились в меня с укором. — Я не понимаю, тебе меня мало? Я тебя до оргазма не довожу?
— Нет, я… Пошутила! Ни в коем случае мне никто и ничего кроме тебя не нужно.
Голос звучал фальшиво, или почудилось? Оттенки, несвойственные мне, резанули по ушам. Чушь. Я сняла маску, взяла руку Келлана и положила себе на талию, заглядывая ему в лицо с улыбкой. Он приобнял, его взгляд смягчился.
