леггинсам, потирая ее через ткань. — Тебе лучше сказать мне остановиться, — шипит он. — Или я заставлю тебя кончить, и ты будешь кричать для меня.
Ее колени подгибаются от его прикосновения, и он ловит ее, притягивая в свои объятия. — Так напугана большим плохим Альфой, — шепчет он. — Но такая влажная для меня. Тебе нравится знать, что монстр заставляет тебя кончать?
Пайпер стоит по другую сторону двери, но, похоже, ей все равно. — Да, — шепчет она.
Одна рука обернута вокруг ее талии, в то время как другая все еще играет с ее влагалищем через тонкую ткань леггинсов. — Как быстро ты сможешь кончить для меня? — Бормочет он. — Ты можешь сделать это до того, как Пайпер откроет дверь и спросит, куда ты подевалась?
Его член упирается ей в живот, твердый и требовательный, когда она стонет от его прикосновений. Даже сквозь одежду он точно знает, к чему прикоснуться, чтобы найти ее клитор. Она прячет лицо у него на груди, а он что-то шепчет ей, пока она не падает с обрыва, закусив губу, чтобы не закричать.
— Вот так просто, — стонет он. — Черт, с тебя капает на мои пальцы.
Когда она спускается с высоты, он отступает от нее на шаг, но не раньше, чем прижимается губами к ее лбу. — Никогда не забывай, — говорит он. — Что ты принадлежишь мне. Всегда. И никогда, блядь, не подвергай это сомнению.
Уходя, он оставляет ее ошеломленной и затаившей дыхание.
* * *
Она не может решить, мужчина ли он в большей степени, чем чудовище.
Он по-прежнему остается загадкой, делится лишь фрагментами своей жизни, в то время как о ней, кажется, знает все.
По крайней мере, он знает больше Пайпер, а это о многом говорит.
Она зашнуровывает ботинки, пока ее соседка по комнате делает макияж на полу рядом с ней.
— Итак, как это было? — Пайпер спрашивает ее. — Я умираю от желания услышать все это.
Она смеется, возясь с узлом на шнурках. — Почему ты так одержима моей сексуальной жизнью?
— Нет, дело не только в этом, — усмехается она. — В последние несколько дней ты улыбаешься больше. Твои глаза стали ярче. И… Мне бы очень хотелось узнать о размере его узла.
— Ты отвратительна, — бормочет она, закусывая губу, чтобы не рассмеяться. — Кроме того, мне не с чем это сравнить.
— Угу.
Шнурки все еще запутаны, и она разгребает путаницу ногтем. — О чем вы, ребята, говорили на днях, перед тем, как я встала?
— О тебе. Как и в прошлый раз.
Вероятно, это должно было быть предупреждающим знаком, но вместо этого тепло разливается в ее груди.
Альфа заботится о нас!
Ее внутренняя Омега взволнована.
— Ты ему действительно нравишься, Лил.
И, возможно, именно то, как это говорит ее соседка по комнате, или тот факт, что ее желает кто-то, кто ее понимает, заставляет ее произнести следующее предложение.
— Он знает, кто мой отец, Пайпер.
Глаза ее соседки по комнате расширяются. — Правда? — Шепчет она. — Как…
— На днях возле клуба висел плакат с моим лицом. С контактным именем Роджер Тэтч. За информацию обо мне назначена награда. К счастью, я ничего не видела в Интернете. Я проверяю каждый гребаный день.
Слезы наполняют ее глаза, когда Пайпер задыхается. — Итак, твоя фамилия…
— Мое полное имя Лилит Тэтч. Не Лили.
Пайпер слегка улыбается ей. — Лилит — красивое имя.
— Спасибо, — выдыхает она, и тяжесть спадает с ее груди. — И Ноа… с ним я чувствую себя в безопасности. Как будто я могу закрыть глаза и заснуть, не боясь снова проснуться в пентхаусе моего отца.
Глаза Пайпер тоже наполняются слезами. — Это потрясающе, Лил. Я так рада, что ты наконец-то можешь чувствовать себя в безопасности.
Она кивает, вытирая слезы. — Я тоже.
НОА
Удивительно, но Лилит приглашает его в свою постель каждую ночь.
Он все еще наполовину ожидает, что она придет в себя и убежит, но ее запах остается таким же сладким, как всегда, каждый раз, когда он появляется у ее двери.
Он становится зависимым от ее запаха.
— Ты к этому не привык, — говорит она в конце второй недели. Они лежат на диване, ее голова у него на коленях, и он проводит пальцами по ее голове. Она только что оттрахана, его сперма все еще вытекает из нее и стекает на трусики, когда она удовлетворенно вздыхает от его прикосновений.
— Нет, — соглашается он. — До тебя я такими вещами не занимался.
— Это первый раз, когда я чувствую себя нормально, — бормочет она, закрывая глаза от его ласки. — Как будто я не живу в страхе или в режиме ”сражайся или беги” все время.
— Ты никогда не должна была так жить.
И будь проклят Тэтч за то, что он такой кусок дерьма, что его дочери приходится из-за этого страдать.
Она вздыхает, когда он продолжает проводить пальцами по ее нежным прядям. — Какой была твоя жизнь до приезда сюда?
Он замедляет свои движения, пытаясь подобрать правильные слова, не выдавая при этом слишком многого. — Во многом это было выслеживание людей за определенную плату.
Это политкорректный способ сказать это. Конечно, она видит его насквозь.
— Просто выслеживать их или убивать?
— Ты знаешь ответ на этот вопрос.
Она прочищает горло. — Сколько? — Ее голос мягкий, едва громче шепота, когда она спрашивает.
Он приподнимает бровь, и рука в ее волосах замирает. — Ты действительно хочешь знать ответ?
У нее вырывается тихий вздох. — Исходя из этого, я действительно не хочу. Двузначные или тройные цифры?
— Тройные.
— Фу.
Он разражается смехом от ее ответа, звук его собственного смеха застает его врасплох. — Правда? Фу?
— Ну, я не знаю, что еще сказать. — Она слезает с его колен и садится лицом к нему. Выражение ее лица настороженное, но глаза все еще искрятся любопытством. — То есть ты хочешь сказать, что мой отец никогда не нанимал тебя? Если ты действительно так эффективен, как говоришь, то каким-то образом он никогда не обращался к тебе, чтобы найти меня?
— Нет.
Конечно, он бы этого не сделал. Тэтч знал, что никогда не будет работать на него после того, что он сделал с Итаном.
И все же это то, чего ей знать не обязательно.
— Откуда мне знать, что ты не лжешь? — Тихо спрашивает она, в ее запахе чувствуется страх.
Он решает, что наслаждается ароматом только тогда, когда он смешан с возбуждением.
— Потому что, — медленно произносит он, беря ее за подбородок. — Я бы сначала убил его, прежде чем он причинит тебе боль.
Он хочет, чтобы она поняла,
