Гробовщик оторвался от своего талмуда и поднял на меня взгляд, казавшийся пронзительным из-за высоких диоптрий линз его очков.
— Добрый вечер, уважаемый, — я выбрал нейтрально-вежливый тон, в последнюю минуту сообразив, что передо мной возможно кавказец.
— Добрый вечер, молодой человек, — всю дальнейшую инициативу разговора гробовщик предоставил мне.
— Меня зовут Гаврила, я студент-медик, хочу устроится у вас на подработку. Вагоны разгружать.
Гробовщик смерил меня медленным взглядом. На его лице не дрогнул ни один мускул. И снова промолчал.
— Простите, я могу спросить ваше имя-отчество, уважаемый?
— Ахмат Зелимханович.
Блин чеченец, дагестанец или кабардинец? И о чём я думаю? Соберись, Гавр! Причём здесь национальность? Да при том! Здесь, в этом городе, в этой реальности она всегда при том! Что-то я часто с самим собой спорить начал. Как бы чего не вышло. А, ладно! Один хрен, человеком быть надо в любой ситуации. Скажу ему всё как есть и аргументирую. Правда, чуточку приврать придётся, но тут уж без этого никак. Иначе за сумасшедшего примет и выгонит.
— Ещё раз простите, Ахмат Зелимханович, что отвлекаю. Но считаю, что смогу вам пригодиться. Вы не смотрите на мою внешность. Я много лет самостоятельно занимался, укреплял сухожилия и мышцы, дома в посёлке всегда брался за самую тяжёлую работу. Не курю. Не употребляю спиртных напитков. Если хотите, испытайте меня! — решил я не тратить лишних слов.
Кавказец едва заметно вздохнул и закрыл свою амбарную книгу, сняв очки.
— У меня все бригады давно сформированы. Взрослые сильные мужики. Мы студентов больше года на работу не берём. Непостоянные они.
— Простите, Артур Зелимханович…
— Чего ты всё прощения просишь, Гаврила? Взрослый же мужчина. А ещё врачом стать хочешь. Если по делу пришёл говорить, говори! Не мямли. Объясни мне толком мою выгоду в твоём найме.
О, как! А гробовщик-то не прост. И фразы строит сложные. И выговор без намёка на акцент. У него же на лбу высшее образование написано. А работает экспедитором на железке.
Я мысленно отмахнулся от некстати возникших аналогий.
— Так я в бригаду-то особенно не напрашиваюсь, Ахмат Зелимханович. Готов быть на подхвате. Браться за разгрузку любых грузов, даже самых невыгодных. Вы меня испытайте. Попробуйте. Дайте задание, на которое ваши грузчики не особенно согласны. Я тренировался. Могу работать всё ночь.
— Хм, — прищурился гробовщик, — лгунов я не люблю и время своё попусту тратить тоже.
— Погодите, Ахмат Зелимханович. Давайте так, — я достал из сумки полученные сегодня с таким трудом бутылки, — я ещё раз извинюсь, Ахмат Зелимханович, но не из слабости. Просто, я не знал, с кем в вашем лице встречусь. Вот и прихватил универсальный бакшишь. Всё-таки в России живём. Просто, не хочу обидеть вашу веру, — и поставил бутылки на край стола.
Первый раз я увидел, как гробовщик скупо улыбается. Страшноватое зрелище.
— Повеселил, студент. И удивил. Что до водки этой… Нет, не обидишь. Я сам не пью, но для дела сгодится. Например, отдать тем грузчикам, которым придётся за тебя работу доделывать. Значит, испытать предлагаешь?
— Именно, Ахмат Зелимханович! — похоже, у меня появился шанс.
— Что ж, повезло тебе, студент. Если бы не дождь, указал бы я тебе на дверь. И пошёл бы ты со своей водкой…гхм, искать заработок в другом месте. Но вчера мне пригнали целых два вагона с солью. Вагоны старые, доски худые. Понимаешь я о чём?
— Под дождём часть мешков постепенно промокнет, соль впитает влагу и станет весить намного больше. Мешки бумажные?
— Соображаешь, Гаврила.
— Зовите меня Гавр, Ахмат Зелимханович.
— Гавр? Гавр…гаур…гяур? Что ж, Гавр, так Гавр. Тебе подходит, студент, — ещё раз оскалился гробовщик. Пойдём со мной. По накладным у меня в двух вагонах больше ста тонн соли. Неделя на разгрузку, потом штрафы пойдут.
— А разгружать на поддоны нужно? — решил я поинтересоваться, когда мы вышли под моросящий дождь. Гробовщик даже не поёжился, хотя к ночи явно похолодало.
— Ишь чего захотел! В кузов газона будешь таскать, да не валом! Складывать аккуратно. Постарайся сначала сухие, а потом как получится, — Зелимханович скептически взглянул на меня, но больше ничего не сказал и ускорил шаг.
Едва мы дошли до нужного места на путях, где вагоны с солью были подогнаны к товарному перрону, как гробовщик неожиданно гортанно крикнул:
— Хо! Степаныч, просыпайся!
Из распахнутых дверей примыкающего к перрону склада высунулась взлохмаченная голова какого-то мужика.
— Чё, Зелимханыч, уговорил бригаду?
— Нет. Вот тебе пока грузчик. Один. Гавром кличут. Обещал за ночь управится. Подгоняй газон, — и больше не сказав ни слова гробовщик развернулся и зашагал обратно.
Взлохмаченная голова перевела на меня взгляд и хрипло заржала.
— Ну чё, открывать вагон, пацан? Или сразу уйдёшь, пока дождик накрапывает?
— Открывай, Степаныч. И грузовик подгони. Экспедитор сказал перегружать сразу в кузов.
— А…ну-ну, пионер. Не надорвись, тока. Мне с тобой недосуг, кабину я запру, как справишься — разбуди. Я на складе. Поссать там, — он указал на неприметную дверь у соседнего склада, — там же и напиться можно. Вопросы?
— Нет вопросов.
— За@бись! — лохматый водитель, облачённый в ватник, тихо матерясь и громыхая кирзачами зашагал по въезду на перрон. Вскоре послышался звук работающего двигателя и по пандусу задом к вагону, прямо под навес, который накрывал перрон лишь наполовину, съехал ГАЗ-53 с фургоном.
Степаныч остановил грузовик в полутора метрах от вагона, заглушив двигатель. Хлопнула дверца, водитель, оббежав машину с противоположной от меня стороны, скинул лязгнувшую задвижку.
— Двери сам откроешь. Сходни у стены склада найдёшь. А я спать. Не нанимался! — пояснил почему-то недовольным голосом Степаныч и скрылся на складе.
— Мда…спасение утопающих — дело рук самих утопающих, — пробормотал я, расстёгивая джинсы и рубашку.
Переодевшись в рваные штаны и решив вовсе не надевать верха, я остался босиком. Задвижная дверь вагона уехала в сторону и передо мной во всей красе открылись плотные штабели четырёхслойных бумажных мешков с солью.
Сходни, сбитые из потемневших от времени сосновых досок, показавшиеся мне не столько тяжёлыми, сколько громоздкими, были отполированы временем и тысячами подошв грузчиков. Перекинув из от вагона в кузов и убедившись, что наклон не мешает устойчивости временного деревянного моста, я принялся за работу.
Света парочки перронных светильников хватало в достатке. И я решил не форсировать события, входя в ускоренных режим. Мало ли, как воспримет его аватар. Прошло всего несколько часов после переноса нейротрона. И начинать форсировать адаптацию с места в карьер не было никакого желания. Да и со стороны это вызовет нежелательные вопросы. Мало ли кто за мной наблюдает? Я был не столь наивен, чтобы считать, что экспедитор оставит меня на всю ночь без присмотра. Хотя, может я и преувеличиваю.
Условия позволяли оценить в ближайшие часы начальные способности в силе и выносливости. Заодно и рассчитать примерную скорость Гавра-грузчика. Пока, если откровенно, у меня, если не считать нестандартного веса части подмокших мешков, вполне тепличные условия. Для анавра, конечно.
В следующие два часа я превратился в механического киборга или, кому нравится, египетского раба на строительстве пирамид. Мешок — короткое ощупывание руками — сухой — поворот с захватом за «ушки» — десять шагов внутрь фургона через сходни — сброс. Затем всё повторяется вновь.
Если газон берёт около четырёх тонн груза, значит мне нужно загрузить восемьдесят мешков. Или чуть меньше, если намокших. На мешок уходило секунд тридцать. Плюс-минус. Работал я не хуже швейцарских часов, не отвлекаясь даже на то, чтобы утереть пот. Тело реагировало вполне сносно. Ни усталости, ни болей, ни особого напряжения. Словно я перетаскивал с места на место килограммовые кульки с сахаром. Поэтому, вскоре, после освобождения от груза небольшого прохода внутри вагона, я стал брать по два мешка, приловчившись опирать их на плечи.
