Несмотря на всю абсурдность мысли, но её потеря… кем бы она не была… станет трагедией, которую невозможно будет описать словами.
Первое, что увидела Пэйн, когда пришла в себя, была пара мужских рук. Она определённо сидела прямо, закреплённая в каком-то подвесном механизме, поддерживающим её голову и шею. И эти руки лежали рядом с ней на краю кровати. Красивые и умелые, с коротко подстриженными ногтями, они держали бумаги, тихо перебирая множество страниц.
Их обладатель — человеческий мужчина, насупив брови, читал и изредка делал пометки какой-то пишущей принадлежностью. Его щетина отросла с тех пор, как Пэйн в последний раз его видела — именно по его небритости она догадалась, что прошёл не один час.
Её целитель выглядел настолько же изнурённым, насколько она себя чувствовала.
Когда её сознание ещё немного прояснилось, она услышала тонкое пиканье рядом со своей головой… и ощутила ноющую боль в спине. Возникло подозрение, будто ей вкалывали лекарства, чтобы притупить ощущения, чему всё в ней воспротивилось. Пэйн предпочла быть настороже… ей также казалось, что она закутана в ватин, и это по непонятной причине ужасало.
Ещё не в силах говорить, она огляделась. Она с человеческим мужчиной были наедине в помещении, и это была совсем не та палата, в которой её содержали ранее. За дверью различные голоса, с тем странным человеческим акцентом, пытались возвыситься над непрекращающимся потоком шагов.
Где Джейн? Братство…
— Помоги… мне…
Целитель тут же переключил внимание на неё и бросил свои бумаги на столик на колёсиках. Вскочив на ноги, он наклонился к ней, и от его запаха чудесно защипало в носу.
— Привет, — сказал он.
— Я… ничего не чувствую…
Он взял её за руку, и, осознав, что не в состоянии ощутить ни теплоту, ни прикосновение, Пэйн попросту устало вздохнула. Но он был здесь для неё:
— Тише… нет, нет, ты в порядке. Это просто препараты от боли. Ты в порядке, и я здесь. Шшш…
Его голос успокаивал её так же, как подействовало бы утешительное поглаживание ладонью.
— Скажи мне, — потребовала она слабым голосом. — Каков… результат?
— В операционной всё прошло хорошо, — медленно произнёс он. — Я вправил позвоночник, и спинной мозг не подвергся большой опасности.
Пэйн попыталась приподняться на руках и переместить свою тяжёлую, гудящую голову, но хитроумная штуковина не позволила ей сдвинуться с места.
— Твой тон… говорит о большем, чем слова.
На это она не получила немедленного ответа. Он просто продолжал успокаивать её своими руками, прикосновения которых она не чувствовала. Но они общались взглядом — и новости были отнюдь не хорошими.
— Скажи мне, — отрезала она. — Я заслуживаю хотя бы правды.
— Это не провал, но я не знаю, что с тобой будет. Лишь время покажет.
Она на миг закрыла глаза, но темнота сгущала её страхи. Резко подняв веки, Пэйн впилась взглядом в своего целителя… и всё внутри неё сжалось от чувства вины, отразившегося на его красивом, мрачном лице.
— Это не твоя вина, — резко сказала она. — Всё так, как было предначертано.
По крайней мере, в этом она была уверена. Он пытался спасти её и сделал всё, что мог… но разочарование в себе было столь очевидно.
— Как тебя зовут? — спросил он. — Я не знаю твоего имени.
— Пэйн. Меня зовут Пэйн.
Когда он снова нахмурился, она поняла, что это имя ему не понравилось, и вдруг захотела родиться под другим. Но ведь для его недовольства существовала и другая причина. Он видел её внутренности и должен знать, что она отличается от него.
Он должен знать, что она «другая».
— То, о чём ты подозреваешь, — прошептала она, — правда. — Её целитель сделал очень глубокий вдох, и, казалось, задержал его в себе надолго. — Что происходит у тебя в голове? Поговори со мной.
Он слегка улыбнулся, и, ах, как же это было мило. Так мило. Жаль, что сделал он это не от радости.
— Прямо сейчас… — Он запустил руку в свои густые тёмные волосы. — Я думаю, мне следует просто не обращать внимания и сделать вид, что я не знаю, что происходит. Или же взглянуть правде в глаза.
— Я предпочла бы последний вариант, — сказала она. — Не могу позволить себе роскошь даже мгновения притворства.
— Согласен. — Он не сводил с неё взгляда. — Я думаю, ты…
Дверь приоткрылась, и в палату заглянула фигура, закутанная с ног до головы. Судя по нежному приятному запаху, под голубой формой и маской скрывалась Джейн.
— Уже скоро, — сказала она.
Взыгравшая в целителе ярость отразилась на его лице:
— Я с этим не согласен.
Джейн зашла в палату, и закрыла дверь:
— Пэйн, ты очнулась.
— Верно. — Она попыталась улыбнуться и надеялась, что губы повиновались. — Очнулась.
— Её нельзя перевозить. — Целитель встал между ними, будто защищая её. — Как минимум, ещё неделю.
Пэйн взглянула на занавески, свисавшие с потолка до самого пола. Она почти не сомневалась, что по ту сторону бледных кусков ткани были стеклянные окна, а также, что в этом случае с наступлением зари через них пробьётся каждый луч солнца.
Теперь её сердце колотилось, и она чувствовала его биение под своими рёбрами.
— Я должна идти. Как скоро?
Джейн сверилась с часами на запястье:
— Около часа. И Роф уже на пути сюда. Это поможет.
Возможно, это и была причина того, насколько слабой она себя ощущала. Ей нужно питаться.
Когда целитель захотел что-то сказать, она оборвала его, обращаясь к шеллан своего близнеца:
— Я всё улажу. Пожалуйста, оставь нас.
Джейн кивнула и вышла за дверь. Но, несомненно, осталась поблизости.
Человек потёр глаза, будто надеялся таким образом изменить своё восприятие… или даже реальность, в которой они оказались.
— Какое, по-твоему, имя бы мне подошло? — тихо спросила она.
Он опустил руки и пристально посмотрел на неё:
— К чёрту имя. Ты можешь просто быть честной со мной?
Она сомневалась, что действительно может дать ему такое обещание. Процедура стирания воспоминаний довольно проста, но Пэйн была не очень хорошо знакома с последствиями этого, и её волновал тот факт, что чем больше он знал, тем больше придётся стирать и значит, возрастёт причинённый ему вред.
— Что ты хочешь знать?
— Что ты такое?
Её взгляд обратился к задёрнутым занавескам. Несмотря на эту защищённость, она знала о мифах, созданных человеческой расой о её виде. Не мёртвые. Убийцы невинных. Без души, без толики моральных ограничений.
Этим вряд ли станешь хвалиться. И на что не станешь тратить их последние драгоценные моменты вместе.
