Это приоткрыло ма-а-ахонкую брешь, которой я и воспользовалась, чтобы с энергией экскаватора приняться пичкать подопечную силой.
«Ну, давай! Ковш за маму, ковш за папу, ковш за Ксюшу, ковш за мудилу-упыря…»
Ленку от моего напора уже слегка подташнивало.
Возможно, действовала я излишне агрессивно, но на посещение моей работы у нас было отведено двадцать минут, в которые нужно было помимо лечения уложить еще и собственно работу, так что было не до нежностей.
Инструкции были просты, список обязанностей обширен, мой телефонный номер у Елены свет Сергеевны имелся — в двадцать минут, выделенных на решение вопросов с магазином, я уложилась.
Ленкино состояние, к счастью, стабилизировалось. По крайней мере, сегодня ее тень держалась во вчерашних рамках, а самой Ленке даже хватило сил качнуть права по поводу оплаты ее сверхурочного труда.
Когда я вернулась к Максу в машину, выражение лица у него было такое, словно он был очень не прочь задать мне парочку вопросов именем инквизиции, но не задал: то ли счел, что не ко времени, и отложил на потом, то ли признал, что не его дело. Вместо этого он выдержал паузу и заговорил о другом:
— Пришел ответ из Ордена на мои запросы. — Макс покрутил головой по сторонам, убеждаясь в безопасности движения, и вывел своего черного монстра на проезжую часть.
С неожиданной для его габаритов элегантностью авто вписалось в транспортный поток и понесло нас навстречу труду во имя спокойствия магического сообщества.
— Во-первых, номер, с которого тебе прислали сообщение, чтобы выманить из квартиры, зарегистрирован на имя некой Клавдии Амбросиевны Беликовой, шестидесяти двух лет от роду.
— Сомневаюсь, что это была она, — скептически отметила я, параллельно пытаясь вообразить даму шестидесяти с лишним лет от роду, которая штурмует козырек подъезда, цепляясь клюкой, как кошкой, за выступы, с тем чтобы влезть в окно лестничной клетки.
Само собой дорисовалось эпичное падение, переполох среди соседей, перелом шейки бедра у Клары Амбросиевны и две скоропомощные бригады, обычная и из дурдома, на повышенных тонах выясняющие, кто должен забирать клиентку.
Макс усмехнулся, словно подсмотрел мои мысли, — но, скорее, сам вообразил что-то похожее.
— Женщина, скорее всего, подставная. Ее на всякий случай проверяют, но вряд ли это что-то даст: в списках инквизиции она не фигурирует ни как одаренная, ни как лицо, входящее в число посвященных либо пересекающихся с магическим сообществом иными путями. Так что наверняка кто-то просто воспользовался ее паспортными данными…
Я согласно кивнула: в эту версию мне поверить было проще, чем в старушку-коммандос.
— По второму запросу — пусто. В базах данных, к которым у Ордена имеется доступ, нет никаких данных о нападениях на одаренных либо неодаренных, совершенных за последнее время с применением сонного газа либо веществ сходного типа.
Я снова кивнула: мол, отлично, принято к сведению. Жаль, конечно, что не удалось вычислить гада по мановению ее императорского величества Статистики и первой леди ее, Систематизации данных, но увы. Будем работать с тем, что имеем.
— Третий запрос — отказ, — неохотно продолжил Макс.
Я среагировала именно на его интонацию, потому что в душе не ведала, что там был за запрос. Повернулась к нему с вопросительным взглядом, и он, явно «скрипя сердцем», пояснил:
— Я запрашивал подкрепление. Мне ответили, что пока что не видят в нем необходимости. На взгляд начальства, я пока справляюсь самостоятельно.
Я хмыкнула, вспомнив, как с утра инквизитор, прежде чем выпустить меня из квартиры, пробежался по маршруту до машин в одиночку, потом поднялся от моего этажа до последнего…
С одной стороны, я представляю, как мы будем возвращаться домой. С другой стороны — лично мне в квартире других инквизиторов не надо, одного на мою голову (и другие места) вполне достаточно!
Да и потом… После моей многолетней глухой конфронтации с инквизицией я бы напряглась, скорее если бы там при первых признаках опасности ринулись мне помогать, чем наоборот.
— Зато по поводу эксгумации — официально дали добро, — с бодрым видом попытался меня утешить Макс, игнорируя то обстоятельство, что я вовсе не расстроена. — Жаль, что я до второго покушения запрос оформлял и указал, что справлюсь своими силами, иначе можно было бы под это дело группу поддержки выбить…
— Нет уж, на фиг, на фиг! — быстренько открестилась я от перспектив. — Обойдемся уж как-нибудь без поддержки гробокопателей!
Макс дернул углом рта в своей знаменитой усмешке-которой-нет, от которой у меня традиционно екало чуть пониже пупка, и заглушил двигатель в классическом тихом дворике между типовыми многоэтажками, повернулся ко мне и начал инструктаж:
— Сейчас мы пойдем к первому из подозреваемых. Говорить с ним буду я сам, не вмешивайся. Просто тихо присутствуй рядом, я тебя даже представлять не буду. Окей?
Эту инструкцию можно было интерпретировать одним-единственным образом: «Стой в углу и не чирикай», но инквизитору виднее, как вести следствие, так что надо будет — постоим.
Поднимаясь за ним на третий этаж, я подумала-подумала да и накинула на себя легонький отвод глаз.
Макс оглянулся, хмыкнул, оценив мое решение, — но ничего не сказал.
Нужная нам дверь не впечатляла: обшарпанная какая-то, да и лестничная клетка вся заплеванная. Такое себе пристанище для городского Зла.
На звонок открыл молодой парень, не то чтобы совсем опустившийся, но неуловимо похожий на собственную лестничную площадку: неряшливый и запущенный.
Но пришли мы сюда не зря, потому что аура его, пусть блеклая и вся какая-то подавленная, несла на себе явные следы одаренности. Пусть самой слабенькой, первоуровневой, без следов инициации и без шансов на ее самостоятельное прохождение, но тем не менее. И Макс тоже это увидел, а потому, вместо того чтобы извиниться и соврать, что мы ошиблись дверью (И домом. И улицей.), спросил:
— Миргун Дмитрий Валентинович? Следственный отдел Следственного комитета Российской Федерации в городе Крапивине, Максим Владимирович Соколов. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
Парень проводил взглядом уверенно предъявленные корочки и погрустнел:
— Проходите…
В тесном коридоре было не протолкнуться, и Миргун сразу свернул направо, на кухню. Инквизитор последовал за ним, а я незримой тенью пристроилась в кильватере у Макса.
Оправдываться он начал еще до того, как Соколов (хе-хе, вот мы и выяснили вашу фамилию, не-брат Максим!) начал задавать вопросы.
— Я вашим уже говорил, что не знаю я ту девушку! Как ее там? У нее еще фамилия такая… Волкова, что ли?
— Волк, — поправил Макс.
— Да, Волк. Я ее не знаю и не видел… — в этот момент парень зацепился взглядом за меня, вернее, за якобы пустое место, где я стояла, и запнулся. Но продолжил: —…Никогда. Мне фотографию следователь показывал, я ее не узнал. Просто понимаете, у меня бывает иногда… мне мерещится всякое. И видится странное. И тогда с головой будто что-то случается. Я на девушку свою когда-то из-за этого набросился. И на ее мать потом, когда мириться пришел. Врачи говорят — шизофрения. Но я лекарства пью! Давно ничего такого не было! А ваши все равно — как чуть что в районе случится, сразу ко мне бегут. Ты женщину топором зарубил? Ты ножом пырнул? А я не убийца, я нормальный, просто псих! Но я никого не убивал!
Парень говорил и говорил, нервно, быстро, и чем дольше он говорил, тем чаще возвращался взглядом к пустоте на том месте, где стояла я.
Макс, слушавший его вроде бы рассеянно, да и вообще смотревший скорее в окно, чем на подозреваемого, только кивал — но неощутимо, по миллиметру, сдвигался так, что оказывался между ним и мной.
Дмитрий сморгнул, с явным усилием отводя глаза от занятого мною места, и сфокусировал взгляд на инквизиторе:
— Вопросы. Вопросы, да. Задавайте свои вопросы.
И когда Макс указал ему на место за столом в дальнем углу, в тесном закутке между столом и газовой плитой, хозяин дома занял это неудобное положение безропотно. Сам же Макс сел так, чтобы по-прежнему находиться между мной и Миргуном, достал из сумки форменные бланки и начал допрос: