Я плотно зажмурила глаза, но они всё равно слезятся, ослеплённые даже сквозь сомкнутые веки. Чувствую, как цветы на коже начинают наливаться силой. Свет медленно тускнеет, и я могу открыть глаза: бутоны меняют цвет с зеленоватого на розовый и фиолетовый, становятся заметно крупнее, некоторые уже раскрываются.
Что бы это ни было за место, оно постепенно отдаляется от Солнца, и я, протягивая руки и наталкиваясь на прозрачную стену, беспомощно шепчу:
— Нет, нет, нет, пожалуйста, нет…
Однако пространство вновь исчезает во мраке: его лишь немного освещают мои инсигнии, которые теперь горят ярче, чем прежде. Гул отступает.
Не успеваю я задать себе новые вопросы, как раздаётся лязг. В глаза бьёт свет, не такой, как солнечный, этот холодный и неестественный. Я складываю ладони козырьком, и лишь спустя несколько секунд глаза с большим трудом привыкают к новому свету.
Я смотрю на разверзшуюся стену. Тело бьёт крупная дрожь, вызванная поднимающейся во мне паникой, когда я вижу, как из открывшегося пространства появляются незнакомцы, их тела отражают свет.
Существа так похожи на людей. Но их головы крупнее, более круглые и блестят нежно-голубым цветом; такого оттенка бывает в ясный день вода у берега. Глаз нет, или я их не вижу. Чувствую, что у нас есть нечто общее, но вместе с тем ощущаю леденящий душу ужас: они не такие, как я…
У троих из шести чужаков в руках странные цилиндры красного цвета, а седьмой кажется опаснее других: он высокий и крепкий, под белой кожей (или это всё-таки одежда?) просматриваются мышцы, его шаги тяжёлые, а голова повернута прямо ко мне — глаз так и не нахожу, но чувствую на себе колючий взгляд.
Незнакомцы неумолимо приближаются ко мне. Я поджимаю под себя ноги, отползаю, наталкиваюсь спиной на обжигающую холодом металлическую преграду, но бежать некуда. Чужаки останавливаются на небольшом расстоянии от меня. Самый опасный и ещё один, не такой крупный, оказываются дальше других. Трое поднимают руки. Стойка незнакомцев выглядит угрожающей, и я вжимаюсь в стену до боли в пояснице и плечах. Ещё двое продолжают приближаться ко мне. Грудь сжимает так, что трудно дышать. Сердце бьётся, как пойманная птичка. Я начинаю извиваться, надеясь раствориться в металле, исчезнуть, как фантом. В сознании звучат молитвы Иоланто, но я отвлекаюсь от них, когда слышу женский голос:
— Мы должны осмотреть твои раны.
Проходит несколько секунд прежде, чем я понимаю, что это человеческая речь. По крайней мере, слова, которые я понимаю.
«Что бы ни говорили тальпы, как бы не притворялись, что хотят тебе добра, не верь. Каждое их слово — ложь, необходимая только для того, чтобы застать тебя врасплох». Как и в прошлый раз, в лесу перед лицом пламени, в моё сознание приходят слова, но я не помню, кто и когда мне их говорил.
«А это — тальпы?..» — Я успеваю задаться только этим вопросом, как внезапно для самой себя скалюсь и рычу, безропотно подчиняясь чьей-то воле, что в тысячи раз сильнее моей собственной. От неожиданности двое отступают, но спустя пару секунд вновь делают несколько шагов вперёд. Один из них протягивает ладонь, пытаясь прикоснуться к цветам на моей коже. Я поднимаю руки, надеясь как-то защититься, но понимаю, что совершенно беспомощна…
«Против воды и тьмы нет другого оружия». — Эта фраза вновь появляется в моём сознании, как и тогда — в лесу, и я вновь лишь на мгновение задумываюсь, что такое «оружие».
В воздухе возникают искры и запрыгивают на чужаков, но, как и в прошлый раз, я не понимаю, откуда они взялись. Белая кожа тех, что стоят рядом со мной, вдруг загорается. Мои ноздри и горло раздражает плотный чёрный дымок, исходящий от незнакомца, и я громко кашляю, а потом и сама шиплю от боли: кожа жжётся, некоторые бутоны объяты огнём, чернеют и рассыпаются в прах.
Один из тех троих, что остались в стороне, наклоняет красный цилиндр, и из трубки вырывается белая струя, она сбивает пламя, перекинувшееся на двух незнакомцев, а искры, прыгнувшие на пол, тоже тухнут. Глаза слезятся, приходится их тереть, пока я кашляю и отплёвываюсь.
— Отставить! — рявкает самый крепкий из чужаков. — Я предупреждал: объект не задевать!
Голос приближается, слышны тяжёлые шаги, и когда я открываю глаза, из дыма прямо передо мной, словно из ниоткуда, возникает незнакомец, чей колючий взгляд я с самого начала чувствовала ощутимее других.
— Твоё пламя здесь бесполезно, — раздаётся гудящий голос.
Моё пламя?..
— И ты ранишь себя. Прекрати! — рычит чужак. — Как ты вызываешь его?! — требует он ответа, но в горле ком, и даже если бы я хотела, то не сумела ответить.
Мы зло буравим друг друга взглядом.
— Генерал Бронсон, она наверняка не понимает нашего языка, — вмешивается незнакомка, судя по голосу, женщина, а потом и сама она появляется из дыма.
— Всё она понимает, да? — парирует главный, продолжая смотреть только на меня. — Прекрати это делать.
Я снова скалюсь и рычу.
— Дикарка, — произносит гудящий голос ехидно.
Как я ни вглядываюсь в блестящую голову нежно-голубого цвета, глаз чужака не нахожу. Как в отражении, вижу только себя: моё лицо искажено хищной гримасой, как у химеры, когда в разгар игры она собирается нападать. Я выгляжу, как зверь.
Почему я так веду себя?..
Незнакомец берётся за голову и слегка тянет её. Слышится тихий щелчок. Я испуганно вжимаюсь в стену, хотя кажется, что дальше уже некуда.
— Генерал, это опасно, — вновь вмешивается женский голос, но главный продолжает тянуть себя за голову, пока она… не отстаёт от тела…
Я кричу от ужаса, и не сразу понимаю, что это была вовсе не голова.
— Космический скафандр, дура! — обрывает меня гудящий голос, и я давлюсь собственным возгласом.
Глубокие шрамы покрывают всю левую сторону продолговатого лица и массивной шеи. Кожа испещрена морщинами. Волосы немногим темнее, чем у эдемов, но непривычно короткие, зачёсаны назад и открывают высокий лоб. Щетинистые брови нависают над светло-серыми, почти бесцветными глазами, которые удерживают на мне напряжённый жалящий взгляд. Тонкие губы крепко сжаты.
Никаких жабер, гладких крыльев, никакой кожи, покрытой древесной корой, как у чудовищ из сказок… Он уродлив, но это определённо человек.
Лишь на краю моего сознания мелькает мысль, что Нона оказалась права… Это определённо не корриганы. Это не пришельцы из космоса. Это тальпы.
Горло саднит.
Человек резко вытягивает руку, и я успеваю заметить, какой непропорционально большой кажется ладонь. Тальп держит прозрачную ёмкость с водой, и я с жадностью смотрю на неё, а он, протягивая руку, требовательно произносит:
— Пей.
«Что бы ни говорили тальпы, как бы не притворялись, что хотят тебе добра, не верь. Каждое их слово — ложь, необходимая только для того, чтобы застать тебя врасплох».
Я отрицательно качаю головой. Хочется кричать во всё горло, но я лишь тихо поскуливаю, когда тальп другой ладонью грубо хватает меня за шею и придвигает к себе. Не успеваю и пикнуть, как он прикладывает к моим губам ёмкость, резко наклоняет мою голову, и я чувствую, как рот заливает прохладная свежая вода. Едва успеваю глотать, но в какой-то момент давлюсь и начинаю отплёвываться. Шею пронизывают одновременно холод и пламя, и я уверена, что несколько бутонов на моей шее рассыпались в прах после краткого самовозгорания.
Тальп убирает ёмкость. Я шиплю от боли и с силой отталкиваю чужака. Он замирает на секунду, а затем в его глазах вспыхивает безумная ярость.
— Я сказал тебе: твоё пламя ничем тебе не поможет, светлячок.
Светлячок?..
Он вновь хватает меня, и под его пальцами плечо охватывает боль, от которой я не сдерживаю стон. Инсигнии то мерцают, то гаснут.
— Прекрати сопротивляться! — рычит мужчина.
Моё тело бьёт дрожь.
— Генерал Бронсон, — предупреждающе шепчет женский голос из-за спины незнакомца.
— Насилие — это попытка помочь человеку понять быстрее то, с чем ему всё равно придётся смириться позже, — отвечает главный, но отнимает руку от моего плеча, вызывая очередную вспышку боли. Его лицо с отвращением смотрит на меня сверху. — Мы нашли её в огне, и посмотрите: она выжила. А от моего мимолётного касания умрёт? Очень сомневаюсь… — Потом он обращается ко мне: — Исцели себя, как положено!
