Танюша про себя ухмыльнулась. Разговоры в мусорной куче развивались по стандартным лекалам. Стоило новичкам чуть-чуть замараться мусором, как они преисполнялись величия, ощущали себя спасителями планеты и принимались с упоением бичевать условных мерзавцев, которые эту кучу создали. Помойка способствовала возникновению чувства принадлежности к кругу избранных. А так как это чувство – очень приятное, то можно было робко надеяться, что неофиты не покинут орден мусорной кучи никогда. Свежий, еще не свалявшийся и не сгнивший мусор выгребать было легко, и через несколько минут два свежеувязанных черных мешка уже стояли, прислоненные к стволу сосны. Свой Танюша еще не наполнила. Она не гналась за легким успехом и оставила «сладенькое» (то есть удобное для сбора) детям, а сама собирала мелкий противный «срач» (по их выражению), к которому ее помощники прикасаться пока не решались.
- В принципе, уже достаточно. Если вынесете эти два мешка на станцию, скажу вам большое спасибо.
- Да ладно уж, мы побольше вынесем, - снисходительно пообещала Лепнева, набивая второй мешок.
Она явно входила во вкус спасения мира.
- Они не тяжелые. На палку привяжем – четыре штуки унесем.
- Чего там у нас до станции? Четыре километра? Фигня. Ты с Васей два потащишь, я с Егорычем два.
- Да мы сами все четыре унесем! – расхвастался Воронков.
Танюша подумала, что, наверное, даже если они устанут и бросят мешки на полпути, это будет ей хорошей помощью. И то меньше тащить. Да даже если просто упаковать всю кучу по мешкам и на время оставить здесь, скорость прироста уменьшится: новый мусор немного стыдится лететь туда, где есть следы уборки. Во всяком случае, поначалу. Поэтому она ничему не возражала.
На третьем мешке экстаз стал превращаться в рутину. Герои все чаще утомленно вздыхали. Под монотонный труд очень хорошо идут разговоры «за жизнь». Но Лепнева и Воронков были плохо между собой знакомы, а присутствие взрослой тетки – какой-никакой, но человек – мешало сближению. Тогда Вера решила использовать в качестве инструмента для пробивки льда саму Танюшу. Михаилу надлежало увидеть, как смело и непосредственно она разговаривает со взрослым, и какие тонкие материи ее интересуют. Что-то подсказывало ей, что объект манипуляций противиться не станет.
- Гм… А вы что, правда тут все время живете?
- И мусор собираете?
- Ну, не совсем все время. Полгода – где-то с апреля по ноябрь, пока морозов нет. А на зиму в город переезжаю.
- А, так у вас там квартира есть…
Танюша улыбнулась. Должно быть, она бы выглядела в глазах Веры романтичней, если бы жила в лесу круглый год.
- А чем вы питаетесь? – Воронкова заинтересовала практическая сторона вопроса.
- Ну как чем… Крупы, иногда тушенка, рыбные консервы. Чай, сахар, печеньки. – Танюша раскрыла очередной мешок. – В моем возрасте не так уж много надо.
- А сколько вам лет? – почти хором спросила паства.
- Тридцать девять. Почти сорок. – Она виновато улыбнулась, словно призналась в преступлении.
Лепнева и Воронков знали, что после озвучивания таких страшных цифр следует сразу высказать что-то в том духе, что ей вовсе столько не дашь, и неуклюже попытались сделать это.
- Спасибо, - оценила Танюша их старания.
- А на что вы продукты покупаете?
Воронков явно собирался вырасти деловым человеком. Вера выразительно подняла брови – по ее мнению, это был все-таки чересчур откровенный вопрос. К тому же, солировать в сессии детской непосредственности собиралась она.
Но Танюша на сей раз не смутилась.
- Я квартиру сдаю.
- А-а…
Бизнес-план стал банален и понятен. Разве что требовалось уточнить детали.
- Так вы это… Только на лето, что ли, сдаете? Чтоб зимой в квартире жить?
- Нет, там жильцы круглый год. Зимой я у мамы живу.
Тема была исчерпана, и некоторое время они шуршали мусором в тишине. Уровень кучи тем временем заметно снизился. Правда, и качество мусора – тоже. Чем глубже был слой, тем более омерзительно-гомогенным он становился. Но тут уже включился третий этап постижения кучи - азарт. Шеренга черных мешков у края ямы взывала к тому, чтобы сделаться еще шире, а скорость, с которой она вычерпывалась, обещала исполнить это совсем скоро: вот-вот, осталось всего чуть-чуть! Если раньше подростки преувеличивали свою усталость, то теперь, наоборот, они ее не замечали. Руки, ноги и спины тружеников, стараясь экономить усилия, делали лишь скупые лаконичные движения. Нагнуться – загрести в жерло мешка как можно больше – сделать шаг в сторону – снова нагнуться – снова загрести. И так далее.
В самый разгар работы на тропинке появились две новые фигуры. К куче приближались любитель гаджетов Василий и полная рыжая девочка – ее Танюша успела отметить краем зрения в лагере, но имени не знала.
- Вот они! – крикнула толстушка издалека. – Вы чего, глухие? Мы вас кричали-кричали. Не слышите, что ли?
Вера нарочито медленно разогнула спину и молча взглянула на гостей с высоты своего просветления. У человека, полчаса перед тем спасавшего мир, стоя по уши в дерьме, было святое право не реагировать на мелочи. Гости, вероятно, тоже заметили неуловимую перемену в выражениях лиц товарищей, и умолкли, с любопытством оглядывая мусорный фронт.
- Бе-е-е… - Толстушка изобразила звук рвоты. – Ну и гадость тут у вас.
- Гадость – это те, кто все это накидал! – строго отрезала Вера.
- Убираем вот тут за ними! – поддакнул Воронков, сделав измученное лицо.
Он завязал заполненный мешок, приподнял и, живописно заведя плечо, метнул его в сторону ожидавшей черной шеренги. Мешок тяжело плюхнулся в объятия своих коллег. Толстушка с интересом посмотрела на Воронкова.
- Вас есть зовут, - как бы оправдываясь, пояснил Василий. – Эмма сказала, э-э… «миски на базу». И сказала вас найти.
- Видишь – у нас не закончено еще, - голосом хлебопашца, влюбленного в свое поле, ответствовал Миша.
- Остынет же, - понурилась толстушка.
Она почувствовала, в каких горних эмпиреях витает сейчас дух ее друзей, и как далеко до них ей с ее бренным обедом.
- Да мы и есть особо не хотим. Если бы еще гречка. А то рис! Фу-у.
Вера почти не соврала. В сочетании с изобильными запасами фаст-фуда, которыми снабдили их «в поход» родители, официозные эммины каши были совершенно ненужным декоративным излишеством. Приготовление еды три раза в день имело скорее воспитательное значение, чтобы хоть чем-то занять праздных турклубовцев.
- Вот добьем эту помоечку, - у «клуба кучи» уже появился свой ласковый жаргон, - и пойдем чайку попьем. Мишка, у тебя сникерсы остались?
- Найдутся, - по-взрослому хозяйственно отозвался Воронков.
Посыльные растерянно переводили взгляд с Веры на Мишку. Было очевидно, что в произошедшей в них перемене каким-то образом повинна мусорная куча. Старую тетку, что копошилась рядом, они в расчет не брали: она была просто частью ландшафта.
- Ну чё, давайте поможем, что ли, - нерешительно предложила толстушка. – А то до ночи будете в говне сидеть.
Брови Веры оскорблено сдвинулись, но она не стала реагировать на речи неразумной толпы.
- А говном перемазаться не боишься?
- Сашка, перчатки возьми.
Охая и ахая от соприкосновения с непривычной средой, Сашка, наконец, погрузила свои резиновые сапоги в кучу.
- Бл… блин. Как вы тут ваще?... Бе-е-е…
- Слушай, не нравится – вылезай. А то торчишь посреди, убирать мешаешь.
Лепнева ревновала к своему элитному «клубу кучи». К тому же, ее не устраивало, что подоспевшая к самому концу жирная Сашка заберет себе треть успеха. Притча о работниках на винограднике была ей неизвестна, и вряд ли понравилась бы. Да и какое там треть! Длинный прыщавый Васька, не желая отставать от остальных, тоже лез в яму. Похоже, придется делить славу мусорных героев на четверых. И на хрена ж они приперлись?
Теперь в мусоре возились пятеро. Пять поп, обтянутых у кого джинсами, у кого капроновыми штанами, поочередно задирались кверху. Вновь прибывшие быстро прошли цикл посвящения: сначала брезгливо морщились, потом вошли во вкус, потом увлеклись, потом ощутили значимость своей миссии, а под конец уже занялись сборкой идеологии.
