– Она улетела, – вымолвил мистер Маккаллог, тяжело дыша.
Мэри и ее мама, облаченные в домашние халаты, стояли в коридоре.
– У тебя идет кровь, – в тревоге проговорила миссис Маккаллог, обращаясь к Елене. – Проклятая тварь тебя поклевала.
– Ничего-ничего, – отозвалась Елена, вытирая пятнышко крови у себя на щеке.
От сильнейше потрясения колени ее подгибались.
– Но как она сюда попала? – спросила Бонни.
Мистер Маккаллог принялся осматривать окно.
– Тебе не следовало оставлять его открытым, – сказал он Елене. – И зачем тебе понадобилось открывать все запоры?
– Но я их вовсе не открывала! – возмущенно воскликнула Елена.
– Когда я услышал, как ты кричишь, и вошел, окно было открыто, – недовольно промолвил отец Бонни. – Просто не знаю, кто еще мог это сделать кроме тебя.
Елена осмотрительно подавила свои протесты! С опасливой нерешительностью она подошла к окну. Мистер Маккаллог не лгал – запоры были открыты. И это можно было проделать только изнутри.
– Наверное, ты страдаешь лунатизмом, – вмешалась Бонни, отводя Елену в сторону, пока ее отец запирал окно. – Нам нужно привести тебя в порядок.
Лунатизм. Сомнамбулизм. Внезапно Елена вспомнила весь тот кошмарный сон. И коридор с зеркалами, и бальный зал, и Дамона. Она отстранилась от Бонни.
– Я сама приведу себя в порядок, – сказала Елена, явственно слыша, как ее голос дрожит на грани истерики. – Нет… правда… я сама. – Она убежала в ванную, захлопнула за собой дверь и встала лицом к зеркалу, пытаясь успокоить дыхание.
Елена меньше всего желала разглядывать себя в зеркале. И все-таки она, дрожа всем телом, заставила себя в него заглянуть. Дюйм за дюймом Елена медленно сдвигалась в сторону, пока ее отражение не появилось целиком на серебристой поверхности.
Мертвенно-бледное лицо предстало ее взору. Под испуганными глазами виднелись синие тени. Пятнышки крови размазаны по всему лицу.
Елена медленно-медленно повернула голову и подняла волосы. Увидев свою шею, она невольно вскрикнула.
На идеально гладкой коже виднелись две свежие ранки.
– Я скорее всего, пожалею потом, но все таки задам тебе вопрос, – произнес Мэтт, переводя покрасневшие глаза с автострады на сидящего рядом Стефана. – Не можешь ли ты мне сказать ради чего нам понадобилось доставить эти супер особенные, совершенно недоступные и исключительно-полутропические сорняки Елене?
Стефан посмотрел на заднее сиденье, где лежали плоды их невероятно мучительного поиска, растения, с разветвленными зелеными стеблями мелкозубчатыми листьями, действительно а напоминали сорняки. Высохшие останки цветов на концах побегов выглядели на редкость жалко. Так что сложно было сделать вид, будто эти растения представляли собой какую-то эстетическую ценность.
– Ничего, если я скажу, что их можно использовать для изготовления исключительной натуральной примочки для глаз? – после недолгого раздумья предложил Стефан. – Или, допустим, ценнейшего травяного чая?
– Да? Ты правда хотел что-то такое сказать?
– Да нет, не особенно.
– Очень хорошо. Потому что, если б ты это сделал, я мог бы как следует тебя разукрасить.
Искоса глядя на Мэтта, Стефан радостно улыбнулся.
Его охватило странное чувство. Ничего подобного он не испытывал вот уже пять столетий, если не считать встречи с Еленой. Его признавали, его принимали.
Стефан делил тепло с настоящим другом, который не знал всей правды о нем, но все равно ему доверял. Который отчаянно хотел ему верить. Стефан сильно сомневался, что он заслужил такое отношение, но не мог отрицать того, что это отношение для него означало. Теперь он почти чувствовал себя… человеком.
Елена не сводила глаз со своего отражения в зеркале. Нет, это не сон. Не только сон. Ранки на шее безоговорочно это доказывали. И теперь, когда Елена их увидела, она ощутила странную легкость в голове, почти головокружение.
И в этом была ее собственная вина. Елена с такой убежденностью предупреждала Бонни и Мередит о том, чтобы они не приглашали никаких незнакомцев к себе домой. И все это время она забывала что сама пригласила Дамона в дом к Бонни ночью, когда они устроили «немой ужин» в столовой у Бонни, и Елена выкрикнула во тьму одно единственное слово: «Входи!»
И это приглашение распространялось на целую вечность. Дамон мог вернуться в любой момент, даже сейчас. Особенно сейчас, когда Елена была очень слаба, когда ее можно было так загипнотизировать, чтобы она своими руками открыла ему окно.
Выбравшись из ванной, Елена, минуя Бонни, заковыляла в гостевую спальню. Схватив свою сумку, она принялась запихивать туда вещи.
– Нет, Елена, ты не можешь сейчас отправиться домой!
– Как раз наоборот – я не могу остаться здесь, – откликнулась Елена.
Оглядевшись в поисках туфель, она обнаружила их у кровати и шагнула к ней. А затем, издав какой-то сдавленный звук, резко остановилась. На скомканной постели лежало одно-единственное черное перо – огромное, до уродливости огромное, с толстым, восковым на вид стержнем. Покоясь на белой перкалевой простыне, воронье перо выглядело отвратительно.
К горлу подступила тошнота, и Елена отвернулась. Она едва могла дышать.
– Ладно-ладно, – смилостивилась над ней Бонни. – Если ты так скверно себя чувствуешь, я попрошу папу отвезти тебя домой.
– Ты тоже должна поехать. – Елене только сейчас пришло в голову, что для Бонни пребывание в этом доме так же опасно, как для нее.
«Да я могу сделать с тобой все, что захочу. И со всеми, кого ты любишь», – снова вспомнила она и повернулась, чтобы схватить Бонни за руку.
– Обязательно, Бонни. Тебе совершенно необходимо поехать со мной.
Наконец они отправились в дорогу. Маккаллоги решили, что у Елены случилась истерика, что она слишком остро на все реагирует или даже переживет нервный срыв. Но, в конце концов, они сдались. Мистер Маккаллог привез их с Бонни к дому Гилбертов, где они, чувствуя себя взломщиками, отперли дверь и прокрались внутрь, чтобы никого не будить.
Но даже здесь Елена никак не могла заснуть, лежала рядом с негромко сопящей Бонни, пристально глядя на окно спальни. Снаружи ветви айвы, покачиваясь, задевали по стеклу, но больше никаких движений до рассвета не наблюдалось.
Вдруг Елена услышала звук подъезжающего автомобиля. Она с легкостью различила хрипящее тарахтение машины Мэтта. Встревоженная, Елена на цыпочках прокралась к окну и выглянула в раннее марево еще одного серого дня. Затем она быстро спустилась вниз по лестнице и открыла входную, дверь.
– Стефан! – Елена еще ни разу в жизни никому так не радовалась.
