Но она не сдастся. Не даст проклятому иноземце и насильнику сломить себя. Не станет играть по его правилам. Ей совершенно нечего терять. А жизнь ей больше не дорога.
Корабль качало. От истощения, нервного перенапряжения, качки и скуки девушка то и дело впадала в болезненную дремоту, из которой её вырвал звук приближающихся шагов. Ключ вновь заскрежетал в замке. Тильдо, увидел беспорядок, учинённый пленницей, поцокал языком:
– Хазявин будет не доволен своей женщиной!
– Я не его женщина, – равнодушно возразила Роуз.
– Хазявин вас наказать. Зачем нарочно гневить мужчина? Разве ты хочешь, чтобы его твоя бить?..
Роуз не снизошла до ответа.
Тильбо, собрав остатки еды, удалился, ворча что-то себе под нос.
Пока сохранялась прохлада после ночи, жажда не была мучительной. Но чем ярче разгоралось солнце, тем сильнее становились её терзания. Казалось, за кружку прохладной воды отдашь остатки чести и достоинства. Но, по счастью, подобного вопроса и не стояло – никто её не навещал. Казалось, все забыли о существовании Роуз. И её это не трогало.
Она верила – нужно потерпеть ещё чуть-чуть, и она догонит отца и сестру на дороге в Страну Вечного Лета.
Счёт времени был потерян. Роуз казалось, что она находится здесь целую вечность.
И снова в замке заскрежетали ключи. В тот же момент дверь открылась, пропуская лучи света, что больно ударили по глазам, заставляя прикрываться ладонью. Сапоги из дорогой крашенной кожи неторопливо спускались по ступенькам – остальное было выше взгляда. Роуз не стала поднимать глаз.
Её мучитель остановился в нескольких шагах. Весь в дорогих шелках, распомаженный, как женщина, надушенный, полный сил и сарказма.
– Добрый вечер, – сладкий голосом проговорил он. – Сегодня ты выглядишь… просто ужасно. И в этом лишь твоя вина. Кто бы мог подумать, что ты столь откровенно глупа.
Роуз отвернула от него лицо, уставившись в стенку. Всем видом показывая, что не намерена поддерживать беседу.
– Скажи, тебе нравится быть грязной, голодной и избитой? Ведь всё это совсем не обязательно? У меня достаточно красивой одежды, еды, воды. Даже благовонных масел и душистого мыла в избытке. Ты, конечно, молода и красива, но некоторые испытания оставляют неизгладимый след на внешности. По опыту знаю, чем красивее женщина, тем более хрупкая её красота, тем легче её потерять.
Роуз снова молчала, игнорируя слова собеседника.
Если хочет её такую: грязную, жалкую, истощённую – пусть берёт. Ей всё равно. Она на этом свете всё равно долго не задержится.
– Так, значит? – с явным раздражением проговорил принц. – Хочешь сдохнуть в этом трюме?
– Лучше сдохнуть, чем быть вашей игрушкой, – равнодушно проговорила Роуз, даже не взглянув на своего мучителя.
– Как пожелаешь. Ты ошибаешься, считая, что кто-то станет тебя уговаривать. Быть по сему, – проговорил он.
И вышел.
Роуз снова осталась одна.
Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем ей показалось, что она видит два глаза, сверкающих в темноте. День давно остался позади. Теперь в темнице не было жарко – было влажно и холодно, и с каждым часом трюм всё больше напоминал могилу.
Из дремоты Роуз вырвал странный мягкий звук – будто что-то мягкое шлёпнулось неподалёку от неё.
С сильно бьющимся сердцем она вскочила на ноги, пытаясь определить источник звука. Что-то живое было рядом с ней – Роуз это чувствовала. Это неведомое нечто смотрело на неё не одной парой глаз. Светящиеся, даже в почти кромешном мраке.
А потом нечто мягкое и жилистое проскочило прямо по её ноге. Вскрикнув, Роуз попыталась добраться до двери. Она почувствовала, как коготки цепляются за её голые ноги и обрывки юбок. Она попробовала отшвырнуть животное ногой, но вместо одной, на ней висело теперь несколько тварей.
Темнота скрывала происходящее, но обостряло фантазию, множила страхи.
Когда же одна из крыс упала её на спину, Роуз заорала, как сумасшедшая:
– Нет! Только не это! Помогите! Помогите! Выпустите меня отсюда! Выпустите!
Дверь быстро растворилась, будто тот, кто был за ней, только этого и ждал. Свет факела, ворвавшийся в помещение, заставил Роуз снова закричать от ужаса, потому что весь пол, казалось, шевелился от крыс, которых Тильдо разгонял факелом и плетью.
Тильдо вытянул Роуз наружу. Девушка была настолько вне себя от ужаса, что, упав на колени, не сразу заставила себя подняться, корчась на полу.
Принц Айдаган с ледяным лицом наблюдал, как она ползала, побеждённая.
– Ну, вот, моя милая пташка, – рот его оскалился, как у черепа, – и на тебя нашлась управа. Рано или поздно она находится на всех. Рано или поздно слабость всегда берёт вверх над силой воли. Я рад, что ты сломалась на крысах и мне не пришлось делить твоё нежное тело с матроснёй. Мы избежим этого, если ты пообещаешь мне быть послушной.
Присев рядом с всхлипывающей девушкой, он снова ухватил пальцами её подбородок, заставляя поднять голову:
– Ты будешь послушной?
Роуз, дрожа, никак не могла заставить себя поднять на него глаза.
– Ты будешь послушной? – с нажимом повторил он.
И вновь нарвавшись на молчание, со злостью выпрямился:
– Это самая упрямая баба, которую я только встречал. Бросьте её обратно.
– Нет! – закричала Роуз. – Я буду… буду покорной. Только не крысы! Умоляю вас.
– Хорошо, – расплылся в довольной улыбке принц.
Роуз вернули в её первую комнату. После того ужаса, она, как могла, старалась быть покорной. Она ела, оделась в те платья, что ей принесли, принимала ванну. А в промежутке часами лежала в унынии, продолжая глядеть в пустоту.
Он всё-таки сломал её и, поломанную, заставил жить.
Что сказать? Принц Айдаган имел богатый жизненный опыт и умел подавлять бунты.
Роуз не оставляло чувство что она, настоящая, умерла. А вместо привычной Роуз в её теле поселилась странная незнакомка. Она ещё не знала, какой она будет. Но чувствовала, что, когда та окрепнет, она заставит виновника заплатить за всё.
Глава 11. Невольница
– Даже если вы ненавидите меня, этот кусок отличной ветчины ни в чём не виноват. С вашей стороны было бы разумней его не игнорировать.
Роуз подняла на принца, сидящего напротив неё за столом, взгляд.
Если бы только взгляды могли убивать! Он уже был бы мёртв и не раз.
Принц Айдаган был прекрасно одет, завит и находился в не менее прекрасном расположении духа. Сегодня он решил быть любезным. Что ж? Разве она вправе ему это запретить.
– Вы не любите ветчину, леди Вестерлинг? – вилка с ножом опасно замерли в его руках.
Роуз, вздохнув, потянулась за своим столовым прибором.
– Так-то лучше, – удовлетворённо кивнул ей её собеседник поневоле, – а то мне было, показалось, что мы возвращаемся к старому? Не хотелось бы портить себе аппетит напоминанием в тёмном трюме. Ешьте, Роуз. Глупо отказываться от вкусной еды. Поверьте, муки голода малопривлекательны.
– Что такой человек, как вы, может знать о голоде? – холодно спросила Роуз.
– Больше, чем вы думаете, – помрачнел он. – И я не скучаю по тем мрачным временам, когда с ним познакомился. Вы, должно быть воображаете, что, немного попостившись от обиды, можете судить о том, что такое мучиться от отсутствия еды день за днём, не имея возможности эти муки утолить? Но в вашем случае вся проблемы была в простом упрямстве. Вы знали, что в любой момент можете перестать капризничать… когда еды нет – совсем нет, – это не совсем тоже, что временная аскеза.
– Как будто вы когда-нибудь голодали, – тихо, с презрением, проговорила Роуз, стараясь не смотреть на своего визави.
– Представьте себе, – едва уловимо пожал он плечами. – Когда я был… ну, не скажу маленький, но несколько моложе, чем теперь, город под моим патронатом, где я выполнял обязанности герцога, был взят в осаду. Отец приказал держать оборону и не сдавать город. Мы продержались почти год. Когда осаду в городе сняли, не осталось ни лошадей, ни кошек, ни собак, ни крыс. Даже голубей не было. На самом деле голуби исчезли даже раньше. Кстати, поговаривали и о канибализме…
