Что именно кричал Антонио и кого из нас назвал глупой кобылицей, я не знаю. Надеюсь, что лошадь, потому как адреналин у меня в крови от этой нереальной скачки мог заставить ответить мужчине на древне матерном языке. Глава Тайного отдела заставил как-то лошадку остановиться и даже разжал мои пальцы, которые от страха сжали гриву лошади так, что все мои порезы решили снова начать кровоточить. От стресса я даже боли не чувствовала и просто пораженно смотрела на красные кровавые пятна на белоснежной гриве лошадки. Жеребец Антонио топтался рядом. Его беленькая подружка что-то ему жалобно ржала на ухо и тыкалась лбом ему в шею. Мне кажется, что даже конь неодобрительно на меня посмотрел.
— Ты как? Цела? — Антонио пытался заставить меня обратить на себя внимание, но у меня заложило уши, и я, словно вынырнув из воды, судорожно оглядывалась по сторонам.
— Д-д-да-а-а, — я еле вытолкнула слова.
— Проклятье, твои руки! — я тоже посмотрела на свои руки и пожала плечами. Спасибо повязкам, а то живого места на них не было бы. — Мазь мэтра Глобе у тебя с собой?
— В чемодане, — я попыталась снять повязки, но ничего не вышло. Антонио оставил меня сидеть на траве, а сам, вскочив на коня, умчался за караваном из повозок, который и не думал останавливаться из-за такой маленькой неприятности в виде меня. Я сначала немного запаниковала, особенно когда дура-кобыла сперва рванула за своим жеребцом, но, видимо, поняв, что он вернется, она отстала и вернулась ко мне. Впрочем, и Антонио вскоре тоже вернулся, уже с баночкой мази и бинтами.
— А нас не потеряют? — я с опаской посмотрела на последний обоз, который скрылся за извилиной дороги.
— Не потеряют, — мужчина присел передо мной и осторожно начал снимать бинты. Шок, испуг и все остальное давно улеглись, и я теперь с любопытством смотрела на мужчину. — Мы их нагоним, — успокоил меня Антонио. Глава Тайного отдела бережно разматывал мои руки, стремясь сделать все максимально осторожно и бережно и не потревожить порезы. Но все же в какой-то момент я скривилась и заойкала, не сдержавшись. Мужчина склонился к моим рукам и начал дуть на них, а у меня мурашки побежали по спине. Я даже дыхание задержала от того, что почувствовала. И именно в этот момент Антонио поднял на меня взгляд. Я смотрю на мужчину, как кролик на удава, и не могу отвести взгляд. Это какое-то наваждение, не иначе. Он медленно приближает свое лицо к моему, а я даже глаза закрываю, зная, что сейчас моих губ коснутся его губы. Сперва легкое прикосновение, трепетное, еле ощутимое. Не встретив сопротивления, мужчина углубляет поцелуй, и он вмиг перерастает в страстный и требовательный. Меня прижимают к себе, а я словно ватная становлюсь. Не сопротивляюсь, а даже наоборот, сама обвиваю руками мужскую шею. В момент, когда мне на грудь ложится рука Антонио, приходит отрезвление. А может, это мой мозг, лишенный достаточного кислорода из-за затянувшегося страстного поцелуя, решил напомнить мне, что я совершаю глупость. В любом случае спасибо ему.
— Что вы делаете? — я отскакиваю от возбужденного мужчины. И да, его степень желания даже плотные брюки не скрыли. Или это я особо глазастая оказалась, что заметила все выпирающие места. Антонио смотрит на меня так, словно готов сейчас усадить на кобылу и хлестнуть ее под хвост лозой.
— Ничего, — мужчина вскакивает на ноги и мечется передо мной, словно его пчела ужалила. — Я думал, ты тоже этого хочешь, — Антонио ерошит волосы пятерней и смотрит на меня так, словно это я его целовала, а не он меня. Ну да, не врезала ему, не оттолкнула, когда поняла, что он хочет меня поцеловать. Но у меня, между прочим, была уважительная причина. У меня руки изранены. Я, можно сказать, стала жертвой произвола и харассмента.
— С чего вы это взяли? — я гордо задрала голову и тоже встала. Правда, с большим трудом, но все-таки встала. Неудобно показывать свою гордость, когда сидишь на земле, а над тобой возвышается почти двухметровый мужик. — Я не такая! — прозвучало глуповато. Оставалось добавить: “я жду трамвая”, но я вовремя прикусила язык. — Решили проверить: прав ли был Алекс? Или вы себе вообразили это после его слов? — вот тут меня что-то понесло, и я сама даже не поняла, в какое русло. Но не отказываться же от своих слов, когда ты их секунду назад только произнесла? Потому я лишь сделала вид, что всю эту околесицу и планировала говорить.
— Да при чем здесь Алекс? — глава Тайного отдела опешил от моего “наезда” и просто растерялся. Правильно мне всегда говорили, что лучшая оборона — это нападение. Нахрапом возьмешь, и противник просто не успеет подготовиться, чтобы оказать должное сопротивление.
— Я же видела, что вы ему поверили, — я даже угрожающе выставила вперед наполовину забинтованный палец, и мужчина растерянно уставился на него.
— Я никому и ничему не верю, пока не убежусь во всем самостоятельно, — а вот сейчас разозлился Антонио, который перехватил мою руку за запястье и потянул к себе. Теперь я ошарашенно смотрела на мужчину, хлопая глазами. — И в том, что ты хотела этого поцелуя, я тоже уверен. И можешь не устраивать сцен, — обрубил все мое возмущение глава Тайного отдела. — Я не зеленый юнец, который не поймет: отвечает девушка на поцелуй или нет.
— Ну да, поди, ходок похлеще Алекса, — меня отчего-то так разозлили слова мужчины. Оказывается, он имеет достаточный опыт в поцелуях, видите ли. То же мне, мачо средневекового розлива.
— Нет, я не приветствую беспорядочные половые связи, но и знаю, что такое “удовлетворить девушку”, — и он прижимает меня к себе так, что я краснею как маков цвет, ощутив животом то место, которым он эту самую девушку может удовлетворить.
Дура ты, Марля, полнейшая! Кем ты себя возомнила? Здесь же лютое немытое средневековье. Сейчас он тебя тут оприходует и скажет, что так и было. И можешь потом что хочешь и кому хочешь доказывать, что все произошло без твоего согласия. Тебе никто не поверит. Кто ты и кто он. Да тебя в лучшем случае отправят обратно в дядюшке Полю, а в худшем — обвинят в чем-нибудь и отправят на виселицу. Или как тут у них любят казнить дур, которые слишком много о себе возомнили.
На моем лице за какие-то несколько секунд отразился такой спектр эмоций, что мужчина отстранил меня, и я, сделав пару шагов назад, чуть не шлепнулась на попу, так резко это было.
— Я девичьей наивностью не пользуюсь, — вдруг выдает Антонио. — И я всего лишь хотел сказать, что Алекс, скорее всего, и был источником заболевания.
— Какого? — я попыталась отдышаться и сделать вид, что все впорядке.
— Того самого, с которым у нас вся женская часть лазарета отдыхает, — поджал губы мужчина.
— А фаворитка? — вопрос вырвался сам собой.
— А при чем здесь леди Фрия? — и глава Тайного отдела снова напустил на лицо маску холодности и деловитости.
— Ну, ее он тоже заразил? — я растерялась. Один его взгляд снова мне напомнил, кто я такая, а если точнее, что я никто.
— А с чего ты взяла, что леди Фрия тоже болеет этой болезнью? — и господин Маттиоли приподнял вопросительно бровь.
— Ну… как же… — я блеяла, как школьница на экзамене, к которому была совсем не готова. Просто в голове у меня этот пазл сошелся, но как это все сказать вслух, я не знала. — Ну просто у всех девушек была чесотка и интимного плана болезни, вот я и подумала, что у этих двух заболеваний один источник.
— Ты ошибаешься, — обрубил мужчина, но, видимо, сжалился надо мной и все же решил разъяснить, а то я просто голову себе сломаю: — Сука, что ощенилась, была любимицей у леди Фрии. Она еще до того, как та принесла потомство, приходила ее проведать. Роджер заболел от собаки, так как ухаживал за ней. А вот когда появился Алекс, который от отца заразился чесоткой, но при этом имел другой букет заболеваний, одарил этим букетом девиц из дворца. Так что, как видишь, леди Фрия хоть и имеет вздорный характер, но не изменяла Его Величеству. Поэтому давай оставим этот разговор здесь и никогда больше к нему не будем возвращаться. Договорились?
