Гадес усмехнулся.
— Ага, а Семинусы терпеть не могут секс.
Кэт вырвала у него кувшин и сделала глоток. Ему пришлось скрыть улыбку, когда она закашлялась.
— А ты, значит, полностью виноват в своём падении? — прохрипела Кэт, устроившись за кухонным столом.
— Ага. — Гадес забрал у неё кувшин. — Я облажался с королевским масштабом. — Он поднёс кувшин к губам и замер, продолжив: — Правда хочешь это услышать? Хочешь узнать, как я здесь оказался?
Когда она кивнула, он опустил кувшин. Гадес никому об этом не рассказывал. Не то, чтобы он боялся. Просто никогда по-настоящему вот так ни с кем не разговаривал. Не о себе и своей жизни. Происходящее сейчас было в новинку, и Гадес не был уверен, что со знаком плюс.
В конце концов, он опёрся бедром о край стола.
— Когда я был ангелом, в мои обязанности входило провожать новых людей, которые умерли на Земле, на Небеса. Это было чертовски скучно, и каждый раз, когда появлялся кто-то, кто был убит другим человеком, меня это злило. Поэтому я начал проводить время в человеческом мире, останавливая грешников прежде, чем они исполнят свой грех.
— Останавливая? Как?
— Сначала я вызывал что-нибудь отвлекающее. Землетрясения, внезапные ливни, тучи комаров — всё, что потребуется. Тогда я наткнулся на какого-то подлого ублюдка, который насиловал молодую женщину. Я не думал, не мешкал. Я испепелил его. И странно то, что я совсем не ощутил вину. Я знал, что буду наказан, ведь, за очень немногими исключениями, ангелы не должны убивать людей.
Гадес ожидал, что она выкажет отвращение, но Кэт лишь облокотилась локтями о стол и наклонилась вперёд, как ребёнок, слушающий сказку на ночь.
— И как? В смысле, тебя наказали?
Гадес покачал головой.
— Нет. Думаю, никто не обратил внимание. Поэтому в следующий раз, когда я обнаружил злого человека, совершающего злодеяния, я его убил. Чёрт, это было потрясающе. — Так. Чертовски. Потрясающе. — И вот тогда всё пошло наперекосяк.
— А, — пробормотала она. — Тебе понравилось убивать.
В яблочко.
— Не много времени прошло перед тем, как я стал убивать не только злых людей, но и просто плохих. — Между ними была разница, очень важная разница. Зло не исправить. Не простить. Но плохой человек мог измениться. — Я не делал различие между тем, кто был злым, и тем, кто был просто засранцем. Я чувствовал потребность наказывать, и стал смелым, потому что меня не ловили. До тех пор, пока не пришёл за сукиным сыном, известным своими методами мучений. Оказалось, что он был Праймори.
— Праймори — это люди, чьё существование является судьбоносным, — проговорила Кэт и её глаза расширились. — А это значит, что его защищал Мемитим. А все Мемитимы…
— Дети Азагота, — закончил Гадес.
— Вот дерьмо.
— Да. — Гадес сделал ещё один большой глоток из кувшина. — Мемитим появился из ниоткуда, и мы схлестнулись в мерзкой драке, в которой он погиб.
— И что ты сделал?
Несмотря на то, что это событие произошло пять тысяч лет назад, внутренности Гадеса сжались как тогда, когда он осознал, что натворил. Он убил ангела. Едва не убил Праймори. А хуже всего то, что его это не сильно и задевало. Он беспокоился за себя, и за тысячи лет ничего не изменилось.
До этого момента. Теперь самым его большим беспокойством было сделать всё, чтобы Кэт была в безопасности. Собственная судьба оказалась неважна.
— Я знал, что меня поймают, — продолжил Гадес, — поэтому какое-то время всё же бегал. Спрятался среди людей. Но оба моих родителя были профессорами Ангельской этики, и с рождения во мне отложились их нравоучения, поэтому, когда ангелы напали на мой след, я думал, что заработал очки и могу спокойненько сдаться с повинной. — Он скривил губы. — Оказалось, что хорошего на службе я сделал не так уж и много. Меня лишили крыльев, но вместо того, чтобы дать новое имя и выпнуть с Небес, отправили к Азаготу.
Сначала Гадес думал, что решение архангелов позволить ему сохранить своё имя и отправить к Азаготу было лишь для удовольствия Мрачного Жнеца, но как только библейское пророчество связало Гадеса с Четырьмя Всадниками Апокалипсиса, он понял, что предназначен для чего-то большего, чем просто быть игрушкой в руках Азагота.
Не то чтобы библейская легенда помогла ему избежать боли. Совсем наоборот.
— Ух-ты. — И так бледная кожа Кэт стала ещё бледнее, от чего стали более заметны веснушки на носу и щеках. — Удивлена, что он тебя не убил.
— Азагот не убивает людей… По большей части, — поправился Гадес. — Он большой поклонник вечного мучения. — Нет, когда дело касалось мести или правосудия, Азагот ничего не упрощал. Он не относился к тем, кто прощал. — Ему нужен был кто-то для присмотра за Чистилищем, поэтому он дал мне крылья и силу, и сделал единственным в истории Непавшим, который способен входить в Шеул и не превращаться в Истинно Падшего. — Гадес горько усмехнулся. — Но он также сделал своей целью превращать мою жизнь в настоящий ад. И уже тысячи лет так и делает.
Кэт откинулась на спинку стула, поджала губы.
— Твои жилищные условия — часть мести?
— Ага. — Гадес пожал плечами. — Азагот лишь недавно начал ненадолго позволять мне выходить из Чистилища. Лишь последние пятьдесят лет или около того он позволяет мне получать что-то извне, но если только кто-то мне это приносит.
— А, как то мороженое, которое приносила Лимос.
От сочувствия в голосе Кэт Гадес стиснул челюсть.
— Да.
— Но ты сказал, что теперь можешь выходить. Как часто?
— За последние сто лет я покидал Шеул-гра пять раз, и за все разы пришлось платить. — Даже когда Всадники Апокалипсиса обратились к нему за помощью в огромной битве, он дорого за это заплатил, несмотря на то, что дрался на стороне хороших ребят. Азагот забрал у Гадеса единственного настоящего друга-демона, который две тысячи лет жил в Первом Круге. Азагот его реинкарнировал, оставив Гадеса лишь в компании придурков стражей.
— Значит, подозреваю, ты не много ходил на свидания, раз не мог отсюда выйти, да? Ты сказал, что женщины в Шеул-гра под запретом, а как обстоят дела в Чистилище?
Гадес рассмеялся. Но это оказался горький, жёсткий звук, даже для собственных ушей.
— Кэт, для меня все под запретом. Стражи могут трахать кого захотят, но я? Помнишь, что я сказал тебе по этому поводу? Да. Целибат и я стали очень близки.
— Наверное, ты такой одинокий, — тихо проговорила она.
Гадес моргнул. Одинокий? Эта мысль его не посещала, и не думал, что посещала кого-то ещё.
Хотя, сейчас, подумав над этим, Гадес осознал, что в нём всегда было какое-то странное напряжение, которое он не мог понять. Которое всегда списывал на сексуальность в крови. Но теперь, когда он столько времени провёл с Кэт, его убивало понимание, что это всего лишь вопрос времени, когда он лишится её компании и успокаивающего касания. Чёрт, он даже думать об этом спокойно не мог.
