— Это гарпия! Делать Бакстер. Тех делать мой отец, а эту — Бакстер.
Птица с лицом прекрасной девы расправляет крылья. Медленно запрокидывает голову — и я слышу как шелестят стальные пластины на горле — поет. Ее песня прекрасна, и я на долю мгновенья забываю обо всем…
— Бакстер не знать, что поют сирены. Бакстер не знать, чем сирена друга от гарпия. А вот сфинкс. Я его придумать… и грифон…
Сколько же их? И с каждой клеткой куклы становятся все более и более совершенными.
— Вот последний. Я говорить Бакстер, что не интересно. А он все равно делать.
Лев. Самый обыкновенный лев, какие есть в каждом зверинце. Косматая грива, широкие лапы, желтые глаза… стеклянные глаза. Я моргнул и понял — кукла. Еще одна кукла, но уже неотличимая от настоящего зверя.
Вот она встала, прошлась по клетке…
— Удивительно, правда? — шепотом спросила Минди, прочно вцепившаяся в мою руку.
Отвратительно. Нельзя мешать живое и мертвое. Это противно воле Божьей.
Или я просто завидую чужому мастерству?
С единорога успели снять и шелковую шкуру, и чехол из плотной ткани. Последний, уже постиранный по случаю, сох на брусьях. Сам же зверь стоял, понурив голову и как-то неестественно раскорячив задние ноги. Сверкали золоченые копыта и витой рог, поблескивали маслом литой череп, лопатки и крыловидные наросты на ребрах, прикрывавшие хитросплетение пружин и шестеренок.
— Вы ведь спасете его? — с надеждой спросил Марчиолло, прижимая обе руки к груди.
Не знаю. Прежде мне не доводилось сталкиваться с подобным. Но тем интереснее.
— Инструмент! Свет! Помощь! Только скажите, что надо и я тут же сделать! Лукреция в слезах!
Для начала, верно, следует разобрать экзоскелет.
— Вот ключ! — Марчиолло достал из кармана пальто ключ с длинной шейкой и шестью бороздками, который вставил в отверстие между лопатками куклы. Повернул. Еще раз повернул. И еще. — Видите? Ничего! Пробовать!
Я попробовал. Ключ поворачивался с подозрительной легкостью, внутри же характерно пощелкивало. Что ж, если проблема только в этом, то я справлюсь.
— Пружина слетела, да? — поинтересовалась Минди, стягивая перчатки. — На папенькином мобиле тоже такое случилось… Так, здесь придется снимать все это. Отвертка на четыре?
Без нее знаю. Стоп. Эта женщина не собирается же в самом деле… она собиралась.
— Ты левую, я правую. Так будет быстрее, — сказала Минди, разглядывая мой инструмент. — Надеюсь, ты не против?
Против. И очень против. Но кто меня послушает?
— Тяните! Сильнее! Ну еще немного… а теперь держите. Да, вот так. И пожалуйста, уберите локоть.
— Пожалуйста.
— Не тяжело?
— Ничуть. Подтянуть надобно будет, и я бы еще парочкой винтов закрепила.
— Закрепим.
— И масла, масла лить больше! Оливковый. Самый лучший итальянский оливковый масло!
— Нет! Не смей!
— Минди, держи!
— Держу я, держу. Между прочим, устала уже. Закручивай быстрее, а то возишься… — она всхрапнула как лошадь и, перехватив клещи левой рукой, правой убрала с глаз рыжий локон. Синьор Марчиолло громко застонал, точно я не в единорожьих, а в его собственных внутренностях копался.
— Нельзя оливковое масло лить! — сердито повторила Минди. — Нель-зя! Оно сбивается. Комочками. Если этот идиот лил сюда оливковое масло, тогда понятно, почему…
Она ворчала, а я думал о том, что теперь точно не смогу избавиться от нечаянной компаньонки.
— Я не идиот, синьора, я директор цирка! Великолепного и Удивительного цирка Марио Марчиолло! — Белый цилиндр взлетел к низкому потолку, а на пол опустился уже темно-лиловым, с алой атласной подбивкой. Красиво.
Вот только оливковое масло в машины лить не следовало.
— Смотрите, — я продемонстрировал руки, покрытые черной пленкой масла, источавшего премерзостный аромат. — Масло сбивается. Образует катышки. Они затрудняют движение деталей. И в результате единорог сломался.
— Лукреция в слезах! — охотно подтвердил факт поломки Марчиолло. — Ты чинить.
Куда я денусь. Сама поломка была пустяковой, а работа весьма интересной — я получил великолепную возможность заглянуть внутрь куклы — но тем обиднее было видеть, как удивительное творение гибнет от людской глупости.
— Не оливковое. Техническое.
— Техническое! — повторила Минди, протягивая мне полотенце. — И теперь твоего единорога мыть придется. А потом наново смазывать. Это долго. И дорого.
Марчиолло что-то залопотал на итальянском, Минди, итальянского не знавшая, но четко уловившая тональность речи, принялась возражать, накидывая цену. Марчиолло ответил… Минди возразила… Марчиолло замахал руками, попутно вернув цилиндру исходный белый цвет…
Я вернулся к работе. Разобрать. Разложить. Помыть. Собрать. И помолиться, чтобы треклятая кукла заработала.
— Синьорита, вы меня убивать! Грабить!
— Лукреция в слезах, — резонно заметила Минди, указав на единорога.
Лукреция в слезах, да и я вот-вот зарыдаю. Пальцы на правой сгибаются плохо, работы до вечера, если не дальше, а в кармане лежит письмо от Эмили…
Закончив торг, Минди присела рядом и тихо спросила:
— Помочь?
Я кивнул.
— Глава 16. В которой говорится о замужестве, театре и негодном материале
Тетушка придирчиво разглядывала приглашение на гербовой бумаге. Будь оно золотой монетой, тетушка непременно попробовала бы ее на зуб, а после и в кислоту макнула бы, желая убедиться, что золото и вправду золото. Она и бумагу мусолила пальцами, прощупывая глубину тиснения, скребла ногтем серебряные виньетки букв и, приложив обратной стороной к длинному носу, шумно дышала. Видимо, подозрителен ей был этот нежный фиалковый аромат.
— Ты еще слишком слаба, — наконец, соизволила сказать тетушка, откладывая приглашение на серебряный поднос. — Тебе не следует вставать.
— Следует, — ответила Эмили, чувствуя, как начинает злиться.
Когда она злилась, внутри словно бы сверчок заводился. Неприятно.
— Нет.
— Да. Доктор разрешил. Доктор сказал, что перемены и новые впечатления будут мне полезны, — и Эмили решительно встала. Давно следовало это сделать, но она до последнего надеялась договориться с тетушкой по-хорошему. Все-таки старуха могла быть полезной.
Кому?
Эмили не знала.
Тетушка нахмурилась. Пошевелила губами, примеряясь к непроизнесенным еще словам.
— Этот доктор совершенно не внушает мне доверия.
— Этот доктор — самый модный доктор в Сити. Он пользует баронессу Гогенцорген. И графиню Бэйр. И…
