Она спокойно дошла до городских ворот, возле которых толпился самый разный народ. Толстый стражник в помятой нечищеной кирасе придирчиво допрашивал всех желающих пройти в город, получая от них разнообразную мзду. От него противно несло кислым пивом и потом, но держался он с важностью, по меньшей мере сенешаля местного владетеля.
У Амирель были с собой медяки, но стражнику она давать ничего не собиралась. Ему и так платят за службу достаточно. Когда подошла ее очередь, она тихо приказала стражнику, не дав ему времени задать обычный вопрос, кто она и зачем идет в город:
— Пропусти!
Тот послушно поднял алебарду, и она беспрепятственно прошла под аркой широкой городской стены. Войдя в город, не стала глазеть по сторонам, хотя вокруг было столько интересного, а поспешила за тучной торговкой, катящей перед собой тяжело груженую тележку, полную обожженных горшков. Желудок, требуя еды, непрерывно урчал, и она ежилась от стеснения.
Как Амирель и рассчитывала, женщина привела ее на рынок. Торговля там уже шла вовсю. От криков зазывал, обилия товаров и манящих съестных запахов у Амирель голова пошла кругом.
Есть хотелось до рези в желудке. Первым делом она подошла к ближайшему прилавку, за которым дородная тетка в суконной епанче торговала горячими румяными пирогами. Один пирог стоил полушку, такой мелочи у Амирель не было, пришлось взять на медяк два пирога.
Сжевав один, с творогом и зеленью, оказавшийся слишком соленым, отчаянно захотела пить. Пришлось купить у разносчика, орущего во все горло: «сбитень, горячий сбитень», кружку напитка, показавшегося ей на удивление вкусным, и тут же выпить его, отдав кружку обратно дожидавшемуся ее разносчику, у которого для покупателей было всего две кружки.
Потом она уже не спеша доела второй пирог, с рыбой и перловкой, оказавшийся гораздо вкуснее первого. Сытая истома от переедания навалилась такая, что Амирель побоялась уснуть тут же на рынке. Пришлось скоренько, без разбора, купить то, что попалось под руку — пару грубо обожженных глиняных мисок и два больших отреза из отбеленного домотканого полотна.
И на то и на другое цена была явно завышена, но у Амирель не было сил выбирать и торговаться. Забрав покупки, поспешила обратно, все так же не глядя по сторонам.
Добротно построенный домик хорошо держал тепло. Подбросив в печурку еще пару поленьев, Амирель застелила кровать купленным полотном и легла, вытянувшись во весь рост и радуясь, что больше не нужно спать в лесу вместе с волками, свернувшись зябким комочком.
Проснулась поздно, за окнами стоял глубокий вечер. Вспомнила все, что случилось, и тоска навалилась мутным облаком. Как хорошо было жить в родной семье, среди близких людей! Ни от кого в родном доме не нужно было прятаться, и дел всегда было полно. Уж что-что, а от безделья ей маяться не приходилось.
Чтобы занять руки и не томиться от скуки, принялась за уборку. Стоявшая в углу кухни деревянная бадья была тяжелой и громоздкой, но не протекала. Можно было бы купить на рынке гораздо более легкое железное ведро, но сегодня было не до того. Вот завтра она снова пойдет туда и уже неторопливо выберет все, что ей нужно. И дрова велит себе привезти. Вот только как сказать куда? Придется ехать вместе с доставщиками и потом приказать им, чтоб все забыли.
Вспомнив, что дома о дровах всегда заботились мужчины, снова пригорюнилась. И где-то сейчас ее родные? Как дела у них? Все ли хорошо? Не попали ли они в лапы эмиссаров тайного сыска? Здоровы ли, живут все вместе или кто-то решил отделиться?
Чтоб не думать о плохом, вычистила домик, убрав залежалую пыль, превратившуюся в грязь, перемыла глиняную посуду, оставшуюся от предыдущей хозяйки, протерла мебель. Пока убирала, наступила уже глубокая ночь. Усталая, легла спать голодом, попеняв себе на недальновидность: чего стоило утром купить еще один пирог, сейчас бы перекусила.
Уже в полусне, припомнив старинную примету, снова пожелала увидеть суженого-ряженого. И под утро приснился странный сон — сероглазый весельчак, так понравившийся ей в прошлый раз, снова стоял перед ней. Но на этот раз он не улыбался, был хмур и на нее старался не смотреть. Более того, когда она попробовала подойти к нему, чтоб спросить, как зовут и кто такой, резко развернулся и ушел.
Проснулась она с неприятной тяжестью на сердце, будто сделала что-то плохое. Но что она сделала не так? Чем он был так недоволен? Может быть, ей не стоило останавливаться в этом доме? Но разве у нее есть выбор?
Решив выбросить сон из головы и больше этого мужчину не призывать, похоже, он такой же ненадежный, как и большинство из них, выпила горячего чаю, заварив найденные в кухонном буфете листики мяты, и снова отправилась на рынок. Побродив по нему часок, накупила столько, что еле унесла. Всем попадавшимся возле ее домика отводила глаза, стараясь пробежать мимо них как можно скорее.
Житье потихоньку налаживалось, все было хорошо, вот только скучала она сильно. И по родным, и по Мелисси, и по графу Холлту. Жаль, что нельзя с ним поговорить, он знал столько же, сколько и ее мудрый наставник, и мог ответить на любой ее вопрос. Недаром они были братьями. Чтоб скоротать нескончаемо долгие дни, купила бумагу, чернильницу, хорошие перья и принялась писать, чтоб не утратить навык.
Поначалу получалось коряво, но постепенно почерк стал лучше, и она даже могла прочитать то, что написала, не хмурясь и не браня себя. Все написанное сжигала, чтоб не оставлять следов.
Так прошел месяц. Она размышляла, как бы ей сообщить графу Холлту о своем новом жилье, ведь он наверняка беспокоится, куда она исчезла, но боялась. А вдруг ее до сих пор ищут? И все письма графа проверяют? Это было вполне вероятно, он неоднократно говорил ей, что за ним следит эмиссар тайного королевского сыска Холттбурга, потому что он у Лерана Двенадцатого в опале за своеволие и непочтительность.
В результате этих размышлений она решила купить смирную лошадку, отправиться верхом в Холлтбург и как-нибудь исхитриться тайно повидать его самого или графиню. Ну и Мелисси навестить. Осталось только дождаться лета, потому что больше мерзнуть и ночевать в лесу с волками она не хотела.
Чтоб избежать неприятностей, Амирель вела себя крайне осмотрительно. На рынок ходила не чаще раза в неделю и только ранним утром, когда народу там было немного, веля всем встречным о себе забыть. Печь топила, когда стемнеет, чтоб не видно было идущего из трубы дыма, вечером, зажигая свет, закрывала окна ставнями. Даже во двор за водой ходила в сумерках. После стольких предосторожностей надеялась, что ничего страшного и опасного в ее жизни больше не случится.
Но однажды утром, возвращаясь с покупками из города, почуяла чей-то тяжелый пристальный взгляд. Обернувшись, никого не заметила. Постояв за высоким вязом, подождала, надеясь, что ощущение слежки исчезнет.
Но оно не исчезло. Побродив по улицам вокруг своего дома, чтоб сбить шпиона со следа, быстро заскочила в свой двор и затаилась. Никого. Прошла в дом, тщательно заперлась, и даже закрыла изнутри ставни, которые прежде днем не запирала.
Притупившееся за последнее время чувство опасности проснулось вновь, заставив ее беспокойно метаться по дому. Неужели ей придется все бросить и снова бежать? На сей раз обратно в Холлтбург? Но еще слишком холодно, да и не хочется покидать обжитой дом. Может быть, ей все померещилось, и она зря паникует? И стоит ли вновь подставлять под удар графа с графиней, которые вынуждены будут ее прятать, нарушая закон?
Устав от переживаний, легла спать, решив во всем разобраться утром. Все знают, что по утрам мозги соображают куда лучше, чем вечером. Но, проснувшись ранним утром, ощутила в комнате чужое злокозненное присутствие. Открыв глаза, увидела, что возле постели стоит какой-то здоровенный мужик в коротком плаще и начищенных смердящей ворванью сапогах.
Амирель замерла, сердце застучало в горле, от страха спазмом сжало легкие. Она пыталась успокоиться, чтоб дать отпор, и не могла.
