От продолжения исследования меня отвлёк шум открывающейся двери.
— О, госпожа, вы наконец проснулись! Мы, право уже отчаялись дождаться этого события! — К моей кровати подскочил пухленький астурианец в белом медицинском комбезе. В первой паре рук он держал личный линком, другие прятал в карманах. Большие костяные гребни покрывали его лоб и остальную часть безволосой головы. Он явно уже разменял вторую половину жизни. — Вы можете сказать мне свое имя?
— Ясмин… — Вместо звука с моих губ сорвался только практически неразличимый шепот. Это сколько же я нахожусь в подобном состоянии?
«Инициализация пользователя завершена. Состояние удовлетворительно для начала программы адаптации. Преобразование запущено.»
Это кто сказал? Я внимательно всмотрелась в доктора, но тот точно не проронил ни звука и даже не обратил внимание на столь странные слова незнакомца. Мы точно здесь только вдвоем? Может это трансляция по коммуникатору астурианца? Да скорее всего, все именно так. Иначе мне придется признать, что недавние этюды Моцарта не прошли для меня даром.
Но доктор явно был сосредоточен только на мне и удовлетворенно кивал. Затем достал из одного кармана крошечный сканнер и попеременно сверяясь с данными линкома и тригэля провел стандартный осмотр. По его лицу с частыми кожными складками прочитать эмоции было достаточно проблематично, а учитывая усилившуюся усталость, поддерживать веки открытыми становилось все тяжелее. Но прежде чем я снова засну, нужно было прояснить некоторые существенные моменты.
— Где..?
— Где вы находитесь? — Доктор проявил крайнюю понятливость. — Вы на научно-исследовательской станции Нова. Главное не о чем не беспокойтесь. Вашей жизни больше ничего не угрожает. И поскольку вы наконец очнулись, я могу с уверенностью сказать, что вы уверенно идете на поправку.
— А сколько..?
Доктор сжал безгубый рот, его первый подбородок стал розоватым. Явно не хочет отвечать. Со стороны это выглядело крайне комично, но мне было не до смеха. Учитывая реакцию астурианца, новости были не самыми приятными для меня.
— Дорогая, вы пробыли в коме один год семь месяцев и почти двенадцать дней. Мы уже не думали, что вы когда-либо проснетесь. Но учитывая степень ослабленности организма болезнью, тяжелое ранение и тотальную потерю крови… это самое настоящее чудо!
Мужчина говорил что-то еще, но я его уже не слушала. Неужели я вот так провалялась как бревно столько времени? Тогда понятно, откуда сильнейшая слабость и невозможность даже пальцем пошевелить нормально. После осознания этой оглушающей новости я снова впала в беспамятство.
***
В следующее мое пробуждение я уже не была одна в палате. Рядом с койкой чья-то заботливая рука установила мягкое даже на вид кресло. В нем спал человек, которого я уже и не надеялась когда-либо увидеть вживую. Точнее рейменианец.
— Папа!..
Мужчина встрепенулся и мгновенно сбросил дрёму. Осознав, что я вполне осознанно смотрю на него и мой едва слышный голос ему не послышался он подхватил мою дрожащую от слабости руку. Как же изменился мой родной человек. Мы не виделись всего два года, если верить доктору. Но… В чисто серебристых раньше волосах моего отца теперь пестрели грязно-серые, псивые пряди. Под лазурными глазами залегли глубокие тени. Возле рта проявилась горькая складка, которой я раньше не замечала. Сеть мелких мимических морщинок покрыла кожу. Почему? Ведь он только недавно отпраздновал своё шестисотлетие. Некоторые рейменианские старики в девятьсот выглядят лучше…
Папа мягко приложил мою исхудавшую до состояния птичьей лапки ладонь к своей щеке. В его глазах я видела след едва сдерживаемых слез. Похоже даже он утратил надежду на мое пробуждение.
К моему горлу подкатил мерзкий тугой ком вины.
— Прости меня папа… Это я во всём виновата…
— Не нужно, Ясмин, даже не думай извиняться. — Горячо прошептал он, коротко целуя мою ладонь. — Я прекрасно понимаю причины твоих поступков. Ты очень сильно похожа на меня. Возможно, если бы ты унаследовала немного материнской мягкости… Но что уж тут. Главное, что ты жива и теперь рядом со мной.
Я отвела в сторону глаза и попыталась сглотнуть ком. Не получилось.
— Я была такой эгоисткой. Думала только о себе. Не хотела мучиться сама и чтоб ты наблюдал за тем как я умираю. Но в результате получилось ещё хуже…
Под конец речи мой голос опять сорвался до шёпота. Я бы и дальше занималась самоедством, но на мою голову опустилась горячая рука, мягко погладив. Вновь обернувшись к отцу увидела его прежнюю любящую улыбку и искорки счастья в глазах. В душе разливалось приятное чувство безопасности и ощущения что все будет хорошо. Как прежде. Хотелось уткнуться лицом в отцовскую рубашку, как когда-то в детстве, спрятаться от всех горестей и проблем. Увы, во взрослой жизни все не так просто.
Мы помолчали несколько минут наслаждаясь этими мгновениями единения. Однако затем папа вновь взял себя в руки и надел привычную маску невозмутимой серьёзности. Как же я рада, что снова вижу ее.
— Послушай внимательно дочь. Это действительно важно. Не знаю, чем вы там занимались на патрулировании. Все события, связанные с этим строго засекречены, но последствия меня не сильно радуют. Лейтенанта Каюдзаву Наоки с твоим полутрупом на руках обнаружили в спасительной капсуле неподалеку от туманности Кошачий глаз. Причем единственное, что мне удалось узнать, так это то, что капсула была неизвестной конструкции. Не федеративной. Военные, прибывшие на место сразу же взяли в оборот лейтенанта, а тебя поместили в реанимационную капсулу. В ней же и достали на станцию Нова. Ещё через неделю был обнаружен твой «Буревестник-101» с развороченный двигателем, который дрейфовал на одних стартерах. К счастью обошлось без жертв. — Поспешил он меня успокоить, заметив обеспокоенность на моем лице. — Они отделались всего несколькими десятками раненных. Если бы не действия некоего доктора О'Шенри, все было бы гораздо хуже. А теперь, как только стало известно о том, что ты очнулась, под дверь палаты сразу же приставили удвоенную охрану. Сейчас там, ожидая твоего полноценного пробуждения, сидит военный следователь. Если бы не мои связи и проверенный врачебный состав, которым было неплохо уплачено, они сейчас уже были бы здесь. Теперь ты понимаешь?
Я медленно кивнула. Похоже меня не планируют оставить в покое.
— А что с Каюдзавой? Где он сейчас?
Отец устало потёр висок. Столь привычный жест заставил мое сердце сжаться. Как я могла оставить его совсем одного?
— Насколько мне известно первые полгода его продержали в изоляторе, под предлогом проверки состояния и возможной угрозы после контакта с инопланетными организмами. Стандартные отговорки. После этого мне сообщили, что в изоляторе произошла драка. Один из санитаров серьезно пострадал. Лейтенат Каюдзава был с позором изгнан из флота и официально передан под сражу. Сейчас он отбывает наказание в колонии, на орбитальной станции Шаран. Это в созвездии Лебедя.
После этих известий я перебывала в лёгком шоке. Того самого Наоки, который меня фактически спас, если принимать во внимание особенности нашего обнаружения, тыловые крысы просто взяли и посадили в тюрьму? Ни за что, ни про что!? Из услышанного, я отчего-то была твёрдо уверенна в его невиновности.
— А что с «Буревестником»?
— Там все и вовсе запутанно. Как только экипаж был найден с них сразу же взяли подписку о неразглашении. Коммандер Бенедикт Заувер был награждён орденом за мужество и внеочередным званием капитана третьего ранга. Некий Джереми Марвешь был заключен под стражу и вскорости расстрелян, согласно решению военного трибунала. И это все, что мне удалось узнать. Поэтому будь крайне осторожна в словах доченька.
Я задумчиво поморщилась.
— Тут и думать особенно ничего. Но на сколько широко распространены их полномочия?
Отец несколько коварно улыбнулся.
— Ты дочь рейменианского посла, а согласно нашему законодательству дипломатическая неприкосновенность распространяется не только на служащих миссии, но и на членов их семей. Розжиг внутреннего конфликта с таким серьезным противником, как Рейменэя, которой принадлежит около тридцати процентов голосов в парламенте, не входит в планы командования флота. Поэтому, поверь мне, они будут крайне вежливы. Я за этим прослежу лично.
