Из-за этого козла я неделю без секса. Маленький период, но когда секс раньше был ежедневно, перерыв — при живом-то парне! — дико портит настроение. Я вытянула из конверта кусочки диска и бросила их под крыло ветру. Он швырнул мне в лицо горсть пуха. Я фыркнула.
Облегчение не снизошло. Наоборот: словно в пожар ярости подкинули дров. Разнести бы еще что-нибудь! Квартиру Ирия, например. И его придушить к чертям собачьим!
Хуже всего — он мне часто снится. Да потому что из головы не выходит наш танец, борьба в раздевалке бассейна, его квартира и десятки видеозаписей старых выступлений. Я их смотрела последнюю неделю, ведь… Песни красивые и… голос Ирия до дрожи приятный.
Я обреченно упала на колени в мягкий покров. Когда меня отпустит? Мы с Келланом три года вместе, у нас одна заветная мечта на двоих, почему мое сердце меня предает? Почему не полюбит того, кого нужно?
На четвереньках я догребла до сейфа, выкопала его из сугроба и с ним в обнимку вернулась на крышу.
Келлан обрадуется! На моих губах заиграла улыбка. Я поспешила в квартиру.
Он сидел в кабинете, уставившись в монитор, но едва я появилась на пороге, отлип от мышки и повернулся ко мне. Его взгляд недоверчиво сверлил в моих руках сейф. Я устала держать его и водрузила на ближайший стол.
— Что? Неделя прошла. Я ж обещала. — На сейф я положила флешку, улыбаясь Келлану. Не вышел из шока. — Пойду готовить ужин. Лазанью будешь?
— Да. Я… — Он взлохматил волосы на затылке и повернулся к компьютеру. — Погоди…
— Жду на кухне!
Пускай его прикосновения не возбуждали, в груди разливалось тепло, когда я смотрела на него. Так или иначе, он для меня родной человек. Роднее, чем родственники.
Мне в радость делать ему приятное. Например, приготовить ужин или принести чай. Только, кажется, я слишком стараюсь. Будто заглаживаю вину.
Оттолкнула его на следующий день после того раза, когда мне было больно заниматься сексом, не объяснила причину. Теперь откупаюсь ужинами?
Келлан подкрался сзади и обнял. Я отложила нож, которым нарезала красный перец, и прикрыла глаза. Тепло и уютно в объятиях, почему тогда целовать его стало безвкусно?
— Прости… — шепнул он.
— За что? — Я развернулась в кольце рук.
— За то, что изводил тебя ссорами и дурацкой ревностью.
— Я не держу на тебя зла.
Его губы настойчиво прижались к моим, но я увернулась. Мы замерли, точно ледяные фигуры в неуклюжем танце. Мои руки нелепо застыли между нами: то ли обнять, то ли оттолкнуть. Мой нос, похоже, привык к запаху его тела за три года и поэтому больше не ощущал. Или наши запахи смешались. Келлан глубоко вздохнул, поток воздуха всколыхнул волосы у уха.
— Почему тогда?..
— Не знаю.
— Забираю свои слова. Прощения просить тут не за что, — бросил он и вышел из кухни.
Ужинала я в одиночестве. Возможно, лазанья получилась вкусной, но кусок в горло не лез. Келлан забрал свою порцию и отправился обратно в кабинет. Ни о каком мире не может быть речи, пока мы ужинаем отдельно и спим отдельно.
Я доела, помыла посуду и сходила к сейфу за красками. Келлан за последнюю неделю новых не купил. Я рисовала на планшете: провела линию — стерла, провела — стерла, и так до бесконечности. Контуры, которые стремилась провести рука, нельзя никому видеть. Толку рисовать?
Один выход: спрятать за абстракциями. Среди загадочной размытости, будто под пеленой тумана, каждый увидит своих демонов. Я затянула волосы в тугой хвост, почистила зубы, надела заляпанную краской футболку и подготовила холст — ровно горизонтально, ибо съедобные краски немного текучие.
Съедобными красками я называла краски, сделанные из натуральных ингредиентов. В общем, можно есть и с наслаждением нюхать. Они стоили бешеные деньги, приезжали с другой планеты, их обычно покупали маленьким детям. Палитра мне показалась настолько разнообразной, что я прикинула: ими можно нарисовать пейзаж.
Языком.
Келлан раньше часто наблюдал, как я, забавно извиваясь над полотном, выводила стволы инопланетных деревьев. Болел язык, челюсть, голова, я не сдавалась. Впервые получилось кое-что интересное, когда я отбросила стремление к реализму и отдалась образам.
Сегодня я смешала синий, белый, красный и коричневый цвета — получился коралловый. Еще каплю белой краски и желтой — теплый, телесный цвет.
Пахла смесь сахарной ватой, черникой, смородиной, орехами и лимоном. Я окунула кончик языка в сладко-кислую смесь, сосредоточилась, представляя конечный результат, нагнулась и сделала мазок. Один, второй, третий. Рот наполнился слюной, я разогнулась и сглотнула остаток краски.
Затылок мелко покалывало. Келлан пришел посмотреть? Я обернулась: в коридоре мелькнула тень. Подглядывал? С чего вдруг?
Я вышла из кухни и свернула в кабинет: Келлан шустро печатал на клавиатуре. Почудилось, что он подсматривал?
Не первый раз казалось, что кто-то рядом. Новая квартира… досталась с призраками? Волоски на загривке встали дыбом.
Быть не может.
Я вернулась на кухню к холсту, опустила кончик языка в светло-коралловую смесь, сделала мазок и резко обернулась. Никого. Но сердце заметалось в панике.
Нет здесь призраков! Я повернула холст к двери, чтобы боковым зрением видеть проем. Спустя минуту пришел Келлан и спросил, скоро ли я собираюсь спать.
— Не знаю, пока не спится.
Там, во сне, на диване в прихожей, возможно, опять появится Ирий. И опять утром я проснусь на полпути к оргазму и буду долго маяться.
— Рисуешь?
Я настороженно кивнула — все-таки он не подглядывал. Тогда кто? Дух? Нет, ему безразлично мое творчество. Нервными движениями я стянула резинку с волос и перекинула пряди к лицу, но через секунду заправила за уши.
— Что рисуешь сегодня?
— Цветы, — молниеносно солгала. Келлана ответ устроил — он посмотрел на полотно, три секунды созерцал то, что я успела нарисовать, и ушел.
— Я спать.
— Спокойной ночи…
Обычно он по крайней мере минуту разглядывал, даже если я два мазка сделала. Никогда не спрашивал, что рисую, а угадывал сам, пусть с десятой попытки.
Все рухнуло, все!
Едва Келлан скрылся за дверью спальни и выключил свет, я метнулась в ванную. Провела пальцами по левой руке от сгиба локтя до запястья и вынула волшебную кисть.
Я написала строгий кожаный костюм — обтягивающие куртку и штаны — с шипами и заклепками. Волосы немного удлинились и закрутились в безупречный пучок. Линзы появились янтарные, добавилась черная маскарадная маска — без перьев, но с вкраплениями стразов. На губы — персиковая помада. На запястье — усыпляющие лейкопластыри.
Я его уничтожу! Нет, не убью. Вырежу из памяти. Возможно, сейчас он развлекается с очередной пассией — пассиями — на вечеринке. Но если он дома — ему не повезет.
Внутри меня вулкан вот-вот извергнется. Келлан не заслужил переживать выброс огненной лавы, а Ирий заслужил.
На крышу я выбралась в тапочках и под сумасшедшей метелью нарисовала массивные ботинки. Адреналин дико бурлил в венах, когда складывала руки в символ скорости.
Вынесло меня в прихожую. Тихо и темно, как в гробу. Только мигала лампочка сигнализации и светились неоном очертания выключателя. Черт подери, Ирий не дома. Конечно, чего ему здесь быть в два часа ночи?
Я повернула колесико выключателя, свет мягко полился из потолочных ламп. Ключи блеснули на полке. Значит, он дома? Спит?
Повезло! Скопирую информацию с его смартфона! Который он ночью держит наверняка, как большинство, у кровати. Я перерисовала ботинки в милые розовые носочки и, крадучись, пошла к спальне, в противоположную сторону от гостиной. Как громко чертыхался Ирий, собирая неделю назад пылесосом пух с пола и дивана?
Я сглотнула смешок и мягко надавила на полотно двери. Тусклый свет от ламп в коридоре нырнул в проем. Черт! Я вернулась и выкрутила выключатель. Придется идти обратно на ощупь.
Благо, всего пять шагов. Я ни во что не врезалась, ибо скользила рукой по стене, пока не нащупала проем. Дверь тихо поддалась ладони. В спальне на тумбочке пульсировал светодиод, мелкими вспышками разгоняя мрак. Возможно, огонек от смартфона.
