Дальше, уже немного забыв про несчастный мозг, но вспомнив весь запас нехороших слов, проследовала к бассейну. Сполоснув сперва передние, повернулась попой и попробовала помыть и заднюю лапу — ту самую, которой в унитазе тонула.
Хорошо одно — в бассейн я всё-таки не грохнулась! А всё остальное — плохо. Гадко! Мокро! И полотенце подать некому!
В общем, из ванной я вышла в очень своеобразном настроении. Снова приблизилась к миске, вылакала ещё чуть-чуть и, вздохнув, направилась к двери в гостиную. Встреча с герцогом Кернским пугала до обморока, но я понимала — откладывать её бессмысленно, ибо всё равно неизбежна.
Встаю. Встаю на задние лапки, смыкаю зубы на дверной ручке, чуть приседаю и делаю шаг назад. Потом выпускаю ручку из захвата, опускаюсь на все четыре и протискиваюсь мордой в полученную щель.
Дверь послушно открывается шире, и я оказываюсь в знакомой роскошной гостиной. И нервно сглатываю, ибо голоса блондинисто-брюнетистой парочки слышны теперь несравнимо лучше. А ещё, ввиду того, что эти двое и не думали запираться, сразу вижу в проёме расхаживающего по кабинету мага.
О чём разговаривают мужчины?
Нет, не знаю. В смысле, после того, как становится ясно, что речь не обо мне, даже не пытаюсь прислушаться.
Минуты две мнусь на месте, а потом всё-таки решаюсь приблизиться к кабинету. Переступаю порог, и…
Привлекать внимание не приходится. Меня замечают оба и сразу — и расхаживающий из угла в угол Вернон, и сидящий в одном из кресел Дан. Вернон дарит широкую улыбку, а герцог Кернский приподнимает брови, спрашивает ровно:
— Как себя чувствуешь?
Эм… Эм…
Хозяин замка не издевается и не подкалывает, но то, что радости от моей вчерашней выходки не испытывает — это однозначно.
Мечтая провалиться сквозь пол, маленький дракон отводит глазки и как может пожимает плечами. А через миг всё-таки набирается смелости и просит:
— Ву… — Выпусти меня, пожалуйста.
— Куда собралась? — уточняет блондинчик, а я…
Я делаю шаг назад и снова плечами пожимаю. Потом всё-таки признаюсь:
— Ну так… На кухню наведаться, Роззи повидать.
— Твой завтрак возле стола, — отвечает на это Дан.
— Ыыы! Знаю, я его уже учуяла, но…
— Что?
Я опускаю голову и молчу. Сказать о том, что мне жуть как хочется рассола, стесняюсь. Признаться, что при них, и в частности при Дантосе, кусок в горло не полезет — тоже не могу. Плюс, мне нужно чуть-чуть времени, дабы переварить и пережить позор. И да, сейчас находиться в одном помещении со светлостью ещё невыносимее чем вчера!
— Астра? — подталкивает Дан, но я не отвечаю.
В какой-то момент возникает подозрение, что право выйти из покоев придётся вымаливать на коленях, но герцог Кернский нынче милосерден.
— Как хочешь, — прежним ровным голосом говорит он. И встаёт, дабы проводить.
Вопросов больше не звучит, эмоции светлости тоже вроде бы в порядке, хотя создаётся впечатление, что блондинчик эти самые эмоции контролирует, то есть улавливаю я далеко не всё. Но думать об истинных чувствах Дана не могу. Мне бы со своими разобраться.
Я разворачиваюсь и покорно топаю к входной двери. Дожидаюсь пока светлость догонит, отопрёт замок и выполнит функцию дворецкого. Затем медленно просачиваюсь в коридор и оборачиваюсь…
— Сильно злишься? — осторожно интересуюсь я.
А в ответ слышу насмешливое:
— Ву.
Гад.
Нет, ну ведь действительно гад!
Я вообще-то тоже передразнивать умею, и если что…
Увы, но додумать не получается. Просто в этот момент дверь с тихим стуком закрывается, и с мысли я сбиваюсь.
Замираю на пару секунд, а убедившись, что дверь не откроется, и диалог не продолжится, фыркаю и беру курс на замковую кухню. Вернее, сперва на лестницу, которая на первый этаж ведёт, а потом уже на кухню.
Иду.
Да-да, иду!..
— А потом я приглядываюсь и понимаю, что это хозяин наш, с этим, как его… — служанка хмурится и щёлкает пальцами, пытаясь вспомнить.
— Верноном? — приходит на помощь другая.
— Да-да! — радостно кивает первая. — С ним!
— И?..
— И они чемодан из покоев герцогской кузины выносят! — делая страшные глаза, сообщает рассказчица. — Представляете?
Народ в количестве полудюжины женщин, которые вокруг рассказчицы столпились, дружно хмурится. Драконья сущность улавливает недоумение, а потом в наступившей тишине звучит:
— И что?
— Ну как это «что»? — Служанка аж подпрыгивает от возмущения. Повторяет с нажимом: — Чемодан! Из покоев кузины!
А осознав, что народ снова тупит, добавляет громким шепотом:
— Там женская одежда. И бельё!
Пауза. Недолгая, но выразительная.
И вот теперь до простого люда начинает доходить весь ужас…
— Одежда? Женская? Но зачем?
— Они же мужчины…
— Вот-вот! — выпаливает рассказчица торжественно. — Вот и я говорю: мужчины. Но чемоданчик-то украли!
Слышится ну о-очень шумный вздох, а вслед за ним почти паническое:
— Неужели! Неужели всё-таки испортили нашего хозяина в этой их столице?
— В гнезде разврата, — «со знанием» поправляет самая пожилая из толпящихся тут женщин. — Ой, зря мы его туда отпустили… Ой зря!
Дальше идут причитания, стоны и попытки понять, насколько всё страшно. Следом одну из кумушек посещает здравая мысль:
— А может мы не так поняли? Может они не для себя?
— А для кого? — огрызается первая. Ну та, которая свидетель и рассказчица. — Да и что тут можно не понять? Взяли чемодан и вдвоём на несколько часов в покоях их светлости заперлись! Вот что они там делали, а?
В кухне поднимается гул. Посмевшая возразить отступает, в ужасе прикрыв рот ладошкой. Другие тоже не радуются — вздыхают, охают, и головами качают.
— Ну вот. А ведь таким мальчиком рос…
— Очень хорошим мальчиком!
— И что же будет с Керном?
— Зато теперь ясно, почему обещанная кузина не приехала… — выдаёт кто-то особо сообразительный. — Видать, просекла что к чему, и вот. Только чемоданы от неё и остались.
Всё. Дальше я не слышу! Просто на последнем замечании у меня лёгкая истерика случается. И даже тот факт, что мучаюсь похмельем, умирать со смеху не мешает. Но ровно до тех пор, как в гомон женских голосов вклинивается голос Роззи.
— Что здесь творится? — вопрошает главная кухарка строго.
— Ох, — тяжко вздыхает одна из сплетниц. — Ты не поверишь!
Фраза оказалась пророческой — Роззи в самом деле не поверила. Более того, в её руке непойми откуда взялся очень знакомый половник, и в наступившей тишине прозвучало:
— Сдурели?!
