Осторожно: злая инквизиция! (СИ) - Ясная Яна

Она еще раз порылась в столе, выудила блок ярко-розовых липких стикеров и накарябала что-то на верхнем.

— На! — она звонко пришлепнула к столу с моей стороны оторванный от блока лист. — Здесь ее старый адрес и куда предположительно могли перевести мужика. А о своем решении — не жалею.

Я повертела розовую бумажку в руках.

Ну ладно, хорош ломаться, Ксюша! Ты же уже все решила. А что принципы…Так это ж твои принципы: как хочешь — так с ними и поступаешь.

Хмыкнула и, сунув листок в сумочку, сказала:

— У меня есть сотрудница. У нее проблемы со здоровьем. Суровые, мне не по силам. Она о них не знает. Надо решить вопрос так, чтобы и не узнала.

От удивления Шипурина даже оторвалась от своей сигареты и уставилась на меня.

Недавнее вправление мозгов еще держалось, и ни одну из тех мыслей по поводу моей внезапной благотворительности, что проносились в ее голове, как товарные вагоны, сцепившись хвостами в состав, она не озвучила, перескочив сразу на деловой тон:

— Что за проблемы?

— Не знаю, — раздраженно рыкнула я. — Это не мой профиль.

— Угу… Еще не знает, значит? Идеальный вариант. Вот что, раз она твоя сотрудница… Направь-ка ее на профосмотр! Во-о-от сюда, — она снова притянула к себе стикеры. — Частный медицинский центр, такие услуги там тоже оказывают. Я там имею частную практику, так что посмотрю на клиента, если понадобится несколько визитов — сама состряпаю ей нужный диагноз, исходя из своих требований к лечению. Цена. Адрес центра. Мой график приема.

Перевернув листок липкой полоской вверх, она запустила его ко мне по столу:

— Присылай свою подчиненную.

— Накладывать проклятия запрещено законом.

— Угу.

Его инквизиторское святошество изволил полоскать мне мозг. Пока в больнице свои расспросы расспрашивал, еще держался с невозмутимой физиономией, а как в машине наедине оказались — завел свою юлу.

— И использовать магическую силу в качестве инструмента запугивания — тоже запрещено.

— Ага.

Ну, ты поучи меня еще, как сестру-ведьму строить!

Ведьма — это такая стервь, которая связь с реальностью теряет очень быстро, и тут главное в нужный момент шарахнуть ей по башке, в эту реальность возвращая, как гвоздь — в доску.

Нет, не обязательно пользоваться при этом грубой силой: баба Тоня, к примеру, одним движением брови таких свиристелок, как я и Шипурина, пучками к земле гнула. Ну так у бабы Тони личный авторитет был — ого-го! А я от дел сообщества самоустранилась, и из ресурсов у меня — собственная сила да семейная репутация.

Что самое главное, Макс без зазрения совести применял аналогичную методику ко мне, гвоздя как молоток, и ничего, совесть не мучила. А стоило мне разок рыку в голос поддать — и вы посмотрите, как не понравилось.

— И Орден очень не одобряет, когда им прикрываются, совершая действия сомнительной законности.

— Угу.

Я прям встрепетнула вся.

У Макса на скулах перекатились желваки.

Мы еще утром, обсуждая план действий, договорились, что в обед приедем домой и выспимся — а уже потом по делам да самого вечера, а ночью — на кладбище.

Вот он обед, вот они мы — едем.

— Ксюша, я не стану покрывать злоупотребления.

Это прозвучало… жестко.

Злоупотребления, наказания…

По коже пробежали мурашки, но вовсе не от страха. Знакомое тягучее, тянущее чувство поселилось в животе и ниже.

Макс злился все сильнее, хотя силился держать себя в руках. А я, чувствуя скрытую за внешним спокойствием злость… заводилась.

Чем спокойнее становилось его дыхание, чем сильнее сжимались пальцы на руле, тем сильнее разбирало меня животное какое-то желание. Собиралось томлением в промежности, делало чувствительной грудь, заставляя обостренно ощущать прикосновение белья. Обволакивало. Вынуждало чутко ловить его запах, и этот запах, сухой, грозовой, без примеси возбужденных чувственных нот, заполнял легкие и усиливал влечение. Рисовал непристойные картины… На-ка-за-ни-я.

Интересно, его вообще можно довести до такого состояния, чтобы он захотел наказать меня в постели?

Да, глупо. Да, слегка стыдно от собственных фантазий.

Но… ведь хочется же! Какого черта? С чего я должна стыдиться?

И, что смешно, суть его претензий, если честно, была мне абсолютно безразлична. Котик здесь на пару-тройку недель, максимум — на месяцок, а потом отбудет по месту постоянной дислокации, а я останусь жить и работать именно здесь, так что видала я его ценное мнение вместе с указаниями там, куда только проктологи и заглядывают. А вот сам гнев…

Самоконтроль. Ощущение подавляемой мощи.

Грозовой запах озона и кисловато-колющий вкус электрического разряда на языке.

Между ног требовательно, сладко потянуло.

Последние пару реплик я игнорировала не просто так. Сосредоточившись на своих ощущениях, я балансировала на тонкой нитке необходимости довести инквизиторский гнев до квартиры.

— Твое поведение в отношении Шипуриной подходит сразу под две статьи магического кодекса, и, если она подаст заявление об угрозах причинения вреда здоровью, я дам ему ход.

Не дать грозе разрядиться в машине, где ничего нельзя. И ничего и не будет.

— Ага.

— А если подобное повторится, инициирую расследование по всей форме вне зависимости от наличия заявления.

Бу-бу-бу, злой полицейский!

Возбуждение с током крови плыло по венам.

Вот он, мой дом, уже близко.

Вот он, въезд во двор, и разбитый асфальт подъездной дорожки приветственно стрельнул в днище гравием.

— Да-да, я поняла, ваше инквизиторское святейшество негодует. Именно поэтому ты молчал, когда я при тебе быстро и эффективно заткнула ей рот.

Машина ткнулась носом в поребрик и замерла. Макс, по одному отлепляя пальцы от руля, со смертоносной вежливостью отметил:

— Я не стал подрывать твой авторитет при посторонних.

Открыв дверь, я утвердила каблуки на асфальте и, оглянувшись, бросила через плечо:

— К тому же это было тебе удобно. Хотя немного лицемерно получилось.

Я собиралась уйти вперед, но инквизитор меня опередил: вышел из машины, быстрым магическим взглядом обвел все вокруг и только после этого выудил из машины меня и, заперев авто, быстро повел (чтобы не сказать «потащил») меня в подъезд.

Разлитые вокруг него чары были незнакомыми мне, орденскими, идентифицировать их не получалось, и, удерживаясь на гребне несущих меня гормонов, я развернула свою защиту.

В подъезде пусто, слава всем святым, лифт работает. Домой. Быстрее домой!

Услышав, как за моей спиной щелкнул, закрывшись, замок, я перебила Макса, не дослушав очередной фразы:

— Знаешь, я решила, что мне, недостойной, нечего делать рядом со столь высокоморальным слугой закона. Что-то мне инквизиции помогать разонравилось. Опять же, опасно тут у вас… — и, с наслаждением глядя в светлые от бешенства глаза, залепила: — Поеду-ка я, пожалуй, куда-нибудь отдохнуть!

Чуть качнулась вперед, оказавшись к нему так близко, что моя грудь почти коснулась инквизиторской. Не прикосновение, но его предчувствие. Заботливо поправила воротник белой рубашки.

И доверительно сообщила:

— Лет семь в отпуске не была…

Отвернулась, наклонилась, аккуратно сняла один туфель (заботливо стараясь, чтобы кое у кого был выгодный ракурс обзора). Потом другой туфель. Пристроила пару на обувную полку.

И ушла в гостиную, вызывающе покачивая тем, что в романтических книгах именуется бедрами, но по факту ими не является.

Макс, зашедший вслед за мной, являл воплощенное спокойствие и профессионализм, только вот меня от этого «спокойствия» уже потряхивало, и в голове что-то, отдаленно похожее на здравый смысл, отчаянно вопило: «Карау-у-ул! Спасите-помогите!»

Сейчас убьет. Господи боже мой, точно убьет!

Ужас мешался с возбуждением, от столь ядреной смеси гормонов руки покрылись гусиной кожей.

Я зашла в спальню, хлопнув дверью, и она от избыточного удара распахнулась, «случайно» показав Максу, как улетела в сторону моя блузка, рассыпались по спине кудри, а я завела руки за спину, расстегивая юбку.