Я прятала их за одеждой, тщательно рассматривая себя в осколке старинного зеркала, которое мне осталось еще от бабушки, если была такая возможность, чтобы скрыть все следы страсти того, о ком не должен был знать никто и ни за что…даже если за последние долгие недели я не видела его больше.
С тех пор, как оживил теленка, он словно пропал, как бы я не смотрела в далекий и страшный черный лес, а больше ничего не могла увидеть в нем.
И сбежать из дома холодной долгой ночью тоже не получалось теперь, потому что брат словно подозревал что-то и не сводил с меня глаз.
Но Черный стал сниться мне.
В таких снах, что наутро было стыдно и горячо.
Я просыпалась мокрая от пота и дрожащая, настолько ярко и остро ощущая каждую его ласку и прикосновение, словно он на самом деле был рядом, когда скоро поняла, что от снов на мне остаются отметины от него.
Именно там, где он собирал несдержанно со стоном губами кожу, оставались синяки и ссадины, которые сначала пугали меня.
А потом я привыкла, и уже с нетерпением ждала ночи, чтобы снова его увидеть и упасть в жадные объятья, которые ждала от ночи к ночи.
Только то, что снилось сегодня, спрятать не успела!
Не думала, что брат заметит следы от его губ на шее сзади под волосами, оттого что колдун опрокинул меня на живот, наваливаясь сверху и целуя жадно плечи и спину, не давая опомнится от его жара и той жуткой темной страсти, которая не давала ему покоя, заставляя кусать и втягивать мою кожу губами до багровых синяков.
Никто не должен был увидеть этого. Особенно брат!
А он увидел и рассвирепел.
— В прошлый раз она сказала, что губу сама прикусила, и я дурак поверил!!! — кричал брат, держа меня так, словно хотел переломать все кости, намеренно причиняя боль. — Но это что?!
Зажав в кулаке мои волосы он снова дернул меня так, что я полетела на пол, застыв и вытянувшись на полпути на коленях лишь потому что, не смогла растянуться внизу, не оставив все волосы в его руке и вскрикнув от полоснувшей боли, когда корни волосинок затрещали, пытаясь остаться на голове.
— Знаешь, что это такое?! Знаешь, откуда такие отметины могут появиться?!
Он встряхнул меня, почти прорычав:
— Такое бывает, когда хочешь настолько сильно, что не можешь сдержаться! Когда хочется не просто обладать кем-то, а буквально сожрать, чтобы каждая частичка ее осталась в тебе!
Я вздрогнула оттого, с каким надрывом и чувством кричал сейчас брат, глядя на свою жену обезумевшими глазами:
— Такое бывает, когда отпускать не хочешь из своих рук, а судьба вырывает ее!!!
Уже не понимая, кто о чем говорил, я притихла, держась за волосы, но отчего-то боясь теперь даже касаться руки брата, видя, как его жена усмехнулась горько и сухо, глядя глазами, в которых была одна лишь безнадежность и боль от двух десятков прожитых лет, что были лишь чередой серых дней:
— Откуда ж мне понимать все это, когда я не знала от тебя ни любви, ни страсти! Только на нее ты смотришь, только ее перед собой и видишь…
— МОЛЧИ!
Ахнув, я повалилась на пол, оттого что брат швырнул меня с силой и яростью, кинувшись к жене и принявшись душить ее, вопя что-то, когда я понимала, что мы его не одолеем, и эта ночь закончится большой трагедией.
Слишком острые и кричащие эмоции бурлили сегодня в брате, чтобы он смог успокоиться сам.
Вскакивая неловко на ноги, и не ощущая больше ни боли, ни страха, я металась по дому в поисках хоть чего-нибудь, чем могла бы огреть его со спины, с ужасом слыша, как невестка захрипела и застучала руками и ногами об пол, а я всхлипнула, понимая, что ничего не могу поделать, даже если повисну на шее брата, хоть и не хотела его касаться.
Какие-то жуткие, шальные мысли были в моей голове о том, что если он убьет ее, то я останусь с ним один на один, уже не уверенная в том, что он задушит меня так же…что не попытается стереть с моего тела отметины Черного. Своими.
— Беги! — прохрипела невестка из последних сил, когда ее глаза стали красными от недостатка кислорода, а я кидалась на ненавистную спину брата, рыдая и проклиная его силу в этом тщедушном теле, когда послышался вой.
Пробирающий до самых костей.
Жуткий, низкий.
Он словно крался через землю, ночь и мрак, как призрак из страшных сказок в зимнюю ночь, когда свет луны становится голубым от мороза и душа леденеет от ужаса.
Настолько близко, словно волк стоял на пороге, давая лишь секунду на спасение, прежде чем нас всех настигнет страшная мучительная смерть.
У меня волосы встали дыбом и перехватило дыхание от этого звука, когда он повторился и послышалось звериное тяжелое дыхание, от которого шел пар, что пробирался через тонкие щели в двери, когда стало ясно до дрожи, что волк действительно стоит прямо на пороге.
Волки давно стали проблемой на голову всех сельчан.
Они не боялись людей, и для тех, кто жил на окраине деревни неподалеку от черного леса стали настоящим наказанием, перетаскав всю домашнюю животину.
Никто из мужчин не решался войти в черный лес, чтобы отследить стаю, а волки жили и плодились, становясь самым настоящим кланом.
Я часто слышала их вой ночами, от которого забиралась с головой под шкуры, плотно закрывая глаза.
Часто слышала рассказы охотников о том, насколько эти животные умны и хитры, и как стоят друг за друга горой, что можно поучиться и людям.
Только никогда еще волки не заходили так глубоко в деревню.
И не стояли на пороге, вселяя такой ужас, что все в доме застыло, включая брата, который обернулся затравленно на дверь, и его взгляд заметался по дому в поисках того, чем можно защититься от зверюги.
Зверь рыкнул еще раз, словно приказывал открыть, или давал последний шанс сделать это по собственной воле, когда мои ноги подкосились, и я опустилась на пол, слыша теперь, что он не один, и страшный вой со всех сторон буквально заложил уши.
Казалось, вся наша деревня в кольце, из которого никто не выберется живым.
Сколько же их там было?
Двадцать? Пятьдесят? Или несколько сотен?
— Чертовщина какая-то! — прошипел брат, откидывая от себя едва дышащую жену, и я быстро подползла к невестке, глотая слезы, и боясь прикоснуться к ее горлу, на котором уже сейчас проступили уродливые отметины от пальцев брата.
И все по моей вине.
— …он не даст тебе жизни, Марьяна, — прошептала она хрипло. — Беги, как только будет возможность, и никогда не возвращайся.
— Куда я убегу? — всхлипнула я растерянно, дрожащими руками убирая спутанные волосы с ее измученного бледного лица, на котором были синяки от побоев и кровь. — У меня нет никого кроме вас и этого дома.
— Раз следы эти есть, то есть и тот, кто защитит, — прошептала она в ответ твердо, прикрывая устало ресницы, когда брат снова что-то закричал, переворачивая остатки грубо сколоченной мебели в поисках топора или ножей, затихая, потому что зверь никуда не уходил и снова взвыл за дверью.
Но когда этот жуткий, леденящий душу вой перешел в рычание, страшно стало даже брату.
Я отчетливо видела, как расширились его зрачки от паники, когда он отрывисто махнул нам рукой:
— Уйдите в самую дальнюю часть дома! Спрячьтесь и не высовывайтесь! Я с вами позже разберусь!!!
Мы все подпрыгнули, когда дверь неожиданно заскрипела и словно застонала от собственного хруста, ввалившись прямо в дом, и впуская клубом синего пара мороз с улицы, который тут же пробрался в каждый уголок, щупая своими костлявыми колючими пальцами под тонкой одеждой, что не могла согреть или спрятать от глаз обнаженное тело.
Только не от холода бросало в дрожь.
От вида волка, который стоял на пороге, настолько огромный, что его голова была в рост человека, хоть он и стоял на четырех лапах.
Весь черный, словно сама тьма и непроглядная ночь.
…только глаза синие-синие.
— …так вот почему тебя Черным называют, — прошептала я едва слышно, зная, что он услышит меня, и рассматривая распахнутыми глазами того, кто пришел в новом обличии, показав себя, под хриплый испуганный шепот невестки за спиной:
