— Может, все-таки снова попробуем терапию?
— Она помогает, когда люди хотят избавиться от фобий. А я со своей живу в любви и согласии.
— Ну ладно, — не стала упорствовать Люся, — я купила ваш любимый виноград, оставлю на кухне.
Остаток вечера Люся провела, пытаясь согласовать с антропологом его интервью. Профессору неинтересно было про коркору, зато он стремился как можно больше рассказать о своих достижениях. Люся стремилась к ровно противоположному результату.
Ветров пришел, когда она уже готова была на стенку лезть от упрямства самовлюбленного ученого.
— Просто ради любопытства, — спросил он, философски полюбовавшись, как Люся в раздражении зашвырнула мобильник в пластиковую мусорную корзину, — что тебе понадобилось на бетонном заводе?
— Согласовывали с заказчиком рекламный бюджет на год, — ответила она, сделала несколько выдохов через рот и полезла под стол за телефоном.
— То есть днем ты передаешь мне аудиозапись, в которой навь называет Горелова в числе особых клиентов клуба, а вечером едешь к нему ради рекламного бюджета? Чисто случайно?
— Ага. Это, кстати, не тот Горелов, а его младший брат. А тот… вот он, — и Люся открыла на телефоне фотку.
Ветров подошел, оперся о стол, и Люся тут же откатилась в кресле назад.
— Затейливо, — с явным отвращением оценил он увиденное. — Тоже случайность, Люсенька?
— А то ж, — уверенно согласилась она. — Скинули нам в анонимный канал в телеге. Понятия не имею кто.
Ветров поднял голову, глядя ей прямо в глаза.
Он был спокоен, поэтому Люся легко выдержала его взгляд.
— Ладно, — с неожиданной покладистостью согласился он, — перешли мне эту фотку. Завтра напишешь заявление, откуда она взялась.
— Носов напишет, — отмахнулась Люся, — каналами он заведует.
— Ну да.
Ветров отправился на кухню в поисках еды. Люся поплелась за ним.
— Послушай, — сказала она, — то, что ты устроил утром, — было действительно отвратительно, знаешь?
— О, ты купила продукты.
— Ты не можешь причинять мне физический дискомфорт. Никогда, ни при каких условиях. Ты же взрослый человек, умеешь держать себя в руках.
— А кефира нет?
— Давай разложим все по полочкам. У тебя, Пашенька, твоя работа, уж не знаю, зачем она вообще тебе понадобилась. У меня — своя. Ты не одариваешь меня милостями, моя защита — это, во-первых, твои непосредственные служебные обязанности, а во-вторых — часть договора с Китаевым. Ты просто вкладываешься в свое повышение, а не спасаешь взбалмошную деву в беде.
— Может, сварим пельмени?
— Со своей стороны я никогда не давала обязательств прикрывать грязные делишки твоей семьи. Я честна с тобой и делюсь информацией. Но точно так же я буду делиться информацией с читателями — в том объеме, в каком посчитаю нужным. Здесь нет ничего личного. И я прошу тебя вести себя соответственно. Потому что твои утренние показательные выступления были капец какими личными.
— Я сорвался, — Ветров захлопнул дверь холодильника и повернулся к Люсе. Хмуро уставился на нее. — В свою защиту хочу сказать: у тебя чувствительность выше стандартной. Ты реагируешь на меня сильнее, чем все остальные. Индивидуальная непереносимость или что-то в этом роде.
— Ты тоже на меня реагируешь слишком остро.
— Да потому что ты меня бесишь! — честно сообщил он. — Вот ничего не могу с собой поделать. И твое тотальное недоверие тоже бесит.
— Хороша бы я была, если бы верила всем на слово. Первое и главное правило журналиста: всегда проверять факты.
— Ты помнишь, кому ты это рассказываешь? — язвительно уточнил он. — Я вроде как опер.
Однако Люсю нелегко было заставить замолчать, когда она молчать не хотела:
— Представь ситуацию, когда к тебе приходят два оппонента и у каждого своя правда. На чью сторону ты встанешь? Того, кто кажется тебе честнее, или того, у кого доказательств своей правоты больше? Я просто не могу принять за истину твое утверждение, что ты или твой отец не знали про убийства навей в этом клубе.
— Ты поэтому полезла сегодня к охране? Испугалась, что за твою безопасность отвечает убийца? — криво усмехнулся он.
— Может быть.
— Хреново тебе, наверное, живется, Люсенька.
— Нормально, — ответила она почти искренне. — Просто не надо идти на поводу у эмоций, и все как-нибудь образовывается.
— И чем тогда ты отличаешься от бездушных навей?
Эта фраза ее вывела из себя словно по щелчку.
Раз!
И уже не хочется ничего раскладывать ни по каким полочкам, а примитивно вцепиться в космы проклятого марена и завывать на манер булгаковской Маргариты: знай ведьму, знай!
Люся даже спрятала руки за спиной, чтобы не поддаться порыву.
Он тихо рассмеялся и повернулся к ней спиной, снова закопошился в холодильнике.
Люся, размеренно дыша, отступила назад.
Шаг.
Еще шаг.
Да пошел он к черту.
Поговорили, называется, как взрослые люди.
Глава 13
Проснулась Люся от непривычной тишины, и ей понадобилось несколько минут, чтобы понять: суббота.
Прежде Нина Петровна в выходные дни пекла сырники и в лицах пересказывала очередной сериал: а Серкан Болат как сверкнет глазами!..
Но в последнее время старушка появлялась все реже, и это начинало беспокоить. Люся помнила, в каком удручающем состоянии была соседка, когда они познакомились. Это случилось через несколько месяцев после того, как Великий Морж купил ей эту квартиру. Ремонт еще был в процессе, Люся забежала проверить плиточников и наткнулась на лестничной площадке на встревоженную женщину средних лет.
— Не открывает, — пожаловалась она с доверчивой растерянностью, — а ведь куда ей было уйти, совершенно некуда!
— Неходячая, что ли? — уточнила Люся.
— Ходячая, да не выходящая, — непонятно объяснила женщина. — Бабка всего на свете боится, а больше всего — людей, я ей продукты ношу, — и она указала на объемные пакеты, стоявшие на полу у двери.
— Как я ее понимаю, — вздохнула Люся и пообещала себе, что на пенсии тоже запрется от человечества на сто замков.
Потом они до смерти напугали крепко заснувшую Нину Петровну, переборщившую с транквилизаторами, когда Люсины плиточники с ловкостью опытных медвежатников вскрыли ее дверь.
Старушка была возмущена до глубины души, и в следующий раз Люся приехала с фруктами и конфетами, чтобы ее задобрить: начинать жизнь в новом месте с испорченных отношений с соседями не хотелось. Дом был очень респектабельным, и Люся, никогда не жившая в подобных местах, немного волновалась.
Нина Петровна, чье сознание тогда было очень путаным, ее не вспомнила.
Свою новую соседку старушка начала узнавать не с первого раза, но в Люсе включилась прямо-таки тимуровская тяга к пионерскому подвижничеству. Это был период, когда она впервые изменила Великому Моржу, и ей требовалось бескорыстное доброе дело, чтобы заглушить — нет, не угрызения совести, а страх быть пойманной.
Со временем Нина Петровна пообвыклась, перестала сторониться, робко заглядывала в гости по вечерам, а однажды утром пришла с блинчиками.
Постепенно ее сознание прояснилось, а транквилизаторы сменились чаем с мелиссой и мятой.
Тот удивительный факт, что Нина Петровна — мать бывшего губернатора Ветрова, открылся только сейчас.
Неужели старушка стала теперь избегать визитов в Люсину квартиру из-за того, что здесь Ветров? То, с какой скоростью непутевый внук был выставлен за порог, восхищало и настораживало одновременно.
Прежде Люсе с такими суровыми бабушками встречаться не доводилось.
Родители — эти да, бывали всякими. Но не бабушки.
Лениво размышляя о странностях семьи Ветровых, Люся открыла свой портал и пробежала глазами комментарии под интервью с антропологом. Читатели старательно делали вид, что про коркору в материале не было ни слова: укоренившийся страх был слишком велик, чтобы обсуждать этакие ужасы субботним утром. Зато они с удовольствием рассказывали о нестандартных представителях своих видов: кто-то слышал про бескорыстного банника, кто-то был знаком с миролюбивым кимором, а кто-то даже видал яга-преступника. Последнее вызвало бурную волну возмущения: яг-преступник, подумайте только, да куда только катится этот мир!
