решишь, что это может быть полезно. А вот другим обмануть тебя теперь будет сложнее.
Ее взгляд был настолько пристальным, что я невольно поежилась. А вдруг она давно разгадала мой собственный обман? И лишь до времени молчит? Но признаваться вслух сейчас я все-таки была не готова.
— Меня не обман пугает. Не он плох сам по себе, а та боль, что его сопровождает.
— Вот уж не думала, что моя девочка окажется пугливой, — улыбка, обращенная ко мне, была в одинаковой степени снисходительной и ободряющей. — Отказаться от каких-то чувств намного проще, и тебе это подвластно. Остановиться за мгновенье до того, как придется что-то испытать. Приказать сердцу не отзываться на те ощущения, которые страшат. Только без этих граней ты не сможешь обрести саму себя.
А ведь она была права. За те дни, что я провела в этом доме, многое поменялось. Я все больше воспринимала себя частью окружающего мира. В сумрачном и безликом лесе, что почти непроходимой стеной простирался вокруг имения, открывались новые оттенки. Яркие, живые цвета и тоскливые тона, для каждого из которого было свое место. Шорохи напевали нужную мелодию, запахи сплетались в подходящий ко времени аромат, и каждое движение жизни было уместным. А мне все еще не хватало умений сделать то же самое с ощущениями в собственном сердце. И я на самом деле боялась. Больше всего — возвращавшихся без предупреждения воспоминаний, сладких и горьких одновременно. И того, что лишь воспоминаньями они и останутся.
Но я ошиблась. На следующее утро, прогуливаясь по саду, обнаружила на скамейке небольшой скрепленный печатью свиток, на котором было указано имя Лиаль. Взяла его в руки, недоуменно оглядываясь по сторонам в поисках того, кто мог его оставить.
Текст, изложенный на пергаменте, в один миг заставил сердце биться быстрее. В воздухе все еще витал душноватый запах посланника, подкинувшего письмо. Чужой запах. Этот некто был мне незнаком, но оказался определенно умен и пронырлив, раз сумел подобраться так близко к имению незамеченным.
Я дернула колокольчик, вызывая к себе слугу, и пока ждала его, снова вернулась к странному тексту послания.
Это не походило на шутку, а для правды было более чем нелепо. Неизвестный автор весьма красноречиво расписывал достоинства раба, выставленного на продажу на невольничьем рынке острова Пэрис. Раба, личность которого отчего-то должна была меня заинтересовать. Раба, которого я совсем недавно считала самым близким для себя и которого продолжала…
Отбросив в сторону свиток, я взглянула в окно, задумчиво наблюдая, как по широкой вымощенной дорожке к замку спешит Микей — слуга и управляющий семьи Лэн, на протяжении уже множества лет, о чем мне рассказала Ильис.
Про этот остров сестра тоже успела поведать. Вскользь, совершенно без подробностей, просто чтобы немного освежить в моей памяти то, что я сама пока не могла вспомнить. Детали и места нашего с ней мира. Там, на этом острове, находился дворец для увеселений, где царила вседозволенность и снимались любые запреты.
Куда ты вляпался, Рейтон?
Я поморщилась. Как бы ни было больно это сознавать, с его возможностями мужчина давно бы очутился рядом. Если бы на самом деле хотел этого. Особенно после того, как я вернула ему амулет. Но он не появился, не передал даже краткой вести о себе или о том, что хоть немного сожалеет о случившемся. Вместо этого оказался в самом жерле разврата и порока. Зачем — предположить было нетрудно.
А вот как и почему он превратился в раба, я понять не могла. На острове Пэрис находился огромный невольничий рынок, готовый удовлетворить самые взыскательные запросы. В любых областях. Туда приезжали господа за новыми работниками для своих земель, но меня это мало интересовало. И тем более я и представить не могла, что там же можно приобрести живую игрушку для собственного развлечения.
Кто же и зачем запустил в действие эту странную схему, не поддающуюся никакой логике? Кто знал, как много Рейтон значит для меня? Кроме старика-алхимика? Но я и представить не могла, что в этом замешан Тахирас. Наверняка был кто-то другой. Вот только кто именно? Кто посмел воспользоваться моей самой большой слабостью? И какого хода ждет теперь от меня? Что предлагает выбрать?
Впрочем, был ли этот выбор? Как бы сильно не обидел меня Рейтон, участи раба, а уж тем более смерти, я ему не желала. А значит, и поступить могла только одним-единственным образом.
В комнату торопливо вошел Микей, склоняясь в почтительно поклоне.
— Вы звали меня, госпожа.
Я протянула ему свиток.
— Это подбросили сегодня утром, пока я была в саду. Не хочешь объяснить, каким образом посторонние проникли на территорию имения?
Управляющий нахмурился и на его морщинистом лице отразился столь активный мыслительный процесс, что я едва удержалась, чтобы не рассмеяться. Он так серьезно относился к своим обязанностям, что любую оплошность всегда принимал слишком близко к сердцу.
— Я видел какого-то нищего у ворот, но был уверен, что он пришел просить милостыню. Простите, госпожа, недоглядел… Больше такого не повторится.
Нищий в глухом лесу? Для меня это звучало дикостью, неужели совсем не удивило старого и опытного управляющего? Впрочем, это ведь мне неизвестны особенности здешних мест. Может, как раз и было совершенно нормальным такое, и я напрасно удивлялась. Потому не стала вдаваться в детали, вызывая лишние подозрения.
— Надеюсь. Подобные промахи меня совершенно не устраивают. Но я не только для этого позвала тебя. Читай! — кивнула на свиток, который он теребил в руках. — Я хочу, чтобы ты немедленно отправился на остров и совершил для меня эту покупку.
Быстро просмотрев содержание письма, управляющий сдавленно охнул и поднял оторопелый взгляд.
— Раб для сексуальных утех? Вы шутите, госпожа?
— Я более чем серьезна.
— Но… — он сделал несколько судорожных глотков воздуха, словно задыхался. — Не думаю, что вам стоит…
Я прервала его.
— Не думаю, что ТЕБЕ стоит лезть туда, куда никто не звал. И не помню, чтобы спрашивала твоего совета. Или ты больше не дорожишь своим местом?! Отправляйся на остров Пэрис и купи мне этого… раба.
Я невольно усмехнулась, понимая, как нелепо звучит это определение в отношении Рейтона. Он никогда не будет рабом. Ни чьим, и уже тем более — моим. Слишком много силы и свободолюбия сокрыто в нем, чтобы подчиняться чужой воле или прихоти. Да и в качестве раба я бы ни за что не позволила ему находиться рядом, как не желала видеть его смирённым могуществом моего медальона.
Сейчас, спустя время, думать о произошедшем было проще. Боль уже не
