Ознакомительная версия.
«Эй, Кэм,» позвал тихо мальчик, когда Кэм уже выходил в коридор. «Да?»
«Не говорите ей, что я сказал тебе это», прошептал мальчик, «но ты должен сказать Лилит, что любишь ее».
«М-м-м, да?» Кэм сказала. «Почему?»
«Потому что,» Брюс еще больше понизил голос «я думаю, что она тоже тебя любит.»
Девять дней.
Группа Месть встретилась в студии следующим утром перед школой.
Когда Лилит вошла, принеся фотокопии ее последней песни, «Летя Вверх тормашками», Джин проигрывал некоторые сумасшедшие новые риффы на синтезаторе, в то время как Луис разорвал пакет чипсов Doritos. Он протянул пакет Лилит и потрусил жареным картофелем внутри.
«Я обычно стараюсь держаться подальше от ненатуральной еды, по крайней мере до девяти часов утра,» сказала она, отмахиваясь от него.
«Это пища для мозга, Лилит,» Луис настаивал. «Погрызи».
Джин, проходя мимо, чтоб настроить микрофон Лилит, захватила горсть «Он прав», сказал он с полным ртом.
Лилит уступила и взяла чипсу. Она была удивлена тем, какой восхитительной она оказалась на вкус. Она взяла вторую и третью.
«Теперь готовы прокачать», сказал Луис после того, как она покончила с несколькими горстками и она поняла, что Луис был прав. Она не была больше голодна и раздражительна.
Она улыбнулась Луису. «Спасибо».
«Нет проблем», — сказал он, затем кивнул на наряд Лилит. «Хороший прикид сегодня, кстати.»
Лилит взглянула на ее платье. Тем утром впервые на сколько она могла помнить, она не испытывала желание одеть черное. Она совершила рейд на шкаф своей матери перед школой и нашла обтягивающее белое платье с большими зелеными горохами и широким фиолетовым поясом из лакированной кожи Она остановилась перед зеркалом во весь рост в комнате матери, удивляясь тому, как круто ансамбль смотрелся с ее грубыми армейскими ботинками и как зеленый цвет в платье гармонировал с ее рыжими волосами.
Когда она в таком виде зашла на кухню, Брюс оторвался от своих Поп-тартс и присвистнул.
Лилит до сих пор не знала, что именно произошло, но Брюс был выписан быстро когда они вчера вернулись из больницы он сказал, что чувствовал себя лучше, чем за последние несколько лет. Доктор не мог объяснить почему дыхание ее брат внезапно вернулось в норму, он мог сказать только то, что Брюсу было лучше, чем он был в течение долгого, долгого времени.
«Сколько раз тебе говорить, что мой гардероб — это не твоя личная комната?» возразила ее мама. Она поставила кофе и подтянула рукав желтого кардигана, в краже которого обвиняла недавно Лилит, но после он обнаружился на дне ее ящика.
«Мне всегда нравилось как ты выглядишь в этом платье», — сказала Лилит. «Можно я его возьму? Только на сегодня. Я буду осторожна».
Рот ее матери дернулся и Лилит приготовилась к оскорблению, но возможно комплимент Лилит остановил ее. Поскольку вместо того, чтоб наброситься, ее мать внимательно посмотрела на Лилит, затем перегнулась через стул к своей сумке.
«Ты будет выглядеть лучше если будет немного цвета на губах», — сказала она, протягивая Лилит туб матовой розовой помады.
Теперь, в студии, бояться оставить помаду на микрофоне, Лилит ждала сигнала Джина, затем наклонилась и начала петь свою новую песню. Она нервничала, поэтому она закрыла глаза и позволила фоновому ритму Луиса и психоделическим аккордам Джина влиться в нее в темноте.
Было так легко представлять, как эта песня может звучать, когда она была одна в своей комнате, писала тексты и придумывала мелодию. Но теперь, когда она пела ее на людях, она почувствовала себя беззащитной. Что, если им не понравится? Что, если это отстой?
Она открыла глаза и просмотрела на Луиса, который кивал ей с улыбкой, растянувшейся через его лицо. Его барабанные палочки, чередовались между ловушкой и тарелками. Джин на гитаре перебором выщипывал ноты из струн, как будто каждая рассказывала свою историю.
Лилит чувствовала взрыв энергетического порыва через нее. Группа, которая не существовала еще два дня назад, нашла звук, который был богатым и глубоким. Внезапно, она запела свою песню как будто она была достойна аудитории. Она никогда не пела так громко или так свободно.
Луис чувствовал это тоже. Он закончил песню пробивной барабанной дробью.
Когда все было закончено у всех троих было одно и то же выражение лица: немного ошалевшая улыбка.
«Магия Doritos,» сказал Луис, глядя благоговейно на кулек из-под чипсов. «Мне придется запастись этими на все будущие репетиции».
Лилит рассмеялась, она знала, что это было больше, чем чипсы. Это были они трое, то как им комфортно вместе, не просто как коллегам по группе, а как друзьям. И это была в Лилит та перемена, которая произошла с ней на кануне когда она узнала, что Брюсу стало лучше.
После больницы мама Лилит предложил им всем сходить в пиццерию, такое угощение происходило только один или два раза в год. Они взяли большую пепперони и заставляли друг друга смеяться, играя в пинбол в старом минивэне оливками.
Когда вечером Лилит подбила Брюсу одеяло в постели, он лег на спину на подушку и сказал: «Кэм крутой.»
«О чем ты говоришь?» Лилит спросила.
Брюс пожал плечами. «Он навещал меня в больнице. Он развеселил меня».
Ее инстинкт должен был заставить ее разозлиться на Кэм из-за того, что он посещал Брюс не сказав ей. Но она оставаясь у кровати ее брата немного дольше наблюдала, как он проваливается в сон и он казался настолько умиротворенным и спокойным в отличие от больного мальчика к которому она привыкла, что Лилит поняла, что могла только благодарить Кэма за то, что он сделал.
«Над какой песней ты хочешь поработать дальше, Лилит?» спросил Джин. «Мы должны прокатиться на этой волне если уж мы ее поймали».
Лилит задумалась. Она хотела работать над «Чьим-то Другим Блюзом», но подумав об этом, она вспомнила о том, что Кэм сделал с ее стихами и это причинило ей боль.
«Мы могли попробовать…», она сказала, но три громких удара по двери остановили. «Что это было?»
«Ничего!» Луис сказал. «Давайте продолжать играть».
«Может это Tarkenton», — сказал Джин. «Мы не должны быть здесь».
Стук прозвучал снова. Только он исходил не от двери. он шел из окна.
«Чувак!» сказал Джин Ра. «Это — Кэм».
Мальчики помчались, чтобы открыть окно, но Лилит отвернулась. Лицо Кэма было последней вещью, которую она хотела видеть прямо сейчас. Чувство когда она играла свою музыку мгновение до того было простое и хорошее. Когда она посмотрела на Кэма, она словила себя на том, что чувства к нему у нее были настолько сложные, что она не знала, как их понять. Она тянулась к нему. Она была зла на него. Она была благодарна ему. Она не доверяла ему. И ей трудно было чувствовать в себе одновременно так много вещей к одному человеку.
Ознакомительная версия.
