— Малышка! — вдруг восклицает женщина испуганно и падает передо мной на колени.
Я смутно ощущаю, как заботливые руки нежно, но крепко прижимают меня к себе.
— Малышка! — шепчет она дрогнувшим голосом, и я чувствую, как от сдерживаемых рыданий её тело бьёт дрожь.
Голова раскалывается, и приходится часто моргать, пока всё не расплывается, а в следующее мгновение я вижу Дэнниса: он опускается на колени, в руках игла, но вместо страха ощущаю трепет… Я так рада видеть его рядом.
Боль в груди Дэнниса, боль в груди незнакомки — и та, и другая приносит страдания мне самой, и я шепчу: «Давай исцелю…», — но голова начинает болеть так сильно, что всё вокруг кружится, и кажется, мир сходит с оси. Меня бьёт крупная дрожь, на тело обрушивается волна выворачивающей наизнанку боли, и я издаю болезненный стон.
— Малышка, — вновь шепчет женщина, и в её голосе звучат страдание и страх. — Посмотри на меня, посмотри.
Я пытаюсь, но слёзы застилают глаза, а боль и вовсе ослепляет.
— Дыши глубже. Просто дыши.
Вновь не понимаю, кому принадлежит этот голос, однако делаю, что он велит. Кожа пылает огнём, и когда её касаются чьи-то прохладные, как свежая родниковая вода, ладони, я выдыхаю с облегчением.
Кожу вдруг пронзает что-то острое и кусачее. Я вздрагиваю, подавляя возглас, но к собственному удивлению чувствую, как под кожей растекается спокойствие. Я вновь моргаю очень часто, но ничего не вижу. Лишь краем сознания понимаю, что искры погасли и больше не скачут вокруг…
А потом я чувствую её…
Прямо напротив меня сияет огромный огненно-красный диск Солнца. Он ослепляет сквозь плотно сомкнутые веки, и мне приходится закрыть лицо руками, но ещё до того, как наконец приоткрываю глаза, привыкая к ослепляющему свету, я ощущаю присутствие Верховной авгуры…
Многочисленные цветы и ветви плотно укрывают тело женщины. Одежда шевелится и меняет форму. Коса, обычно отливающая серебром и золотом, сейчас, освещённая солнечными лучами, что бьют в спину, горит огнём. Я не могу разглядеть лицо: только неестественно тёмные глаза, которые выделяются на сияющей коже. Взгляд Флики проникает мне в самую душу…
— Что ты наделала? — вкрадчиво произносит бабушка. — Зачем ты позволила голосу усыпить твою бдительность?!
Палящее Солнце и испепеляющий взгляд сжигают меня заживо, горло совсем пересыхает, и приходится сглотнуть несколько раз, чтобы ответить:
— Он обещал, что будет рядом. И он был.
Я не знаю, почему произношу эти слова, и меня саму они удивляют гораздо больше, чем бабушку — она с готовностью откликается, как будто и не ожидала услышать другого:
— Голос принадлежал тальпу! И он говорил, что активность твоего мозга снижается. Он сказал Мучителю, что нужно к нему прислушиваться, что он предупреждал о высокой влажности воздуха! Он рассказывал, как следует с тобой поступить, как тебя пленить и лишить какой-либо защиты!
Флика произносит всё это с непроницаемым выражением лица, и её черты заостряются настолько, что я с трудом узнаю бабушку…
— Я ничего не понимаю… — шепчу испуганно, но она не даёт мне ничего сказать:
— Мучитель заявил, что знал: Дэннис Рилс будет полезен!
К страху присоединяется растерянность, и я произношу:
— Я не слышала этих слов…
— Не лги мне! — кричит бабушка так громко, что я пугливо отползаю от неё. — Я предупреждаю тебя, — произносит она тише, но ещё более угрожающе, заставляя меня плавиться под гневным взглядом непривычно тёмных глаз. — Ты знаешь, какую цену я готова заплатить за безопасность своих людей.
— Цену?.. — сглотнув, повторяю я.
— В глубине души ты знаешь, — произносит она всё тем же голосом, посылающим по моему телу дрожь. — Не сомневайся: я сделаю, что должно.
Я чувствую всё большую растерянность и страх, и знаю, что не помогут никакие оправдания, однако упрямо шепчу:
— Он принадлежал не только тальпу.
— Что?! — восклицает Флика.
— Голос. Их было два, и второй принадлежал не Дэннису.
На мгновение Верховная авгура оторопело замолкает, а потом грозно возвещает:
— Дитя, ты ничего не знаешь!
— Так расскажи… — шепчу, но она не слушает:
— Делай, что я тебе велю! Следуй за моим голосом! За моим!
С каждым словом Флика говорит всё громче и зловеще, а потом лицо бабушки вдруг искажается, когда она жутковато улыбается и произносит, медленно растягивая слова:
— Против корриганов нет иных средств, кроме огня. Против воды и тьмы нет другого оружия. Обожги!
Я смотрю на Флику и с ужасом осознаю, что незнакомым голосом, который вдруг снова слышу, действительно говорит бабушка: это её губы шевелятся, когда звучат страшные слова. Холодок проходит по моей спине, хотя вся я как будто сгораю в пламени. И последнее, что вижу, — лицо моей бабушки, которое кажется почти незнакомым. Верховная авгура смотрит только на меня, пронзая взглядом, — злым, жёстким, пылающим огнём…
* * *
Я подрываюсь и открываю глаза.
— Тише, тише, всё хорошо, — доносится до моего сознания голос Дэнниса.
Сильные руки удерживают меня на месте и прижимают к себе. Приходить в себя и встречаться с тальпом, у которого самые тёмные глаза, какие я когда-либо видела, — уже становится традицией. Но теперь, после видений, которые потревожили мой разум, — это становится невыносимым.
Под глазами парня по-прежнему залегают тёмные круги, а волосы кажутся безжизненными. Я отвожу взгляд, всё плывёт, и не сразу замечаю за спиной Дэнниса Алана.
— Всё в порядке? — спрашивает он обеспокоенно.
Перед глазами возникает огромный огненно-красный диск Солнца, и фигура Верховной авгуры на его фоне…
Ничего не в порядке.
— Габи? — успевает обратиться ко мне Дэннис до того, как солнечное сплетение скручивает тугим узлом, и я хватаюсь за живот, поджимая под себя ноги.
В ушах шумит кровь. Голову давит со всех сторон. Я чувствую, что ещё несколько секунд, и меня стошнит. Именно в этот момент, видимо, догадавшись, в каком я состоянии, Дэннис ставит передо мной небольшую миску, и меня тут же выворачивает наизнанку. Я кашляю и лишь потом ощущаю, что мои волосы придерживают заботливые руки.
— Я видела бабушку! — жалуюсь испуганно, как только могу говорить.
Не представляю, как эти слова помогут мне, просто лепечу, как маленький ребёнок, отчаявшийся разобраться в происходящем.
— Это галлюцинации, — успокаивает Дэннис. — Видения. Алан, воды!
Лишь краем сознания отслеживаю, что мужчина куда-то уходит и через мгновение возвращается обратно со стаканом, однако не успеваю даже взять его своими трясущимися руками, как меня снова выворачивает.
— Это точно нормально? — шепчет Алан.
Стараюсь сосредоточиться на словах Дэнниса, хотя его голос то и дело утопает в шумном потоке крови в ушах:
— Расширение зрачка, головокружение, рвота, галлюцинации, слабый пульс — неприятные, но не опасные симптомы. Снижение активности мозга не могло пройти без последствий.
«Голос принадлежал тальпу! И он говорил, что активность твоего мозга снижается», — я морщусь при воспоминаниях о словах, которые сказала бабушка из моего видения.
— Неприятные?! — вдруг восклицает Алан, и я с удивлением осознаю, что различаю в его голосе настоящее волнение.
— Ты забыл, что вы хотели сделать ей внутривенный укол транквилизаторами? — напоминает Дэннис совсем не дружелюбно.
Всё моё тело дрожит, и я до боли сжимаю руками край миски, которая стоит передо мной.
— А может быть, это ты что-то перепутал? — напряжённым голосом спрашивает Алан. — Ты говорил, это вещество создано из трав. Хочешь сказать, от них ей так плохо?
Дэннис огрызается в ответ:
— А ещё я говорил, что влажность воздуха в комнате должна быть достаточно высокой!
«Он сказал Мучителю, что нужно к нему прислушиваться, что он предупреждал о высокой влажности воздуха!»
При очередном воспоминании о бабушке голову простреливает боль.
