– Господин, вам нравится? – Я приблизилась, чтобы начать разговор об искусстве каллиграфии.
– Мне нравится здесь абсолютно все, – неторопливо ответил он, смакуя каждое слово. – Знакомо ли вам понятие куцува, Айуми-сан?
– Нет, – честно призналась я. – Будьте любезны, просветите меня.
– Если мы посмотрим на иероглифы, обнаружим, что по-китайски куцува означает «позабыть восемь». В древности считалось, что частые посетители публичных домов забывали о восьми добродетелях: почитании отца и матери, привязанности к близким людям, преданности, верности, добродетельности, вежливости по отношению к окружающим, стыдливости и честности.
– Как интересно, – проворковала я, притворяясь, что мне любопытно рассматривать свитки токонома. – Наверное, люди не зря так думали.
– А вы и вправду работали в квартале Ёсивара в Токио?
Мне будто ударили ножом в спину.
– Примите к сведению, господин: в квартале Ёсивара более нет проституции, если вы намекаете на это занятие.
– Что же тогда вы там делали?
– А вы любознательны, – мягко и игриво заявила я.
Шагнув к мужчине, которой все еще стоял возле ниши со свитками, я как бы случайно коснулась его бедром.
– Простите, – невинным голосом проговорила я.
Последующие события повергли меня в настоящий ужас: думаю, не каждый смог бы сохранить при этом самообладание.
Мужчина схватил меня за плечи и грубо притиснул к стене. Его руки беспорядочно блуждали по моему телу в поисках способа развязать кимоно.
– Отойдите! – закричала я. – Прошу, не нужно!
Но это было только начало. Клиент развернул меня спиной к себе и принялся развязывать пояс, мои попытки вырваться были тщетными, а кимоно могло упасть на пол в любую секунду.
– Не надо вырываться! – прорычал клиент. – Ты не можешь быть настоящей гейшей, ведь ты лишь наполовину японка, я ведь прав, а?
– Кто вам сказал? – со злостью прошипела я, начисто забыв все манеры гейши.
– Тот же человек, который привел тебя в окия, а сегодня продал мне. Я твой хозяин, – усмехнулся мужчина, пытаясь поцеловать меня в шею и облапать грудь.
У меня не было времени поразмышлять о том, какой же все-таки подлец отец Такуми. Стремясь вырваться, я изловчилась, начала царапать клиента и кричать, но он еще крепче сжал мои кисти, продолжая осыпать поцелуями мою шею.
Меня затошнило, но я продолжала борьбу. Собрав последние силы, я смогла высвободить запястье из мертвой хватки. Выбора не было: нащупав в волосах самую острую шпильку, я вытащила ее и ткнула в руку мужчины. Кровь запачкала кимоно. Клиент взвыл от боли и ненадолго растерялся.
Пояс оби свободно болтался на моей спине, мне удалось ускорить шаг и подбежать к двери.
– А ну вернись, шлюха! – проорал мужчина. – С тебя шкуру спустят, если ты сейчас не послушаешься!
– Закрой свой гнилой рот! – прокричала я. – Хочешь поразвлечься? Прости, но ты не по адресу! – добавила я, забыв все рамки приличия. – Да, в моей крови течет не только японская кровь, а если ты еще раз появишься здесь, я лично спущу с тебя шкуру! Идиот, – добавила я и плюнула в его сторону.
Его лицо окаменело, а глаза остекленели, как у бешеной кошки.
– Ах ты… – Но мужчина не успел договорить.
На мой крик сбежались все, кто находился в чайном домике, в том числе и мама окасан. Она быстро направилась ко мне. Шокированная женщина молча смотрела на меня. Думаю, окровавленное и развязанное кимоно послужило явной уликой. Все вокруг перешептывались. Я предположила, что матушка прямо сейчас даст мне затрещину и выгонит из окия, но ошибалась.
– Как вы посмели поднять руку на девушку из моего окия? – хладнокровно проговорила она, скрестив руки на груди
– У нас была договоренность… – возразил клиент, но попытка оказалась безуспешной.
– Это мои девочки, и договоренности оформляю я. Мы, конечно, обработаем вам рану, но больше вы здесь не появитесь. Если вы еще хоть слово произнесете, я вызову полицию.
Воцарилась гробовая тишина, которую нарушал только тяжелый перестук капель дождя, падающих на крышу. Мужчина взглянул на меня. Я не боялась смотреть ему в глаза. Моя ярость поутихла, и я почувствовала, что могу расплакаться. Мама окасан велела двум девочкам проводить господина и заняться его ссадиной.
Я не хотела оставаться у всех на виду. Добравшись до своей комнаты на втором этаже, я медленно сползла по стене, захлебываясь в рыданиях.
– Что я тут делаю? – тихо повторяла я, прижимая колени к груди.
Раздевшись, я небрежно кинула наряд в угол спальни, надеясь, что кто-нибудь заберет кимоно. Тягучая, унылая атмосфера моей комнаты отгоняла любые приятные воспоминания, ко мне опять вернулись леденящие мысли о смерти родителей.
По-прежнему задыхаясь от слез, я смогла доковылять до ящика с личными вещами и взять самое дорогое, что у меня сохранилось с прошлых времен.
Я держала в руках фото, сделанное на фоне Коврижки: на снимке были мама, папа, бабушка и я.
27. Такуми
Юри утверждала, что к свадьбе почти все подготовлено, остались лишь сущие мелочи, которые будут завершены в ближайшие сроки. Вот и сейчас невеста, погруженная в свадебные хлопоты, пересматривала приглашения. Она хотела быть уверенной в том, что мы включили в «золотой список» всех, кого нужно. В него входили самые влиятельные и богатые друзья родителей, которые получат особое внимание на банкете.
Юри не беспокоило, что я практически не помогал ей с организацией торжества, она отлично справлялась, делая выбор за меня по любым вопросам.
С моей же стороны было глупо оттягивать важный разговор. Я уже все решил, однако ругал себя, что до сих пор медлил и не мог разобраться с вопросом раньше: ведь со дня на день в нашей общей квартире появятся коробочки с подарками для гостей, которые молодожены обычно вручают после церемонии.
Юри лежала на кровати, болтая с кем-то по телефону больше часа, и одновременно изучала список приглашенных.
– Юри, – прервал я девушку, на что она с раздражением фыркнула. – Нам нужно поговорить.
– Ты не видишь, что я…
– Сейчас, – жестким тоном заявил я.
– Хорошо, давай, – сдалась она и с неприкрытым недовольством отшвырнула телефон.
Пересев в кресло, Юри уставилась на меня, явно пытаясь понять, зачем я оторвал ее от важных обязанностей невесты.
Я дал себе мысленный пинок и набрал воздух в легкие.
– Свадьбы не будет, мы оба прекрасно понимаем, что не созданы друг для друга, – начал я, предугадывая реакцию, которая может последовать от Юри. – Прежде чем меня перебивать, просто выслушай.
Лицо Юри приобрело пурпурный оттенок, ее рот был чуть приоткрыт, и я заметил, как она пальцами вцепилась в обивку кресла, сжимая ее до побелевших костяшек. Я понимал, как трудно ей сдерживать себя, однако девушка проявила невиданное терпение и дала мне закончить мысль.
– Я в курсе, что ты мне изменяешь, Юри, – как можно мягче продолжал я. – Казалось, что наш будущий брак – дело, решенное еще много лет назад, и ты сама это знаешь. Но я не хочу жениться на тебе. Раньше я думал, что все должно быть именно так, а связь приведет нас к супружескому счастью, но, похоже, я обманывался. Ты несчастна, как и я. Мы не испытываем никаких чувств, Юри, мы просто играли в любовь. Наши родные выбрали судьбу за нас, но мы не принадлежим друг другу. Жениться из уважения к выбору отца и матери, я, увы, не смогу, – закончил я и шагнул к окну.
– Какой же ты дурак, Такуми-сан, – вздохнула Юри и расхохоталась.
Ее истерический смех поразил меня до глубины души, как если бы хохотала не Юри, а сам дьявол, который тешился над моим безвыходным положением.
– Ты представляешь, в какое огромное состояние превратится наш капитал, если семьи породнятся? Миллиарды иен! Понимаешь?
– Это не имеет значения, – ответил я на неожиданно высказанный факт, стараясь сохранить невозмутимость.