София судорожно вздыхает.
— О, Мел. Прости. Я немедленно удалю ее и попрошу наших юристов связаться с тем, кто опубликовал эту историю. Они не должны использовать подобную личную информацию без твоего согласия.
Я вздыхаю.
— Это моя вина. Мне следовало использовать вымышленное имя. Вероятно, так они меня и нашли.
Я собиралась спросить ее о какой-нибудь другой работе. Возможно, секс по телефону или дружеское общение, что-то, что не было бы похоже на измену Джарре, но все равно помогло бы мне оплачивать счета. Но я слишком плохо чувствую себя, чтобы поднимать этот вопрос сейчас. После того, как София снова приносит извинения, я завершаю звонок и пытаюсь сосредоточиться на своей следующей работе.
Однако, когда я захожу в дом Гэррета, игрушки разбросаны по всему полу, так что, прежде чем я смогу пропылесосить, мне приходится потратить полчаса на то, чтобы все собрать. Я отстаю от графика, но они будут недовольны, если я не пропылесосю, не вымою ванные комнаты и кухню, независимо от того, в каком состоянии они оставили квартиру.
Это приводит к задержке на следующей работе и на всех последующих. Вскоре я изо всех сил бегу, пытаясь добраться до школы Эльзы вовремя, чтобы забрать ее. Когда я врываюсь в ворота, она стоит там последней, учительница рядом с ней на пустой игровой площадке. Миссис Джеймсон натянуто улыбается мне.
— Вы знаете, что присмотр за детьми после школы продолжается только до половины четвертого, мисс Карас.
Я киваю.
— Прошу прощения. Я знаю.
Сейчас только три тридцать пять, но я понимаю. Она хочет пойти на подготовительные уроки, или выпить чашечку чая, или просто задрать ноги и отдохнуть. Она имеет на это право. Я бы тоже разозлилась на ее месте.
Эльза пинает камень перед собой и волочит по земле свою сумку, когда мы выходим через ворота на улицу.
— Пойдем, милая. Ты можешь немного поторопиться? Дэмиан ждет нас.
— Я ждала! — причитает она.
Я останавливаюсь и оборачиваюсь, чтобы увидеть, как дрожат ее губы, быстро наклоняюсь и заключаю ее в объятия.
— Ты же не думала, что я забыла, не так ли?
Она кивает, уткнувшись мне в плечо.
— Я бы никогда тебя не забыла. Ты моя маленькая девочка. У меня только что был адский день.
Она хихикает.
— Миссис Джеймсон говорит, что нам не следует употреблять это слово.
— Да, тебе, наверное, не стоит этого делать в школе, но ты можешь говорить его, когда мы вдвоем. И я его использую. У меня был адский день.
Ее маленькие ручки обнимают меня, насколько она может дотянуться, и она всхлипывает.
— У меня тоже. Рози сказала, что больше не хочет со мной играть, потому что у меня нет Куклы-Солнышка, а у всех других девочек есть такая, и это все, чем они хотят играть в данный момент.
Я морщусь. Что-то еще, чего я не могу позволить себе купить для своего ребенка, хотя готова поспорить, что это чертовски простая вещь. У нее должны быть такие вещи. Она не должна чувствовать, что чего-то лишена. Со стороны этих девочек тоже дерьмово так поступать с ней, бьюсь об заклад, у некоторых из них этих кукол несколько, и они могли бы одолжить ей одну, но все начинается в детстве, не так ли? Я помню, каково это — не вписываться в общество, быть школьницей, у которой не было подходящей одежды и обуви. Чьи родители водили не ту машину и отправляли их в не те летние лагеря.
— О, милая. Мне жаль, что мы не можем купить тебе Куклу-Солнышко. Я знаю, ты действительно ее хочешь. Может быть, если тебе действительно повезет, у Санты найдется что-нибудь для тебя на Рождество, хорошо?
Она глубоко вздыхает, но кивает.
— Это не имеет значения. К тому времени у них, вероятно, будет что-то еще, не так ли?
Она кладет свою руку в мою, и я сжимаю ее, улыбаясь, когда она сжимает в ответ. Когда она стала такой умной?
— Возможно. Неужели нет других людей, с которыми ты хотела бы поиграть?
К тому времени, как мы добираемся до детского сада Дэмиана, Эльза чувствует себя немного лучше, и обещание бургеров на ужин бодрит их обоих. Они так взволнованы, что оба вбегают прямо через дверь, крича о том, сколько наггетсов они съедят и что они хотят добавить в свои бургеры. Они даже не видят листка бумаги, и, признаюсь, я тоже чуть не наступила на него.
Я замолкаю, глядя на слегка помятую грязно-белую бумагу. Я уверена, что не оставляла ее там сегодня утром. Вероятно, что-то выпало из сумки кого-то из детей. Записка из школы с просьбой выделить деньги на какую-то экскурсию, которую я не могу себе позволить.
Я вздыхаю, протягиваю руку, беру его и разворачиваю.
У меня сводит живот, когда я узнаю неряшливый почерк Джеймса.
Ты грязная шлюха. Удачи тебе с твоим юридическим дерьмом сейчас. Держу пари, они не отдадут тебе детей, когда узнают, какая ты шлюха.
Я роняю школьные сумки прямо в коридоре вместе со своей сумочкой. И я рву эту дурацкую записку на тридцать два крошечных кусочка, ненавидя то, как дрожат при этом мои пальцы. Я иду прямо к мусорному ведру и выбрасываю все туда.
Я знала, что он найдет способ отомстить мне. И зачем? Ему даже не нужны дети. Он просто хочет контролировать мою жизнь, как и всегда. Я вручила ему эту возможность?

25
Джарра
Было чертовски поздно, когда я, наконец, оторвался от катастрофы в моей предвыборной кампании, чтобы навестить Мел. В моих ушах звенит предупреждение Стюарта о том, что мне не следует этого делать, но я паркую свою машину, хлопаю дверью и свирепо смотрю на каждого ублюдка, которого вижу ошивающимся возле ее многоквартирного дома.
Это был парень в коричневой куртке и грязных джинсах, который сидел на скамейке и курил сигарету? Это он сделал это гребаное фото?
Или это та пожилая леди, что выгуливала свою большую пушистую собаку? Маловероятно, но я пялюсь и на нее.
Я едва помню, что должен наклониться и повернуть голову в сторону, и чуть не повредил дверь своими рогами, когда входил. Больше всего я ненавижу по-настоящему долгую, по-настоящему тихую паузу, когда я стучу в ее дверь.
Я не написал первым. Я должен был написать или позвонить. Я просто хотел увидеть ее, заключить в объятия, пока буду рассказывать ей, как плохо прошел сегодняшний день. Я хочу, чтобы она погладила меня по ушам и сказала, что я не самый большой клоун на свете, и, возможно, я смогу спасти эту кампанию, насколько бы маловероятным это сейчас ни казалось.
Больше всего на свете я хочу обнять ее.
За дверью слышится шарканье ног. Мгновение спустя она открывает ее и почти падает мне на грудь.
— Джарра! Это ты. Я думала…
Она выпрямляется и втаскивает меня внутрь, быстро закрывая дверь.
— Что ты здесь делаешь? Тебе не следует быть здесь!
Я опускаю голову. Конечно, она не хочет, чтобы я был здесь. Она, должно быть, так зла на меня из-за того, что фотография и все остальное стало достоянием общественности.
— Прости. Мне уйти?
Она не отвечает. На заднем плане я слышу телевизор и что-то булькающее на кухне.
— Не уходи пока. Не сейчас, когда ты здесь. Боже, я рада, что ты здесь.
Она обнимает меня за талию и прижимается головой к моей груди в яростном объятии, которое застает меня врасплох. Когда она снова поднимает голову, я почти уверен, что она сейчас заплачет.
— Джарра, что я наделала? Я потеряю детей, — шепчет она. — Он собирается забрать детей просто назло мне.
Я качаю головой.
— Я думал, они уже с тобой насовсем?
— Нет, — она берет меня за руку и тянет на кухню, где бросается к плите, чтобы проверить, что-то в кастрюле и помешать. Она принюхивается. — Я пошла и наняла адвоката, который собирался помочь мне получить полную опеку, но дело все еще находится на рассмотрении мирового судьи, а теперь всплыла эта история с секс-работой и…
Она прижимает руку с ложкой ко рту, явно сдерживая слезы. Капля апельсинового соуса падает на пол, и я наклоняюсь, чтобы смахнуть ее пальцем. Затем я иду к раковине за тряпкой.
