– Ты красива, Брайд.
– Видишь! – сказала она, наклоняясь ближе к нему. – Ты снова ведешь себя безупречно. Думаю, тебе необходимо проверить голову.
Он выглядел очень оскорбленным.
Брайд откинулась назад и села прямо.
– Хорошо, давай попробуем еще раз. – Она схватила его за руку. – Привет, я – Брайд Мактирней, рада познакомиться с вами.
Выражение его лица говорило о том, что он думает, что это ей надо проверить голову. Он взял ее руку в свою ладонь.
– Привет, я – Вэйн Катталакис, и я умираю от голода. Не хотела бы ты пообедать со мной, Брайд?
– Да, Вэйн, хотела бы.
Он улыбнулся.
– О-кей, а теперь наступает та часть, когда мы делимся сексуальными историями?
Брайд взорвалась от смеха… так громко, что несколько человек за ближайшими столиками обернулись и уставились на нее. Она прикрыла рот и взглянула на Вэйна:
– Что?
– По словам Ника, это необходимо сделать, чтобы узнать женщину.
– Ник? – с недоверием спросила она. – Тот самый, в поношенной рубашке Я-не могу-избавить-свою-жизнь-от-бумажных-пакетов Ник?
Глаза Вэйна стали темными. Опасными.
– Он оскорбил тебя, когда забирал? Скажи одно слово, и я убью его.
– Нет, но не думаю, что на твоем месте приняла бы от него совет касательно свиданий.
– Почему? Он всегда получает женщин.
– Да, но осталась ли с ним хотя бы одна из них?
– Ну… нет.
– Тогда не слушай его советы.
– Ну ладно, – Вэйн подал знак официантам, ожидавшим поблизости. – Хочешь разделить со мной «Букет Шатобриан»[21]? Так как предполагается, что порция рассчитана на двоих, они немного пугаются, когда я, как волк, съедаю его в одиночку.
Она подавила улыбку.
Когда Берни вернулся, Вэйн поднял на него взгляд.
– Мы начнем с пары Crepes Barbaras[22]на закуску. А потом «Букет Шатобриан».
– Очень хорошо, мистер Катталакис. Очень хорошо.
Вэйн отдал им меню и наклонился вперед:
– И сделай так, чтобы осталось место для десерта.
– Не уверена, что смогу вместить все, но я попытаюсь. Если тебе нужна женщина, которая сможет все это съесть, ты должен был пригласить мою подругу Табиту.
Он снова взял ее руку и покрутил ее так, как если бы она была невероятной драгоценностью.
– Я не хочу назначать свидание Табите, – он прижал ее ладонь к своей гладкой щеке. – Я хочу быть только с тобой.
За всю свою жизнь Брайд никогда не ощущала ничего подобного. Рядом с ним она чувствовала себя такой желанной. Такой женственной.
Ему даже каким-то образом удалось заставить ее почувствовать себя маленькой и хрупкой.
– Итак, как получилось, что такой парень, как ты, никогда до этого не ходил на свидания?
Вэйн сделал глоток вина, обдумывая, как ответить на ее вопрос. Он не хотел лгать, но точно не мог сказать ей, что он – волк, который рос, живя в лесах, и спал в логове вместе с другими волками.
Это могло бы ее немного напугать.
– Я вырос в некотором роде в коммуне.
Теперь она казалась взволнованной и напоминала ему загнанного в угол кролика.
– В какой именно коммуне? Ты случайно не из тех религиозных придурков, который собирается похитить меня и промыть мозги за мои же деньги, а?
Вэйн потряс головой. У этой женщины очень странные мысли.
-Нет. Определенно нет. Просто я рос не как все люди. А как насчет тебя?
– Я выросла здесь. Мои родители – ветеринары. Они познакомились в университете и поженились после окончания. На самом деле рассказывать нечего. У меня была самая обычная жизнь, как у большинства других.
Вэйн пытался представить все это. В его мире, где они могли управлять магией, природными стихиями и даже самим временем, обычность не была показателем. В некотором смысле он завидовал Брайд и ее человеческому миру, где невозможное не было реальностью.
– Должно быть, это было славно.
– Было. – Она отпила немного воды. – А чем занимаются твои родители?
– Придумывают креативные способы убийства друг друга. – Вэйн почувствовал раздражение от того, что эти слова вылетели у него изо рта. Он раньше говорил такое и не думал об этом, пока не услышал, как произносит те слова.
– Нет, правда.
Вэйн неловко отвел глаза.
У Брайд отвисла челюсть, когда она поняла, что он не шутил.
– Зачем им делать это?
Вэйн, как ни странно, немного поежился, прежде чем ответить.
– Это длинная история. Моя мать сбежала вскоре после моего рождения, и отец хотел моей смерти, таким образом, я здесь… С тобой.
Она не знала, что и думать об этом.
– Это… хм… это семейное помешательство, оно не передается по наследству?
– Не должно, – серьезно ответил он. – Но если оно незаметно приближается ко мне, можешь меня прогнать.
Она не была уверена, был ли он болен этим или нет. Так что, ощущая благодарность за то, что они были в публичном месте, она решила сменить тему на что-то более безопасное.
– Откуда у тебя столько денег? После того, что ты рассказал, не думаю, что их дали тебе родители, не так ли?
– Нет. Я занимаюсь инвестициями. Иногда продаю предметы старины.
Вот теперь это было интересно.
– Какие именно предметы?
Он пожал плечами:
– То, се.
Принесли их закуски.
Брайд расслабилась и смотрела, как Вэйн начал энергично жевать. Он выглядел величественным и благородным, принимая пищу в традиционной европейской манере.
– Знаешь, для того, кто вырос в коммуне, у тебя безупречные манеры.
Его охватила глубокая черная тоска.
– Меня учила сестра. Она говорила… ну, что люди должны есть как люди, а не как животные.
Когда он заговорил о сестре, Брайд услышала, что его голос сломался. Было понятно, что сестра много значила для него.
– Где она сейчас?
Его печаль увеличилась десятикратно. Он сглотнул. Страдание в его глазах было таким сильным, что заставляло ее испытывать за него боль.
– Она умерла несколько месяцев назад.
– О, Вэйн, мне так жаль.
– Да, мне тоже. – Он прочистил горло.
Чувствуя, как разрывается ее сердце, Брайд потянулась и пальцами легко коснулась его щеки, предлагая утешение. Лицом он повернулся к ее руке и поцеловал ладонь. Взгляд его диких глаз заставил ее затрепетать.
– Ты такая нежная, – выдохнул он, поцеловал ей руку и немного отстранился. – Если я буду продолжать чувствовать твой запах, мы можем устроить здесь спектакль.
– Что за спектакль?
– Я мог бы перекинуть тебя через плечо и унести отсюда, чтобы снова похитить.
Представив это, она засмеялась.
– Ты, в самом деле, мог бы?
Она увидела в его глазах ничем не прикрытую правду.
