снова взглянул на нее. — Не сейчас. Возможно, в будущем, когда ты привыкнешь ко мне и узнаешь получше. Или исцелишь меня.
— И чего же ты так страшишься? — она возмущенно свела брови у переносицы. — Мнения девицы, которая во всем от тебя зависит?
— Я боюсь страха, который появится в твоем взгляде, как только ты меня увидишь. Этот страх сменится отвращением, с которым я не смогу бороться, даже если снова надену маску. Слухи правдивы, Рубин, — он покачал головой. — Мана превратила меня в чудовище. А быть для тебя чудовищем я не желаю.
— Настоящие чудовища бродят там, — она указала на озеро, — в тумане, спускающемся в ночи. Не думаю, что ты можешь с ними сравниться.
Ордерион молчал, глядя на нее.
— Ну же! — воскликнула Рубин. — Не будь трусом! Покажи мне свое лицо!
— Я не трус, — он покачал головой. — Я всего лишь мужчина, который хочет, чтобы красивая дева, которая ему нравится, смотрела на него без отвращения.
— Если не покажешь свое настоящее лицо, я именно с отвращением и буду на тебя смотреть, — она надменно вскинула подбородок, — как на труса, коих я презираю!
Ордерион медлил. Затем все же расстегнул верхние пуговицы рубашки и прижал пальцы к знаку на груди. Марево прошлось по его лицу и спустилось на шею. Коснулось руки и полетело ниже, пока не достигло сапог, в которых от стоял перед ней.
Ордерион
Принц внимательно следил за взглядом Рубин. Вот сейчас она придет в себя и осознает, на кого смотрит. Страх прокрадется в ее глаза и покроет эти чистые голубые озера коркой льда. Затем завладеет каждой из черт ее красивого лица и с треском ломающихся иллюзий превратится в отвращение.
Зачем же он снял маску, являя ей истинный облик? Нет, не потому что она так рьяно настаивала на этом. И не потому, что назвала его трусом. Он снял маску, потому что в глубине души все же надеялся… что окажется неправ.
Взгляд Рубин не похолодел, как он того ожидал. Наоборот, он словно зажегся каким-то странным… интересом? Брови Рубин поползли вверх, выражая удивление. Она склонила голову на бок, начиная бегать глазами от одного изъяна к другому, будто пыталась охватить их все разом и собрать целостный образ.
Заморгала, словно прогнала наваждение, и насупилась. Не с обидой, нет, с некой озадаченностью.
— И это ты называешь уродством? — наконец, выпалила она, вскидывая руки, чем привела Ордериона в недоумение. — Я думала, у тебя носа не будет! Или щеки проваленные! Или бугры сплошные вместо лица! Боги! — воскликнула она. — У людей не языки, а помело! Вечно придумают небылиц, чтобы потом по углам рассказывать!
Ордерион не смог сдержать улыбки. Она появилась на его губах непроизвольно и сразу же принесла… облегчение.
— Неужели совсем нестрашно? — спросил он, уже зная ответ, читая его в заинтересованном взгляде Рубин.
— Ни капли, — она отрицательно покачала головой. — Разве что… — Рубин поморщила нос, и Ордерион напрягся.
Улыбка сползла с его лица, падая к ногам и умоляя о пощаде.
— Разве что глаза, — Рубин сложила руки на груди. — Хотя нет, они у тебя очень выразительные. На такие, скорее, засмотришься ночью.
— Перед тем, как убежать? — предположил Ордерион.
— От тебя не скрыться. Ты же не отпускаешь!
— И не отпущу, — пообещал он.
Он был готов сорваться с места, подлететь к ней, прижать ладони к лицу и поцеловать. С жадностью. С упоением. Вторгаясь в нее языком и ловя каждый из ее вздохов губами.
«Нельзя… — подсказал внутренний голос. — Она может этого испугаться».
Рубин
Для принцессы образ Ордериона сложился в единую картинку, которая не пугала и не отталкивала. Наоборот, очень захотелось подойти и к нему и прикоснуться.
Она сделала шаг вперед. И еще один. Медленно подняла руку, чтобы дотронуться пальцами до его щеки.
Алые глаза Ордериона неотрывно следили за ней, маня и притягивая к себе взгляд. Чернота измененной кожи покрывала веки и каплями спускалась на щеки, будто кто-то брызнул на лицо принца черной краской, и теперь она стекала с век вниз. Прожилки отметин силы покрывали видимые участки кожи, стелясь от шеи к подбородку, и соединяясь знаками молний с чернотой вокруг глаз. Рубин прикоснулась к этим отметинам, заскользила по ним пальцами. Более плотные, чем неизмененные участки белой кожи, они казались похожими на дивные рубцы, но не грубые, а наоборот: мягкие и гладкие снаружи.
Рубин остановила руку у губ Ордериона. Их изменения никак не коснулись. По-прежнему чувственные с правильным контуром они в тот момент казались ей олицетворением самого греха.
Почему ее не пугало все то, что она видела? Почему это пугало других? Молодой мужчина, стоящий перед ней, по-прежнему был красив. Каждая из черт его уникального лица по-прежнему была идеальной, и нос… нос, который раньше казался длинным, теперь укоротился и превратился в идеально подходящий его лицу. Алые глаза дарили яркий свет и предупреждали, что в этом мужчине сокрыта сила и мощь, которая лишь выглядывает наружу по краю зрачков и предостерегает, что игры с огнем опасны.
Палец скользнул к его губам, проводя подушечкой и надавливая, словно проверяя предположения Рубин о том, что они теплые и мягкие. О да… Они именно такие…
— Глупцы те, кто видят в тебе чудовище, — зашептал ее голос. — Ибо не знают они, что настоящие чудовища прячутся в них самих.
Принц чуть наклонился вперед, будто намереваясь ее поцеловать, но тут же остановился, одергивая себя. Неужели все еще думает, что она может испугаться? Или сам пугается того, что в ней нет страха перед ним?
Рубин встала на носочки, и сама потянулась к его губам. Их взгляды встретились, и в ярко-алых всполохах маны отразилась насыщенно-синяя гладь. Ордерион коснулся ее губ первым. Ласково. Без напора. Только обозначая намерение углубить поцелуй. И Рубин закрыла глаза, отвечая на его порыв.
Волна возбуждения поднялась по телу, когда его язык проник внутрь. Мурашки слились в тонкие ручейки, струящиеся по коже. Волнение охватило грудь, вздымающуюся при каждом вдохе. Рубин беззастенчиво исследовала, сминала и пробовала на вкус. И ей нравилось то, что она испытывала! Боги, как же ей это нравилось!
Пальцы заплутали в шелке его багрово-черных волос, стягивая с них ленту и отбрасывая ее в сторону. Пряди тут же рассыпались по плечам Ордериона, пряча
