Гном кивнул. Некоторое время он рассматривал меня, хмурясь, и я уже подыскивала слова, чтобы он хотя бы не гнал меня с порога, но гном вдруг рассмеялся, несколько раз хлопнул в ладоши:
— Ничего спрашивать у тебя даже не стану. Эй, парни, кончай болтовню! А ну за работу! — и снова повернулся ко мне: — Раз приехала, такова воля силы.
Я спрятала улыбку. Великой Силы мне только недоставало в довершение ко всему.
— Пойдем, — пригласил меня гном. Я обернулась — Сомро и Монто занялись телегами и лошадьми, прочие гномы вернулись к своим делам. — Зови меня Бенко. Есть у меня для тебя комнатка… пойдем, пойдем.
Я оказалась в обеденном зале. Солидные столы, крепкие деревянные стулья, повсюду сухоцветы. Я остановилась, рассматривая зал. Стойка, у стены шкаф, на котором теснятся разных размеров деревянные кружки, по соседству — шкаф с небольшими бочонками, несколько здоровенных бочек чуть поодаль. Надежно и добротно выглядит, придраться не к чему, и…
— Бенко, — позвала я, — а у тебя нет для меня работы? Не смотри, что я маленькая, я сильная. И работы я не боюсь.
— Пфух! — Бенко изобразил дуновение ветра. — И нет тебя. Куда тебе работать? Сколько лет-то тебе?
— Девятнадцать, — я расправила плечи, грудь предательски перекосилась. Баланс ее нарушился бесповоротно, но после всех злоключений неудивительно. — Меня зовут Эдме. И… я действительно… была… ну…
— А об этом, — Бенко многозначительно свел брови, — просто молчи. Поняла? Все, то уже не твоя забота. Точно к людям не хочешь? У них селения свои, хозяйства свои, с нами они не очень-то якшаются.
— Не хочу, — ответила я решительно и понадеялась, что вышло искренне. — Я приехала в Астри и хочу жить как вы. Иначе… я осталась бы в Севержене.
Бенко провел меня по широкой крепкой лестнице на второй этаж, показал, что здесь у него комнаты для постояльцев, а там, с другой стороны, хозяйские помещения. Но мы поднимались на третий этаж, в мансардочку, потолки были низкие даже для меня, и я умудрилась приложиться головой о какой-то выступ.
— Осторожнее, — заметил Бенко, — но потом привыкнешь. Вот тут и располагайся. Хочешь работать — дам работу. В трактире поможешь, комнаты уберешь, потом Орана, жена моя, тебе все расскажет. Платить тебе буду три дуката в неделю. Согласна? И стол со всей прислугой будет за мной.
Три дуката — это мизер. Но у меня есть крыша над головой и еда. И люди… гномы, которые сделали мне добро, ничего не прося взамен.
— Спасибо, — сказала я и отвернулась, чтобы Бенко не заметил, как из моих глаз побежали благодарные слезы.
Глава 14
Моя безумная жизнь, бесправная, то арестантская, то бродячая, и неизменно полуголодная, кончилась. Дни полетели один за другим, с рассвета и до заката. Работы в трактире Бенко оказалось невпроворот, я добиралась до кровати и падала полумертвая.
Вставала я — могла бы сказать — с петухами, но у гномов не было петухов и кур, зато в изобилии водилась другая домашняя птица. Первым делом я открывала птичник, выпускала индюшек размером с цыпленка-подростка, и они издавали непрерывный треск, будто кто-то ломал сухие тонкие деревяшки. Птицы оккупировали прудик, созданный специально для них, я, пригнувшись, залезала в сарайчик, собирала в корзинку яйца и, позевывая, шла на кухню, где уже распоряжались Мейя, жена Сомро, и Орана, жена Бенко.
Комнат для постояльцев «У старого моряка» было шесть, но завтракала у нас на веранде половина квартала. Гномы обожали общение, и если они могли где-то поесть и всласть наболтаться друг с другом, то вовсю пользовались этой возможностью. Народ на завтрак стекался с первыми лучами солнца, и до открытия мне нужно было подмести участок перед трактиром, срезать в вазонах увядшие за ночь цветы и увлажнить им землю, сбегать за молоком и сыром, наполнить все кувшины в зале свежей водой — благо родник был прямо на заднем дворе. Я нарезала свежевыпеченный хлеб, расставляла стулья, накрывала столы скатертями, освежала сухоцветы, помогала Мейе и двум мальчишкам-поварятам с выкладкой еды на стойке, и вроде бы дел было немного, но я могла набрать себе воды, вернуться в комнату и умыться только после того, как Бенко открывал ворота и начинал принимать первых гостей.
После завтрака я собирала посуду, мыла ее вместе с поварятами, прибиралась в зале, а после полудня снова шла к роднику, брала в каморке веник и тряпку и отправлялась убирать номера. Надо отдать гномам должное: они были очень чистоплотны, свинства не устраивали, но от меня требовалось залить воды в умывальники, протереть везде пыль, подмести пол, сменить белье — простыню и салфетки, заменяющие наволочки, вытащить на задний двор и выбить одеяла. Я успевала забежать на кухню пообедать и снова шла работать — подмести и проветрить зал, собрать и вымыть посуду, протереть столы и стойку, снова сбегать к молочнику и забрать сыр и творог на ужин…
Кормили просто, но по сравнению с тем, что я ела в Комстейне и в дороге, вкусно и сытно. Разносолов мне как работнице не полагалось, но пресной колбаской я наедалась, а овощи гномы готовили на пару, и они не становились противно-клейкими, как размокший картон. Пряности я припрятала и пользоваться ими никак не могла решиться, хотя и понимала, что чуть добавить соли, и вот этой цветной капустой можно уже наслаждаться.
Комнатка в мансарде была с низкими потолками, крохотная, уютная и светлая. Я быстро приноровилась не считать затылком выступы, а вместо лавки или шкафа с мышами и блохами у меня теперь была настоящая деревянная кровать с матрасом из свежей соломы, и в ней даже никто не жил.
Я не жаловалась ни на что даже в мыслях.
Мейя, смешливая молоденькая гномка — ей было сто девятнадцать лет, и это значило, что она мне ровесница — с первых минут нашего знакомства обрадовалась мне, как сестре, и не делала никаких различий между нами, пусть я была простой работницей, а она — невесткой хозяина. Бенко попробовал дать мне сходу поручение, но Мейя всплеснула руками, оглядела меня, заахала, велела оставаться на месте, сбегала куда-то, вернулась через пять минут с тюком и тряпками и потащила меня в городские термы. На этот раз я не противилась.
Гномские термы произвели на меня впечатление. В огромном бассейне плескались юные безбородые девчонки, почтенные матроны, молодые матери семейств и гномские детишки. У стен были выложены горячие камни, на которых полагалось сидеть, обернувшись льняной тряпкой, и потеть, а после каменной парной ждал водопад. Мейя, не подозревавшая, какой эффект на разомлевшую меня произведет ледяной душ, только и успела зажать мне рот рукой, чтобы я диким воплем не устроила в термах переполох. Из терм я вышла другим человеком: свежим, готовым к любым свершениям и — ура! — без осточертевших вшей.
Вместо мыла гномы использовали жесткий темный брусок, похожий на резко пахнущий уголь. Он не пенился так сильно, как средство в Комстейне, волосы от него не становились мягкими и послушными, но он отмывал грязь и моментально избавлял от паразитов. Когда мы с Мейей пришли в термы на следующий день, я попросила ее купить один брусок для трактира.
— Что ты собираешься с ним делать? — нахмурив светлые бровки, озадаченно спросила она. — У нас нет терм в доме.
— Увидишь, — загадочно пообещала я.
Несмотря на аккуратность гномов, пятна на постельном белье были. Стирка лежала на мне — два раза в неделю, и я догадывалась, что холодной водой я смогу освежить белье, но с помощью мыла и кипячения добьюсь лучшего результата.
На следующий день я вытащила во дворик две деревянные лохани, замочила белье водой из родника, вернулась на кухню и попросила поварят поставить кипятить воду. Просьба сильно их удивила, но они ее выполнили. Затем я отрезала от мыльного бруска два кусочка в палец толщиной, вода закипела, я схватила горшочек плотной прихваткой и отправилась во двор. Там я разлила кипяток в лохани, кинула в каждую по кусочку мыла, дождалась, пока оно растворится, и принялась длинной палкой мять в получившемся растворе белье.
