Я замерла с фотоаппаратом в руках. Неожиданно подул ветер, разметав мои волосы и закрыв обзор. Пока убирала пряди за ухо, мы еще пару мгновений смотрели друг на друга, затем мужчина дернулся что-то сделать, но стену стремительно заволокло белесой пеленой. А на меня уставилось провалами глаз несколько искаженных недовольными гримасами лиц-масок, застыв напротив. Надо признаться, призраки пугали не меньше кровавого побоища, только что творившегося за стеной. Отшатнувшись, я споткнулась, застряв каблуком в ямке, и чуть не свалилась в лужу. Умудрившись удержать равновесие, торопливо подхватила в спешке оброненную на землю сумку и поспешила домой, оглядываясь, опасаясь, что вдруг кто-то из передравшихся серых или злюк-призраков преследует, хоть это и невозможно.
Утро — яркое, теплое под легким пуховым одеялом, на мягонькой постельке, с толстым, удовлетворенным жизнью, котом Яшкой под боком, который радостно мурчит, отзываясь на ласку. Значит, мама его уже накормила, а то бы горланил как оглашенный, жалуясь соседям на голод, одиночество и хозяев, забросивших несчастное животное.
Я потянулась, довольно жмурясь, не хуже кота; вчерашние события почти выветрились у меня из головы. Лишь когда в ванной умывалась, вспомнила того незнакомца, что как зверь, — хотя, почему как? — вполне по-звериному отбивался от нападавших на него вампиров. Без сомнений, это были кровососы: внешность и особенно клыки у них приметные.
Из кухни потянуло чудесными ароматами выходного дня, и ноги сами собой понесли меня туда. Чмокнув маму в щеку, я спросила, уже предвкушая маленький праздник жизни:
— Привет, мамуль, что у нас на завтрак?
Она поставила в сушилку чистую тарелку, мягко улыбнулась, одарив меня теплотой и нежностью, и ответила, продолжая накрывать на стол:
— Доброе утро, решила вас с отцом овсяными оладушками побаловать. Он их так любит…
— Да он все любит, что ты на стол ставишь.
В маминых большие карих глазах зажглись золотистые искорки, как всегда бывало, когда она радовалась или счастливо смеялась.
— А вот и не все, — раздался за спиной отцовский басок. — Морковный пудинг, которым наша Леночка пытается меня накормить уже второй день, я терпеть не могу.
— Зато полезный, — авторитетно отозвалась мама. — У нас многие гости его заказывают.
Я посмотрела на стройную от природы маму, работавшую шеф-поваром одного из самых дорогих ресторанов нашего города, потом скосила глаза на среднего роста, полноватого, широкого в плечах, с залысинами на лбу и макушке папу — заместителя главного энергетика — и выступила на ее стороне:
— Пап, у тебя лишних килограмм этак двадцать, так что мама для тебя же старается, а ты руками и ногами упираешься.
Я чувствовала, что отец не обижается, ему просто чуть-чуть неудобно за свою слабость, да смущен пристальным вниманием к его располневшей фигуре. Двадцать шесть лет назад, когда мои будущие родители встретились, он был атлетически сложенным красавцем с густой русой шевелюрой. А мамочка с тех пор почти не изменилась: по-прежнему стройная, с красивыми шелковистыми, шоколадного оттенка волосами, лежащими на плечах мягкой волной. Молочная кожа с розовым румянцем на чуть впалых щеках, узкое лицо. Пухлые губы, немного острый подбородок и чуть вздернутый симпатичный носик. Мне невероятно повезло, что я — вылитая мама. Папа иногда шутил, что его любимая драгоценная Леночка сходила не в роддом за дочуркой, а в ближайший копир-центр.
Наличию магии я тоже обязана маме — эмпат второй категории, как и все женщины по ее линии. Но главное — светлая, и это обстоятельство висит надо мной бетонной плитой с самого детства.
— Ксень, ты сегодня очень занята? — привлекла мое внимание заботливая мамочка.
— Так суббота, мне Сережка звонил, хотел поговорить. О чем-то важном. Мы на два часа договорились встретиться, — я пожала плечами, наслаждаясь вкуснейшим хрустящим оладушком, — а что?
Мама нахмурила идеальные темные дуги бровей, наверняка хотела о чем-то узнать, но передумала и попросила отца:
— Игорь, включи новости, узнаем, что в мире творится. А то со своей работой даже вас мало вижу.
С экрана телевизора полился чистый безмятежный голос ведущей новостного канала. Мы уже заканчивали завтракать под аккомпанемент новостей экономики, политики, чрезвычайных и не очень происшествий, когда ведущая суровым проникновенным тоном, в котором зрители должны были прочувствовать ее патриотизм, произнесла:
— Внимание! Уважаемые жители Крупнограда, напоминаем: двадцать пятого апреля в двадцать один час по столичному времени будет проводиться Всемирная Лотерея. Победителям направят уведомления. В этом году Правительство приняло решение о проведении церемонии вступления в защитники Мира в нашем регионе. Храните Свет в ваших сердцах и проявляйте мужество во благо всего человечества!
Новости сменила реклама презервативов, вызвав в душе резкий диссонанс. Почти ненависть к незнакомым людям, устроившим балаган из будущей трагедии.
— Ксень, может Сережа сегодня решил сделать тебе предложение? — старательно сдерживая слезы, мама, похоже, все-таки высказала ту самую мысль, которая пришла ей в голову, когда узнала о моей встрече с другом.
Затем она нервно потерла виски и беспомощно посмотрела на папу, не замедлившего прийти ей на помощь:
— Дочь, ты у нас одна, подумай, ведь тебе двадцать пять уже. Другие сразу же женятся и детишек… рожают.
Я медленно поставила кружку с недопитым чаем, встала и, чувствуя родительский страх и озабоченность, виновато ответила:
— Не знаю, что он решил. Честно сказать, если предложит замуж, скорее всего, откажусь.
— Но почему? — потрясенно выдохнула мама, обессилено опершись о столешницу. — Миллионы людей женились еще подростками, чтобы избежать участия в лотерее, до того, как ввели ограничение по возрасту для вступления в брак. Забеременевшим раньше двадцати одного года сроки раздают направо и налево. А ты… откажешься?
— Дочь, ты уже четвертый год подряд рискуешь получить уведомление. Чего ты ждешь? — начал злиться отец.
И я его прекрасно понимаю. Он перенес сложную операцию после страшной аварии, детей у него больше не может быть. Точнее, у обоих родителей, потому что их любовь неизмерима, ее можно лишь прочувствовать, живя с ними под одной крышей, ощущая всепоглощающую нежность, заботу друг о друге, радость и нужду, когда один касается другого. Мама никогда не оставит отца и не предаст. Их любовь, как говорят, с первого взгляда и навсегда. Как же мне, эмпату, проникшемуся их чувствами, сроднившемуся, жить с мужчиной, не испытывая того же? Нет, я не в состоянии. Жаль, до сих пор не нашла того, кому без оглядки бы доверила свое сердце и жизнь, не думая о разумности этого поступка. Без сомнений.
