Раздав вопросы, профессор проковылял к кафедре, демонстративно водрузил на нос очки с толстыми линзами и уткнулся в книгу, изображая крайнее безразличие. Хотя хитрые подслеповатые глазки то и дело внимательно сканировали помещение, мечтая поймать на горячем и с позором выдворить неудачника.
Я огляделась. Шестеро друзей по несчастью уже ознакомились с заданиями и теперь активно «скрипели пером» по бумаге, выжимая из глубин памяти скудные знания.
Последовав их примеру, раскрыла листок и прочла:
«Культура Древней Индии».
Пока что удача на моей стороне. Это был первый пункт в списке экзаменационных вопросов. С него я начала, на нем же и закончила подготовку к пересдаче.
Так-с, идем дальше…
Зачитала вслух:
— Сторонники и противники контрацепции…
Сбоку послышался ехидный смешок:
— Концепции, Эрика. Концепции локальных цивилизаций, — просветил меня, неразумную, парень с параллельного курса. — Контрацепция тебе понадобится в другом месте.
— Если такой умный, что же тут забыл?! — огрызнулась я.
Потом еще раз заглянула в список и призадумалась. С этим могли возникнуть сложности. Хотя, если не ошибаюсь, данная тема освещалась на последнем семинаре, на котором я имела счастье поприсутствовать в качестве зрителя. Если хорошо постараться, что-нибудь да всплывет.
Насчет третьего вопроса — «Эволюционистские теории культур» — в голове не шевельнулась ни одна извилина. Но я решила не отчаиваться и сосредоточилась на первом пункте экзаменационного билета. Накатав две страницы ответа, ужасно довольная собой, стала медитировать над следующим заданием.
Один за другим студенты спускались к кафедре и начинали вкрадчиво нашептывать педагогу ответы, делясь с ним своими сокровенными знаниями в области интересующей его науки.
Наконец настал мой черед. Культуролог окинул меня тяжелым взглядом, выхватил из моих дрожащих рук зачетку и, излишне громко рявкнув:
— Начинайте! — принялся что-то скрупулезно в ней выискивать.
Собравшись с мыслями, я негромко заговорила:
— Республика Индия — государство в Южной Азии…
Петр Сергеевич вскинул на меня глаза, будто я уже успела сморозить чушь. Но так просто сбить Эрику с толку не удалось, и он снова вынужден был уткнуться в зачетку. Перелистывая ее замызганные странички, удовлетворенно кивал и пока, кажется, не думал перебивать. Что не могло не порадовать.
Когда настал черед второго вопроса, я запнулась. В такие моменты откровенно завидовала студентам, у которых язык, как помело, и, даже плохо ориентируясь в предмете, они ухитряются его сдать. Я же подобными талантами не обладала и сейчас, нервно теребя крестик на браслете, испуганно таращилась на профессора, а он в свою очередь выжидательно таращился на меня. И неизвестно, кто бы кого переглядел и чем бы закончилась сцена обоюдного гипноза, но культуролог неожиданно чихнул. Что-то бормоча себе под нос, потянулся за салфеткой.
— Продолжайте, — громко высморкался он.
Хотела честно признаться, что продолжать-то мне больше нечего и слезно молить о снисхождении, но Петр Сергеевич снова чихнул. Из глаз профессора фонтаном брызнули слезы.
И понеслось… Старик только и успевал менять салфетки, в корзине для мусора уже образовалась внушительных размеров гора. Очень скоро его лицо и шея покрылись бурыми пятнами. Такие же отметины, словно горошины, рассыпались по жилистым рукам, коими Петр Сергеевич тщетно пытался вывести в моей зачетке свои инициалы и оценку. С горем пополам ему это удалось. Всучив мне документ, культуролог на удивление резво вскочил со стула и помчался в коридор, не переставая чихать и кашлять. Немногочисленная публика провожала его гробовым молчанием.
Решив не забивать себе голову такими мелочами, как неожиданный приступ аллергии у зловредного профессора, на крыльях удачи я полетела к отцу. Меланхоличная секретарша сообщила, что Виктор Александрович сегодня еще не появлялся, а когда будет, она не в курсе. Набрав его номер, я услышала, что абонент в данный момент недоступен. Телефон мамы вещал то же самое. Вот, значит, с каким нетерпением они ждут от меня вестей!
Дома тоже не поднимали трубку, поэтому я поехала к матери на работу, дабы поделиться радостной новостью, а заодно заглянуть в расположенный неподалеку от музея сток-центр, где можно было разжиться неплохими вещами по довольно сносной цене. Завтра я должна быть на высоте!
Музей, где работала мама, уже давно стал для меня вторым домом. Здесь я знала каждый закоулок, могла с закрытыми глазами отыскать ту или иную реликвию и в подробностях живописать ее историю. На прошлой неделе здание закрыли на реставрацию, поэтому сейчас кроме сторожа, приземистого старичка с интеллигентным лицом и добрым взглядом, и нескольких особо ретивых сотрудников, в число которых входила и моя мама, в музее никого не было. Рабочие не спешили приступать к облагораживанию здания.
За последние годы музей значительно обогатился. Анна, устав от преподавательской деятельности, с головой окунулась в новую для нее сферу и постепенно заразила энтузиазмом своих коллег. Под ее чутким руководством храм истории преобразился, стал гордостью нашего города. Города, в который двадцать лет назад переехала молодая супружеская пара и с тех пор принимала активное участие в его судьбе.
Что подвигло родителей покинуть родную Венгрию, я не знала. Они неохотно говорили на эту тему. Сколько ни спрашивала, предпочитали отмалчиваться либо долдонили одно и то же:
— Получили выгодное предложение из Виленского университета и решили перебраться в Россию.
Вот и все, что мне известно о молодости моих предков. Согласитесь, не густо. Но более подробную информацию из них и клещами не вытянешь. Уже пробовала.
— Аня, мне не по душе эта затея, — звучал встревоженный голос отца.
Занятая своими размышлениями, я не заметила, как оказалась возле маминого кабинета, на котором висела сверкающая фальшивым серебром табличка: «Директор Виленского исторического музея Анна Гавриловна Кальман».
— Ехать туда — безумие! — восклицал родитель.
Я приникла к замочной скважине и затаила дыхание. Скверную привычку подслушивать пока никак не удавалось искоренить.
— Прошло столько лет! О нас уже все забыли!
— Позволь мне с тобой не согласиться, — пробормотал отец и, обойдя стол, встал напротив жены. — Здесь спокойная, безмятежная жизнь, так не будем же нарушать ее ход и нарываться на неприятности. Да и сомнительно, что после стольких столетий там что-нибудь могло сохраниться. Мы просто потратим время впустую.
