— Спасибо.
— Я сказал правду, — ответил я.
Елена сняла очки. Мы шли молча. Сверхновые, встречающиеся нам по пути, не сводили с нее удивленных глаз. В их лицах отражалось недоумение. Человек здесь — редкость. Согласно постановлению от 2230 года в нашем университете запрещалось обучение обычных людей. Предположительно потому, что такой объем материала простой человек не в состоянии усвоить.
Впервые в жизни мне было стыдно за сверхновых. Они оборачивались, хихикали, некоторые умудрялись даже пальцем показать в нашу сторону. Только теперь я понял, зачем нужны такие очки этому безобидному созданию. Спрятать свою слабость за оправой из темного полимера, слиться с толпой, чтобы не уничтожить вконец свое человеческое достоинство.
При мысли об этом мне стало больно. Странно, что никогда до этого я не задумывался о том, какого это быть человеком в нашем Мире? И такие ли мы совершенные существа, как о себе думаем? Не больше ли достоинства, доброты и сострадания в ней, идущей рядом со мной?
Встретив очередной недоумевающий взгляд, я посмотрел на Елену. Она шла рядом с гордо поднятой головой и улыбалась. Вот только ее глаза, от которых я не мог оторваться, выражали вселенскую грусть. Она посмотрела на меня. Я ничего не мог сделать для нее, кроме того, чтобы улыбнуться в ответ.
Моя машина бесшумно подъехала к подъезду дома. Гарриет, Джошуа и Елена остановились в нескольких метрах за мной. Я посмотрел в зеркало заднего вида: сестра с женихом первыми вылезли из авто. Елена продолжала сидеть за водительским сидением. Она очень сосредоточенно смотрела на руль, выражение ее лица было немного обеспокоенным. Я мог догадаться, о чем она думает. Осознанно или нет, но Джошуа подвел ее, и теперь ей самой придется отдуваться за него.
Елена подняла голову, посмотрелась в салонное зеркало, натянула улыбку на лицо и надела свои очки. Быстрым движением она открыла дверь и выпорхнула на свободу. Я поспешил сделать то же самое.
На улице Гарриет уже рассказывала историю нашего семейства. Все члены семьи — сверхновые. В роду браки заключались исключительно между "связанными" друг с другом. Конечно, я слабо верил в эту бредовую историю, но традиция требовала определенных жертв.
Елена, похоже, не слушала Гарриет. Она повернулась спиной к дому и смотрела на залитое солнечным светом зеленое поле. Старое высохшее дерево дополняло картину вдалеке справа, а густой лес завершал пейзаж. Я подошел к ней и остановился немного позади. Пьянящий аромат ее тела ударил в голову.
— Настоящий? — не оборачиваясь, спросила она.
— А как Вы думаете?
Она улыбнулась.
— Думаю, нет. Слишком много свободного пространства: было бы довольно расточительно не задействовать его.
— А если для нашей семьи это не имеет значения?
Она не ответила, продолжая всматриваться вдаль.
— Я не чувствую запаха травы, значит, не настоящий, — подытожила она.
— Датчики располагаются по краю дороги, — признался я. — За проекцией находятся здания архива, библиотеки и хозяйственный комплекс.
— Жаль, что я прослушала рассказ Гарриет.
— Поверьте, Вы ничего не потеряли. Если захотите, позже я Вам перескажу эту старую историю.
Елена повернулась. Ее лицо оказалось настолько близко ко мне, что достаточно было бы только чуть наклониться, чтобы дотронуться до него губами.
— А в Вашем рассказе найдется место для личного мнения рассказчика? — спросила она.
— Я подумаю над этим, — пообещал я.
— Не стоит, обычной истории будет вполне достаточно. Извините.
Она опустила голову, и я опомниться не успел, как уже смотрел ей в след.
— Постойте, Елена!
— Да, — обернулась она.
Я быстро догнал ее.
— Я могу показать Вам нашу фамильную библиотеку, если хотите, конечно. Думаю, Вам как лингвисту будет интересно.
Она просияла в ответ.
— Это было бы так любезно с Вашей стороны!
— Может, завтра или послезавтра?
— Завтра, — настояла она.
— Решено, завтра идем в библиотеку.
Я не сразу смог осознать, насколько значимым было для меня ее согласие. Тепло завладело телом. Мгновение — и я горел. Теперь я видел только ее: сначала в просторном холле, затем в гостиной, столовой, бесчисленных кабинетах, коридорах, гостевых. Вот она повернулась к брату, сняла очки, что-то говорит, я не знаю, что — это сейчас не важно. Вот мельком посмотрела на меня и сразу же отвела глаза. Улыбка. Смущение. Опять она что-то говорит. А вот смеется. Я смеюсь в ответ. Она смотрит на меня. Я не отвожу глаз, и она тоже. Я улыбаюсь ей. Краска заливает ее лицо. Она улыбается в ответ.
— Гарриет, а что это за помещение? — спросил Джошуа, указывая на огромную двойную деревянную дверь.
— Это зал Лайо, — ответила сестра. — Там он тренируется. Хобби такое, я же рассказывала, что в семье, кроме него, никто не занимается единоборствами.
— Ах, да, припоминаю, — ответил Джошуа, — зайти-то можно?
— Лайо, к тебе обращаются.
— А? Что? Конечно, проходите, там нет ничего особенного.
— Ну, это мы сейчас посмотрим! — усмехнулась Елена.
Джошуа открыл дверь, и все зашли в мой тренировочный зал. Светлые стены, одна зеркальная, вдоль другой — стеллажи с одеждой, обувью, гантелями и другими "игрушками". Пол деревянный, покрыт лаком.
— Посмотри, Джошуа, — воскликнула Елена, — пол деревянный!!!
— Можно было сделать его упругим, но натуральное дерево мне приглянулось больше.
Елена уселась на пол на входе и стала стягивать с себя сапоги.
— Что Вы делаете? — удивился я.
— Не хочу испортить покрытие каблуками.
Я искренне рассмеялся.
— Что за глупости? Верните сапоги на ноги.
Но она даже не обратила внимания на мои слова и уже стягивала с себя носки. Теперь рассмеялся Джошуа:
— Ничего лучше не смогла придумать?! Пол она боится испортить. Лайо, она опробовать его хочет.
В ответ Елена показала брату язык.
— Падать здесь больно, — заключила она, — но какой запах и как приятно его чувствовать!
— Лайо, не обращай внимания. У нас дома в тренировочном зале лежит полимер, вот она и сравнивает.
Я удивился:
— У вас дома есть зал для единоборств?
— Да, — ответил Джошуа. — Он немного больше, чем этот, и стены я сделал мягкими, чтобы Елене было легче падать, а то костей бы не собрала.
— Я??? — возмутилась Елена, — братик, ты что-то путаешь, я тебя в два счета уложу.
— А я знаю, знаю! — запрыгала Гарриет, — Елена, уложи Лайо, пожалуйста, отомсти за годы моих страданий.
