— Не бойся, со мной ты в полной безопасности, — усмехнулся Алекс, заметив, как ее передернуло.
"Тоже мне, герой", — мысленно фыркнула девушка. — "Алекс он, понимаешь ли. Конечно, уж не какой-нибудь банальный Саша". Вслух же спросила:
— А вы… ты откуда? Занятия же давно закончились.
— Тоже засиделся. Проверял работы студентов. Я всегда иду домой пешком — живу недалеко. А может, мы с тобой еще и соседи? Какой у тебя дом?
Выяснилось, что Алекс жил чуть подальше — в районе частных коттеджей, причем далеко не бедном. Все это лишь усугубило недоумение Яны. То ли у молодого преподавателя — богатая семья и учительствует он сугубо ради собственного удовольствия, то ли имеет серьезный дополнительный заработок, что как-то не вязалось у нее с образом культуролога, пусть и такого обаятельного.
Они остановились у ее подъезда через каких-то пятнадцать минут, и Яне было даже жаль, что совместная прогулка закончилась так быстро. Рядом с Алексом было приятно находиться, и дело было даже не в его внешности — довольно привлекательной, к слову сказать. Сейчас, когда желтый фонарный свет упал на его лицо, Яна сумела, наконец, рассмотреть цвет его глаз — в парке они показались ей черными, но сейчас стало ясно, что они темно-зеленые, без малейшего намека на карий. Редкий цвет, не без зависти подумала она. Ей бы такой.
Алекс предложил проводить ее и до квартиры, но она вежливо отказалась: это бы уже было чересчур. Не такая уж она и трусиха. Да и, откровенно говоря, она мало чего боялась в жизни: характер был не тот. Но человек, стоявший на залитой лунным светом аллее, просто излучал какую-то необъяснимую, отчетливую угрозу…
Напоследок Алекс взял с нее обещание быть осторожнее, заметив:
— Никогда не знаешь, кто там шастает в ночи.
И Яна на секунду вновь ощутила ледяное дыхание страха на своем затылке.
…Он еще какое-то время крался за ними через кусты, смутно надеясь, что тот, второй, оставит ее. Он не был голоден — от него умопомрачительно пахло сытостью и довольством. Но он продолжал шагать рядом с девчонкой, изредка поглядывая в его сторону — о, он, конечно, чувствовал его присутствие. Они были одной крови. Он был старше и сильнее; он был сыт, и все равно увел от него жертву, такую молодую, такую аппетитную… Он заурчал, чувствуя, как изо рта его сочится вязкая слюна. Желудок заходился яростной болью, а рассудок — злобой. Что ж, сейчас он отступится, он найдет другую жертву, но он еще вернется. Он запомнил чудесный запах этой девчонки, запах молодой крови, персиковый аромат ее нежной кожи, страх, отразившийся в ее серых глазах при виде него. Обычно жертвы не сразу пытаются убежать. Не сразу догадываются, кто перед ними. А она мгновенно ощутила исходившую от него опасность. Зачем же он медлил… Он мог разорвать ей горло еще до того, как появился тот… так не вовремя! Но он найдет ее, непременно найдет. И тогда уже никто не помешает ему насладиться ее вкусом.
* * *
Вопреки обыкновению, в этот раз на собрание не опоздал никто, даже Лейла, обожавшая бесить братьев и сестру своей непунктуальностью. Все члены Семьи города в условленный час были на своих местах — невозмутимый Самир, угрюмый Каин, дерзкая Лейла, спокойный Александр, задумчивый Аскольд и она, Мия, имеющая непосредственное отношение к повестке дня. Она была одета во все черное — в знак своей скорби. Каин, как обычно, щеголял совершенно несуразным нарядом из переплетения кожаных ремней, поверх которого упругой змеей вилась его длинная темная коса; остальные мужчины были одеты в нейтральные деловые костюмы. Лейла, огненноволосая Лейла напоминала экзотическую бабочку в своем сине-бирюзовом кимоно.
Комната, в которой они собрались, своим убранством ничем не походила на зал собрания — застеленная мягким, скрадывающим все звуки, ковром, уставленная несколькими кожаными креслами и диванчиками, с наглухо занавешенными окнами, она подходила скорее для дружеской беседы за вечерним чаем. Вот только существа, собравшиеся в ней этой ночью, не пили чай.
— Включи свет, — нарушил тишину раздраженный голос Каина. Он говорил на инканусе — древнем языке их рода; таков был порядок, хотя подслушать их кому-либо из людей вряд ли бы удалось. — Настолько уже привык жить по-человечески, что его отсутствие напрягает.
Самир повернул голову, и в следующее мгновение по углам комнаты вспыхнули мягким оранжевом светом старинные торшеры. Человек мог бы поклясться, что сам Самир при этом и не сдвинулся с места, но никого из присутствовавших этим было не удивить.
— Итак, — спокойно произнес Самир, опускаясь в ближайшее кресло, откуда ему было видно лица всех его собеседников, — вы, конечно, и сами уже знаете, зачем я вас здесь собрал.
Лейла, вальяжно развалившаяся на диванчике, фыркнула.
— Событие не такой уже великой важности, чтобы вытаскивать меня из клуба в разгар ночи, — недовольно заметила она.
— Позволь мне об этом судить, — ледяным тоном отрезал Самир.
Мия в который раз подумала, что при его знойной египетской внешности сложно, наверное, изображать вечную холодность. Даже спустя века она слишком хорошо помнила опаляющую ярость Самира, и каждый раз поражалась дерзости Лейлы. Впрочем, она была самой младшей из них — ей едва минуло двести лет — а потому некоторые ее выходки были простительны. Мия себе подобного непочтения к старшим не позволяла никогда. Именно за счет возраста Самир когда-то и был негласно избран бессменным лидером их небольшой группы — всего шесть Истинных на весь город, не считая вриколакосов — обращенных. Но их и не должно быть больше. Перворожденных, тех, что пришли с Праматерью, среди них не было и вовсе: их, по слухам, осталось не более десятка, раскиданного по всем уголкам мира. Остальные либо пали, либо, если верить легендам, погрузились в вечный сон, подобно Праматери…
— Я так понимаю, что вынужден снова лицезреть ваши мерзкие рожи из-за вчерашнего бедлама в "Норе", — подал голос Каин.
Мия поморщилась: воспитание Каина всегда оставляло желать лучшего. Как, впрочем, и отвратительный характер. Было трудно поверить, что Каин — дитя Истинных; обычно наглое, вызывающее поведение отличало вриколакосов, которые были такими при жизни или которым наставники уделяли слишком мало внимания. Себе ученика Мия в свое время выбирала очень тщательно — и все равно промахнулась, как показало вчерашнее происшествие.
— Если под бедламом ты подразумеваешь гибель нескольких десятков людей, то — да, именно об этом я и хотел с вами поговорить, — склонил голову Самир. Смоляные кудри упали ему на лицо, скрывая его выражение, но было ясно, что он едва сдерживает раздражение, вызванное поведением Лейлы и Каина. — Как вы помните, около века назад Мия сотворила себе ученика, Антона. На моей памяти это не первый вриколакос, покончивший с собой, хотя большинство подобных инцидентов приходилось на первые несколько месяцев после обращения. Все это говорит о ненадлежащем внимании и неразборчивости создателя: нужно понимать, кто из смертных готов принять дар бессмертия, а кому он покажется проклятием. Мию всегда отличала мудрость, да и я лично одобрил ее выбор. Мужчина, которого она избрала, хотел жить вечно, был силен и крепок как телесно, так и морально.
