Когда я встал, Хель нигде не было — убежала заниматься делами. Она хозяйственная, Седарю с ней повезло. Я спокойно оделся и вышел, уже подумывая, как бы отблагодарить кучера, прождавшего меня всю ночь. И столкнулся с парнишкой лет шести. Ребенок был моей маленькой копией: такой же симпатичный, темноволосый, с острым взглядом и аристократическими чертами лица. Этакий маленький принц, которому, впрочем, трон не светит ни при каких условиях. Мы молча смотрели друг на друга минуты две, а я все пытался понять: что такого в детях, что люди ими так гордятся? У меня таких копий по всему городу столько, что и не счесть. Вполне возможно, что вчера еще одну сотворил. Труднее НЕ заделать такого. Так чем же тут гордиться? Нет, этого мне все-таки никогда не понять.
Я потрепал ребенка по пушистой голове и прошел мимо. Разбудил дремлющего кучера и велел ехать домой — во дворец, то есть. Конюх сонно кивнул и занялся лошадьми. Через полчаса мы уже въехали в высокие резные ворота.
— Дай угадаю, — пискнула сестра, встретив меня в холле. — Ты опять бегал на свидание?
— Не твоего ума дело, малявка, — ответил я, потрепав ее за щеку. Сестренка обиделась: в свои четырнадцать она считала себя вполне взрослым человеком и обижалась, когда с ней обращались, как с ребенком. А с тех пор, как ее просватали за сына наших соседей с запада, и вовсе возомнила о себе неизвестно что, будто бы она уже королева. Ох, чувствую, сестрица здорово переоценивает свою значимость. Обижать ее, конечно, там никто не будет, но с ролью красивой куклы ей стоит смириться заранее, чтобы после свадьбы не проливать озера слез. Как, все-таки, хорошо, что я не принцесса, а всего-то младший сын короля. Если я и вступлю в брак по политическим соображениям, то роль куклы все равно достанется моей жене. Видно, в прошлой жизни я очень хорошо себя вел, и боги щедро вознаградили меня.
— Я Шаарду пожалуюсь! — визгливо пригрозила сестренка, потрясла кулачком и побежала прочь. Напугала, ха! Да Шаард о моих похождениях порой знает больше, чем я сам: на то он и старший брат. Кстати, надо бы его навестить.
Умывшись и сменив одежду, я пошел в другое крыло в надежде, что Шаард еще не засел за свои нудные бумаги: он был первым ребенком в семье, и отец потихоньку перекладывал на него государственные дела, готовя к будущему правлению. И снова слава всем богам, что меня сия чаша минула.
— Доброе утро, Ваше Высочество, — поприветствовал меня его секретарь. — Мне объявить о Вашем приходе?
— Нет, я сам, — отмахнулся я и прошел мимо. Открыл дверь, ведущую в залу ожидания, и застыл, очарованный дивным зрелищем: юная, гибкая, как лоза, девушка в наряде горничной, сметала пушистой кисточкой пыль с книжных полок. Лестницы у нее не было, и до верхней полки она едва дотягивалась, вытянувшись и привстав на носочки. Трогательно юная, гибкая, фигуристая, с пышной гривой каштановых волос. Она не слышала, как я вошел, из-за шума, доносившегося из открытого настежь окна, и продолжала тянуться к недоступной верхней полке. Я молча подошел сзади, подхватил ее и приподнял. Девушка чуть вскрикнула и забилась в моих руках.
— Ну что же вы? — с улыбкой укорил ее я. — Я всего лишь хотел вам помочь.
— В-ваше В-высочество, — чуть заикаясь от испуга, сказала она, обернувшись и, по всей видимости, узнав меня. Странно: я ее прежде не видел. Впрочем, я не запоминаю всех слуг — их тут слишком много. Но ее запомнить стоит: какие удивительные глаза и пухлые губки. А пышная грудь, чуть выпирающая из корсета — м-м-м, так и хочется попробовать на зуб. Ну или хотя бы лизнуть. Уткнуться носом в это очаровательное углубление между двумя округлостями и пошарить там языком.
Я провел пальцами по ее шее, восхищенный плавным изгибом. Качнул выбившуюся из прически кудряшку, взял девушку за подбородок и едва сдержался, чтобы не укусить ее за пухлую губу. Какая спелая и сочная. Взять бы ее прямо здесь, на этом вот подоконнике. Запах просто потрясающий!
— Ваше Высочество, — прошептала девушка, правильно истолковав мой взгляд и послушно приникая ко мне. Внутри меня проснулся зверь и потребовал, чтобы мы немедленно впились в эту аппетитную красавицу. Ее нужно кусать, крепко прижимать и входить в нее так глубоко, как только возможно. А иначе для чего боги создают столь соблазнительные формы? Я все-таки не сдержался и проник кончиком пальца в ее приоткрытый рот. Она послушно скользнула по нему язычком. Потом я обнял ее покрепче, притягивая к себе и вдыхая заманчивый женский запах.
— Ты девица? — спросил я.
— Да, Ваше Высочество, — млея, прошептала она.
— Давно у нас работаешь?
— Третий день.
— Так вот почему я тебя не помню, — улыбнулся я. — Ты новенькая. Иначе я бы уже давно приметил такую красавицу.
Девушка зарделась, утыкаясь носиком мне в грудь. Люблю послушных: я уже давно потихоньку подтягивал вверх ее юбку, собираясь запустить руку под подол, а она лишь взволнованно хватала ртом воздух и прятала глаза. Бесконечные оборки, наконец, кончились, и я ощупал упругую круглую попку под защитой тонкого слоя батиста: не совсем такую, как я люблю, но тоже очень даже ничего. Кое-как отыскав лазейку, я пробрался и под ткань панталон. Ощутив мою ладонь на своих ягодицах, девушка тихо ахнула, но продолжила стоять, уткнувшись в меня носиком. Какая славная девочка.
Памятуя о вчерашнем разочаровании, я приласкал ее пальцами. И на этот раз вполне успешно: девица забилась в моих руках, извиваясь от наслаждения. Еще чуть-чуть, и она начнет стонать. Я прижал ее голову к себе, чтобы она не издала ни звука. Отпустил юбку, успокаивающе погладил по спине. Потом отпустил.
— Как зовут? — спросил я.
— Айлин, — тихо ответила она.
— Айлин, — повторил я, улыбнулся и снова качнул кудряшку возле ее щеки. — Я хочу тебя, Айлин.
Она вскинула на меня глаза, потом смутилась, взволнованно покусала губы и спросила, едва слышно:
— Мне прийти сегодня ночью?
Дурочка, ты что, правда хочешь такого позора? Понимаю: ты недавно во дворце работаешь и еще не знаешь, что таким, как я, нельзя рисковать своей честью, но хоть о себе-то подумай.
— Сначала мы выдадим тебя замуж, — улыбнулся я и все-таки поцеловал ее: резко, глубоко, жадно. Отпустил и, не оглядываясь, пошел дальше: теперь я вдесятеро сильнее хотел видеть брата.
— Шаард! — вскричал я, смело вскакивая на длинный стол для заседаний и идя прямо по нему по направлению к склонившемуся над бумагами брату, хмуро уставившемуся в какой-то документ.
— Нет, — отрезал он, не поднимая головы.
— Что «нет»? — не понял я.
— Я не буду искать ей мужа, — пояснил брат.
— Но я же еще даже не… — начал я.
— Эстре, таким воодушевленным ты бываешь только в одном случае: когда ты очарован новой пассией, — Шаард, наконец, отложил документ, чтобы взглянуть на меня. Я спрыгнул со стола, уселся на его край и сложил руки на груди, пытаясь просверлить брата взглядом. Без особого успеха.
— Нет, я не буду выдавать ее замуж, — повторил брат, игнорируя мои знаки бровями. — У нас больше нет столько женихов.
— Но она обычная горничная, — взмолился я. — Неужели не найдется какого-нибудь повара или кучера?
— Эстре, — брат тяжело вздохнул и потер лоб пальцами, — давай поговорим серьезно. Твои юношеские похождения несколько затянулись, знаешь ли. Пять-десять лет назад это было вполне естественно, но сейчас ты — взрослый, серьезный мужчина. Я не могу вечно потакать твоим шалостям. Может, ты все-таки женишься и остепенишься?
— Ты шутишь? — я демонстративно поднял брови и поджал губы, выражая этим свое отношение к данному предложению. — Как можно посвятить себя одной женщине?
— Взрослым людям это свойственно, — пожал плечами Шаард.
— Значит, я еще ребенок, — сказал я, совершенно не намереваясь идти ему на уступки.
— Тогда хотя бы прекрати охотиться за девицами, — раздраженно поморщился брат. — Я не шучу: у меня больше нет для них женихов. Если так чешется — иди к замужним. У тебя их — пруд пруди: по паре раз каждую опробовал и забыл. Кто так делает?
