— Думаешь, мне лучше верхом?
— Конь, даже если потом его в лесу оставишь, не пропадёт. Двигайся на запад, за Третье поле. Там Жэрх вряд ли станет вас преследовать. Ну а я скажу, что ты выбрала восточную тропу.
— А если тебя обвинят в том, что нас выпустил?
— Тогда я скажу, что посажен здесь, чтобы никого плохого не впускать внутрь, выходящие — не моя забота.
Я не сдержала дрожащей улыбки.
— Спасибо.
— Пожалуйста, пуговка. Удачи тебе! Просто помни: в той чащобе колыбель магии, там нужно всегда быть настороже.
Луша была спокойной и послушной лошадью, и полумрак её не пугал. Однако, я обрадовалась, когда около трёх часов ночи мы миновали Первое защитное поле — едва заметную зеленоватую пелену в узоре инея. В отдалении виднелся сарай, где обычно останавливались все, кому нужно было переждать непогоду.
— Место вполне подходящее для того, чтобы всех вас выгрузить. — Сзади донёсся взволнованный смех лисицы, и я добавила: — И начать выпускать, так как многие уже проснулись.
Я ожидала, что звери, оказавшись на свободе, тотчас разбегутся, кто куда, а потому так удивилась их поведению. Лишь две птицы улетели, да и то, заняли ветви ближайших деревьев. Медведь, едва вышел из клетки, тотчас принялся чесать о сарай спину, псы всей стаей валялись в траве, включая неугомонного рыжего. Лисица вилась у моих ног, две белки чуть ли не на плечи залезли, а барсук вовсе отказался покидать повозку. И только когда из своего угла выбрался волк, они все напряжённо замерли. Даже превосходящий его в размерах медведь как-то вытянулся, глядя, как зверь медленно разминает лапы.
— Ну, что же вы? Почему не бежите? — растерянно сказала я. — Здесь уже можно скрыться, особенно птицам! Хотя, лучше бы вам вместе со мной миновать Второе поле… — Я перехватила пристальный взгляд белой волкособы. — Идти нужно лесом, подальше от дороги. Хотите — следуйте за мной, я знаю путь. — Усмехнулась и добавила: — Вряд ли вы поняли хотя бы половину из того, что сказала… Ну, ладно.
Я распрягла Лушу, закинула на неё две сумки со всем необходимым, а золотую клетку повесила сбоку.
— Прости, птичка, но тебе придётся ехать здесь. Повозку вот так прикроем… Всё. Пора.
Я проверила, все ли звери держатся на лапах, и пошла вперёд, к едва заметной тропе, а вся шерстяная и пернатая ватага двинулась следом, что не могло не удивлять. Я боялась, что волк будет единственным, кто останется, но он тоже пошёл — последним.
Этой тропой мы с мамой часто ходили от рынка в поселении обратно к своему лесному домику. Именно в одну из таких прогулок она внезапно заявила, что мне пора стать самостоятельной.
— Подучишься у колдуна — сможешь сама себя прокормить. К тому же в городе тебе будет проще найти мужа. В глуши разве что охотники бродят, но вряд ли жизнь с одним из них тебе придётся по нраву.
Жэрх платил мне гроши, но и рабыней я не была, и это невнятное положение только добавляло проблем. Правда, стать супругой охотника было ещё хуже, ведь многие из них были не менее жестоки, чем маг. Если я кого и любила всю свою жизнь, так это лес — он никогда не причинял мне боли.
Над нами смыкались малахитовые кроны старых дубов, и доносился издалека шёпот ручьёв. Чем дальше от города, тем гуще становилась магия. Её почти можно было коснуться, и мне было легко дышать, несмотря на усталость. Но пока рядом шли они, я не знала страха. Мы были как будто войском, в котором я стала командиром, пусть это и звучало нелепо. Я всё оглядывалась на волка — не упал ли? Но он, пусть и хромал, а шёл уверенно.
В пути мы провели ночь, и сделали привал рано утром, у ручья. Я отдала зверям часть вяленого мяса, быстро перекусила сама, и отошла по делам в чащу. Огла ещё не пришла убираться, Жэрх домой не вернулся, а, значит, можно было выделить хотя бы час на отдых. Однако сперва мне следовало помочь тем, у кого не затянулись раны.
Звери охотно давали себя лечить, так как привыкли к моей неуклюжей заботе. Они как будто всё понимали, вот только не могли ответить. К волку я как всегда подошла в последнюю очередь, и он явно не обрадовался моему вниманию. Но его лапу нельзя было оставлять без лечебной эссенции, да и незажившие дыры в шкуре требовали бережного отношения.
— Привет, — сказала я, опускаясь на колени в двух шагах от него. — Я хочу помочь. Позволь твои раны обработать. Я тихо, ты же знаешь.
Волк зарычал, и в груди что-то опасливо сжалось. Я не успела даже коснуться его шкуры, как на запястье сомкнулись здоровенные клыки.
— Ай! — вырвалось испуганное. — Ты что? Отпусти меня, пожалуйста!
Спрашивается, зачем я это затеяла? Лучше бы ушла сразу, как только он показал зубы, потому что теперь зверь сжал челюсти сильнее, и мне стало больно.
— Ты дурак, что ли?.. — вырвалось обиженное, и волк тотчас отпустил мою руку.
Быстро, пока он не надумал вцепиться во вторую руку, я намазала его лапу, потом обработала раны на боку. По-хорошему, ему бы следовало ехать в повозке, но мы не могли так рисковать.
— Вот и хорошо, — проворчала я, когда закончила. — Ляг, прошу тебя, на правый бок.
Волк нехотя повиновался, и я отошла постелить одеяло для тех, у кого был недостаточно густой мех. Той же лисице Жэрх сильно повредил шкуру на груди и животе, и теперь там была голая, ничем не защищённая кожа.
— Ну, вот. Ложись сюда, лискин. И ты, барсук, тоже. Простите, еды больше дать не могу, нужно оставить на завтра.
Я проследила, чтобы у Луши был доступ к траве и воде, и устроилась у дальнего дерева, завернувшись в плащ. Глаза слипались, ноги отяжелели — давно уже я так много не ходила, а ведь после пробуждения предстояло шагать ещё много часов. Мне было совестно сесть в седло, когда измученные животные такой возможности не имели, хотя, и тропа не всегда позволяла верховую езду.
Дрёма уже кутала меня, когда внезапно кто-то большой и горячий улёгся рядом. Сперва я подумала, что это миша пришёл поделиться теплом, или один из псов приткнулся, но реальность снова меня поразила.
Рядом со мной, спина к спине, улёгся волк. Шкура у него была потрёпанная, но густая, и мне ничего не оставалось, кроме как прошептать молитву богине леса — и уснуть. Размышлять, почему зверь так сделал, желания не было.
Проснулась я оттого, что солнце упало на лицо. Большая часть зверей расположилась неподалёку, а вот птиц видно не было. Я вскочила, отметив, что время перевалило за полдень, быстро умылась у ручья, и причесалась, сделав две косы. Потом закинула в рот пару ягод, свернула одеяла, и нерешительно сказала в чащу:
— Пора в путь!
И снова звери меня поразили — собрались на тропе, глядя пытливо и доверчиво. Даже птицы прилетели, после чего я уверенно двинулась вперёд. Так мы и шли до самой темноты, изредка делая короткие привалы, и по пути подкрепляясь ягодами и орехами. Ими не брезговали даже псы, а вот волк почти ничего не съел. Он снова делал вид, что меня не существует.
Уже когда вышла луна, я свернула с тропы, уверенно шагая к незаметному для обычного горожанина домику. Это было место, где я росла, мой лесной рай. Как мне в свои неполные шестнадцать не хотелось его покидать! Оставив Лушу возле кривой изгороди, я нырнула под большой цветущий куст, и позвала робко:
— Мама!
Но ответом была лишь тишина, и вскоре стало ясно, почему дом молчит. Просто он был давно заброшен: покосившаяся дверь тонко поскрипывала на ветру, пыльные окна давно не знали солнечного света, ибо были заколочены. Крыша в одной части провалилась, но я, едва дыша, всё равно зашла внутрь.
— Мам…
Её не было, и не осталось ни единого упоминания о прежней владелице домика. Ни развешанных под потолком цветных пучков, ни котла, ни склянок. Не было и её лилового фартука, такого неизменного каждый день, и длинной ложки, которой она размешивала зелья. Только стол стоял на прежнем месте у стены, да пряталась в углу резная фигурка богини.
Я прошлась по кухне и маленькой спальне, поглаживая стены. Кровать, на которой мы спали, тоже была цела, но по спинке пролегла глубокая трещина, словно кто-то ударил по ней топором. Следов крови или борьбы я не увидела, но мама не могла покинуть дом без серьёзной на то причины. А что, если её заставили? Или она ушла-таки добровольно с одним из охотников? Предложений сожительства было достаточно, ведь мама в свои сорок сохранила красоту и стать…
