— Это было интересно, Дженна. Скажи, как ты себя чувствуешь? — спросил мужчина с русыми волосами. Он сидел в кресле напротив моего дивана, глядя на меня поверх очков в проволочной оправе. На его коленях лежал блокнот, его тонкие пальцы сжимали серебряную авторучку.
— Эм… немного растеряна, — ответила я, сев. Мой разум очищался, и я вспомнила, что была на сеансе посттравматической терапии с доктором Ларссоном в его клинике в западной части Лондона.
— Это понятно, — тепло сказал он. — Для тех, кто поддается гипнотерапии, опыт может быть очень сильным, но это и эффективное лечение, конечно. Теперь ты видишь, что эти прошлые жизни — ты зовешь их Проблесками — то, что создает твое подсознание?
Я нахмурилась, потрясенная первым опытом с гипнозом.
— Я все это выдумала?
Мой терапевт кивнул.
— Но я никогда не была цирковой акробаткой, как и не была в России! — возразила я.
— Твое подсознание работает образами, — объяснил доктор Ларссон. — Помнишь, перед тем, как я ввел тебя в транс, мы говорили о твоих тренировках гимнастики? Вполне возможно, учитывая твой успех на школьных состязаниях, что в твоем разуме ты сравнила себя с акробаткой. Ты была раньше в цирке?
— Да, но давно, когда была еще маленькой, — сказала я.
— Вот, — он улыбнулся. — И ты говорила, что читаешь много исторических романов. В твоей коллекции есть какой-то о России?
Я представила стеллаж в своей спальне.
— «Анна Каренина» Толстого. Там действие в… Санкт-Петербурге… — я утихла. Я доказывала этим его слова.
Доктор Ларссон склонился в кресле.
— Дженна, прошлые жизни, которые якобы у тебя были, вызваны твоим разумом, чтобы справляться со стрессом. Тут нечего стыдиться. Любой, прошедший то, что пережила ты, нашел бы способ справляться. И ты отлично справлялась.
Мое горло сжалось, горячие слезы покалывали глаза, я вспомнил нападение Дамиен и его банды в парке в Лондоне, как он пытался похитить меня для своего «господина» Танаса, и как тот злой жрец чуть не убил меня в ужасной церемонии жертвоприношения. Даже сейчас, полгода спустя, я ощущала горечь зелья, которое Танас лил мне в рот, и жуткое разделение тела и души в ритуале, вспоминала свой ужас, когда он попытался вырезать мое сердце древним нефритовым ножом. Дрожь пробежала по мне от кошмарных воспоминаний.
Доктор Ларссон передал мне платок, и я протерла глаза.
— Можешь продолжать? — спросил он.
Я кивнула.
— Просто сложно, когда я думаю о гробнице.
Его карие глаза смягчились с сочувствием.
— И так будет какое-то время, — сказал он. — Но ты прошла долгий путь, Дженна. Ты крепче и выносливее, чем испуганная и растерянная девочка из нашей первой встречи. Видение с цирком доказывает твой опыт.
— Как? — спросила я.
Доктор Ларссон отклонился в кресле.
— Яркость сна — результат напряженных эмоций, связанных с травмой. Как я уже указал, на место повлияло то, что ты читаешь, детские воспоминания о цирке и твой талант к гимнастике. По нашей прошлой сессии и сегодня видно, что, будучи гимнасткой, ты считаешь себя самой сильной и способной. Твоя роль акробатки в видении — положительный ментальный сдвиг от видения себя жертвой до выжившей, а скоро ты станешь процветающей.
Я села прямее на диване, ощущая силы, чего не было уже давно.
Доктор Ларссон взглянул на свои записи.
— Мальчик, Дамиен, уже не приходит в твои мысли, если он не был представлен хмурой женщиной из первого ряда. Но, даже если это так, он — просто наблюдатель, уже не активный участник. Важнее то, что ты стала превращать свой величайший страх — Танаса — в нечто смешное, в клоуна.
— Он все еще ужасал, — возразила я.
— Да, — признал терапевт. — Но зрители смеялись над ним, и ты активно отбивалась. Это еще положительный признак прогресса. И парень, который, по твоим словам, спас тебя…
— Феникс, — перебила я, улыбка тут же расцвела на моих губах. Я представила длинные волны его каштановых волос, высокие скулы и мудрую улыбку. Лучше всего я помнила его необычные искрящиеся глаза, синие, как сапфиры, на его оливковой коже. Феникс Риверс, латиноамериканец из Аризоны, который звал себя Защитником Души. Он рисковал жизнью, чтобы спасти меня.
Доктор Ларссон грустно улыбнулся.
— Да, Феникс. Похоже, он воплотился в Дмитрии. Он хотел тебя поймать, но не смог…
— Феникс спас меня, — пылко сказала я. Даже сейчас я защищала его, хотя якобы его ролью было защищать меня. — В этой жизни и других Проблесках — то есть, видениях.
— В том и дело. Но в этом цирке он не смог, — напомнил терапевт. — И я считаю это хорошим знаком. Может, твой разум отпускает прошлое.
Я отклонилась на диване, мягкая кожа баюкала меня, пока я смотрела на потолок и впитывала оценку доктора. За прошлые месяцы я так боролась с его словами, верила в свою правду и то, что я испытала с Фениксом. Но со временем и терапией я начала видеть то, что произошло, и как оно поменяло меня и мою хватку на реальности. Боль и травма таяли, как и мое влечение к идее о прошлых жизнях. Может, я все выдумала.
— Но это кажется реальным, — сказала я.
— А сон не кажется реальным, пока ты спишь? — спросил доктор Ларссон. — И, уверяю, эти видения не реальнее сна.
— Возможно… но сны тают, — сказала я, — а эти Проблески остаются в моем разуме как воспоминания.
Доктор Ларссон задумчиво постучал ручкой по блокноту.
— Кроме этого видения, за прошлые полгода были другие?
— Нет, — призналась я, в голосе звучало разочарование. Хоть они пугали яркостью, часто были жуткими, Проблески и утешали меня, словно я возвращала отсутствующую часть себя. — Последнее было, когда я попрощалась с Фениксом в аэропорте.
— Это намекает на две вещи, — сказал доктор Ларссон. — Первое: видения вызваны состоянием повышенных эмоций или сильного стресса. Второе: этот мальчик Феникс, который убедил тебя, что эти видения были прошлыми жизнями, влияет и внедряет их, как я вызвал через гипноз русский цирк.
Я прикусила язык, чтобы не начать сразу защищать Феникса. Доктор говорил убедительно. Я не могла отрицать, что синие глаза Феникса очаровывали. Да, самые сильные и ранние Проблески произошли, когда мы смотрели в глаза друг другу. И я не могла игнорировать факт, что у меня не было Проблеска с тех пор, как он вернулся в США. Я гадала, гипнотизировал ли меня Феникс, почти поверила в это.
— Думаю, вы правы, — сдалась я, вздохнув, вес пропал с меня. — Ваши слова о моем подсознании, справляющемся с травмой, имеют смысл — точно больше смысла, чем верить, что у меня было много жизней!
Доктор Ларссон закрыл блокнот и отложил.
— Что ж, Дженна, у тебя прекрасный прогресс. Я посоветую твоим родителям сократить сессии до одной в месяц.
Ощущая прорыв, я свесила ноги с дивана.
— Спасибо, доктор, за помощь.
Он указал на меня серебряной ручкой.
— Нет, ты сама помогла себе.
Шагая легче, чем когда я входила в его кабинет, я прошла к двери. Но на пороге я замерла, повернулась к нему в поисках последнего подтверждения.
— Так я… просто выдумала прошлые жизни?
Доктор Ларссон снял очки и пристально посмотрел на меня.
— Как профессионал, я думаю, что да, — сказал он. — Но это не плохо, Дженна. Так ты смогла выжить.
