мысли мы вышли из бара и дверь закрылась за нашими спинами. А на улице шел дождь...
Я стоял на узком бордюре опершись спиной о перила и с силой сжимая их обеими руками. В считанных сантиметрах от носков моих туфель начиналась бездна. Плотина, перегораживающая глубоченный каньон от края и до края, на верхней части которой я сейчас находился, была совершенно безлюдна в это время суток. На то и был расчет.
Мне, для дела которое я задумал, лишние зрители были не к чему. В том месте где я стоял, плотина уходила в низ почти отвесно и на головокружительной глубине дробился и пенился бешеный поток. Если упадешь отсюда, то шансов на выживание не будет никаких. Я выбрал это место специально, так как не хотел остаться калекой в случае неудачи. Все решил, продумал и выполнил почти все задуманное. Остался последний шаг, но как раз его-то оказалось очень не просто сделать!
Мои родители приехали в эту страну очень давно, еще когда моему тридцатилетнему старшему брату было всего два года. Отец много рассказывал нам о трудностях которые они с мамой перенесли. Он очень гордился тем, что стал успешным бизнесменом и добился того, что и коренным жителям удавалось не часто.
Мои старшие брат с сестрой тоже делали карьеру и добились уже не малых успехов на выбранном поприще, и только я, младший в семье, разочаровывал родителя раз за разом и доставлял ему только беспокойство. Мое увлечение современной живописью иначе чем как блажь, отец не воспринимал. Не уверен, но может быть он еще смог бы смириться, если бы я рисовал в традиционной манере пейзажики или портреты с натюрмортами, но моего пристрастия к "мазне", так он это называл, отец не принимал категорически!
Война у нас шла с переменным успехом уже очень давно. Проблема была в том, что в современном мире, чтобы двигать свое искусство, просто жизненно необходимы спонсоры! А как молодому парню, хоть и талантливому художнику, этих самых спонсоров раздобыть? Про то, что я талантлив, пока знал только я, да слепо любящая меня мама. Мой учитель, правда, прочил мне большое будущее, но материальной поддержки оказать не мог, так как сам зарабатывал, давая уроки таким как я.
Даже чтобы просто рисовать, нужен холст, краски, кисти! А на что все это покупать, если отец не желает выделить на "мазню" ни цента? До недавних пор эти проблемы решались с помощью мамы и карманных денег, но теперь, когда я окончил школу, нужно было определяться с дальнейшей учебой. Надо ли говорить, что я хотел учиться на художника? Надо ли говорить, что отец был категорически против?
* * *
С некоторых пор отношения между родителями совсем разладились. Не знаю уж какая между ними кошка пробежала: при нас, детях, мама с папой никогда не ругались и не выясняли отношения, но однажды мама просто переехала из нашей виллы в городскую квартиру и нас навещала только по праздникам. Так что поругавшись с отцом в очередной раз, я хлопнул дверью и на скорую руку побросав шмотки в спортивную сумку, ушел жить к маме. Результат от моего демарша получился потрясающий и совершенно неожиданный: спустя всего два дня, прямо с самого утра, на городскую квартиру приехал отец. Я встретил его хмуро и настороженно, но он огорошил меня потрясающим предложением.
В тот день мы с отцом заключили договор: он предоставит мне возможность выставить свои картины в известной художественной галерее, а если они получат одобрение у критиков и искусствоведов, то согласится отпустить меня в академию художеств и полностью возьмет на себя мое финансирование! Это были сказочные условия и я с радостью согласился не смотря на то, что в качестве альтернативы, в случае моего провала как художника, отец пожелал моего обучения на юридическом факультете крупнейшего в стране и весьма престижного ВУЗа, и в добавок — полного отказа от рисования.
Я не сомневался ни в собственном таланте, ни в близком успехе, ни в том, что таким неприятным способом "расплачиваться" с отцом мне не придется. Если бы я знал тогда, каким разочарованием для меня обернется этот договор и что закончится все это Дартмутской плотиной!
***
За отведенный на подготовку к выставке месяц я успел доработать несколько полотен и написать еще три новые картины, а так же — подготовить документы для академии. В день открытия выставки я затесался в толпу посетителей и жадно прислушивался к их репликам: мои картины нашли своих ценителей!
Утро следующего дня я встретил в радостном предвкушении и пребывал в нем до самого завтрака, пока не доставили свежую прессу. Опередив маму я выхватил у горничной "Вестник искусства" который был должен освещать нашу выставку и быстро нашел статью посвященную ее открытию...
Известному критику-искусствоведу Веронике Бьен был отведен целый разворот и я мог бы гордиться, так как едва ли не половина статьи была посвящена именно мне. Только беда была в том, что знаменитая мисс Вероника мною разве что полы не подтирала! "...Убогий подражатель, имевший наглость выставить свою мазню в известной галерее среди полотен мастеров..." Это было едва ли не самое мягкое высказывание, которым она меня "почтила"! Я даже не могу сказать, что расстроился, просто голова вдруг опустела — ни одной мысли, а под сердцем стало тяжело и холодно, будто там положили большой и холодный булыжник.
Мама отняла у меня "Вестник", быстро пробежала глазами статью и испуганно заглянула мне в лицо, а я пробормотал ей что-то утешительное, подцепил за петельку свою любимую "косуху" и подхватив на ладонь ключи от "Мадам Би-бип" — машины, подаренной мне на последний День Рождения, выскочил из квартиры...
Где и сколько я катался в тот день — точно не вспомню. Ярче всего запомнились лишь два момента: я стою на заправке и вдруг осознаю, что теперь до конца жизни мне предстоит заниматься тем, что не только мне не интересно, но и вызывает отвращение. От этой мысли волна тошноты поднялась от желудка и я еле успел заскочить в туалет, а потом меня долго выворачивало одной желчью, потому что позавтракать я так и не успел, а после — ничего в горло уже не лезло.
Вторым был момент, когда остановившись на светофоре я вдруг отчетливо понял, что не готов к такой жертве, что целая "такая" жизнь — это слишком долго и проще
