потерплю ни одного предмета, которой будет напоминать о наглой иномирянке. – Надменно ухмыльнувшись, добавила: – Можешь воспользоваться моей каретой в последний раз. Как видишь, я великодушна, хоть ты этого не достойна.
Задрав кверху нос, Миранда королевской походкой вышла из моей комнаты – моей бывшей комнаты. Я, по-прежнему держа стакан в руке, проглотив обиду, обвела помещение взглядом, прощаясь с уже привычной обстановкой. Но делать нечего. Мне здесь не рады и никогда я не была нужна тут. Это чужой и жестокий для меня мир. Как же я хочу вернуться домой! И пускай меня дома тоже никто не ждёт, но там всё понятное, своё!
С болью в сердце я вспомнила бабушку и то, что она мне всегда говорила, когда я начинала ныть по какой-либо мелочи: «А ну-ка! Быстро взяла себя в руки! Нашла из-за чего переживать! Береги нервные клетки смолоду, а то в зрелом возрасте будешь, как я – вся больная!»
Как же мне тебя не хватает, бабуля! Шмыгнув носом от снова поступивших слёз, я поставила стакан на стол и, вернувшись к чемоданам, продолжила собирать вещи, которых оказалось очень много. Экман, действительно, не скупился на меня, от этого ещё обидней. Зачем тратиться на женщину, если не собираешься с ней прожить всю жизнь? Или надеялся, что материальными благами привяжет меня к себе, и я буду всегда от него зависеть. А что, очень удобно, постоянно держать под боком любовницу, и пользоваться ею, когда жена наскучит. Фу, противно.
В итоге все мои наряды не вошли в два чемодана, пришлось некоторые оставить. Очень сомневаюсь, что их выкинут. Хозяйка дома всегда была мелочной, тщательно подсчитывала убытки и каждый раз скрипела зубами, когда Экман возил меня по дорогим бутикам. Значит по-любому сдаст платья в комиссионку, чтобы вернуть хотя бы половину их стоимости.
Под пристальными, жалостливыми, а то и злорадными взглядами слуг, я волокла за собой два здоровых чемодана по коридорам большого дома. Только лишь пожилой садовник предложил помощь, взяв ношу и сопроводив меня до кареты. Пока кучер возился с моим багажом, я, прощаясь, обняла старика.
– Если не получится нигде устроиться – возвращайся. Хозяин добр, примет тебя, – проговорил садовник.
На такое предложение я лишь отрицательно помотала головой и села в карету. Ненадолго выглянув, посмотрела на окна нашей с Экманом спальни в надежде, что он тоже глядит сейчас на меня и, жалея о своём поступке, крикнет, чтобы я не уезжала. Но нет. Его там не было. Снова проглотив комок обиды и сдержав слёзы, я села обратно.
Кучер отвёз и оставил меня вместе с чемоданами у гостиницы среднего уровня. Тут же подбежавший местный носильщик, предложил свои услуги. Оплатив самый недорогой номер, я пошла следом за администратором.
Оказавшись в очень скромно обставленной комнате, я дала носильщику чаевые и, как только он удалился, тяжело вздохнув, села на кровать. Мысленно сосчитала монеты, что у меня остались – хватит всего на три дня проживания здесь. Я, конечно, могла бы поселиться в самой дешёвой гостинице, где платят не за номер, а за койку, которых может оказаться двадцать, а то и тридцать в одном помещении, но кормить насекомых, обитающих в тех условиях, не хотелось. Об этом я знала из рассказов слуг и не было оснований им не верить.
Надо начинать искать работу сегодня же, иначе придётся вернуться в приют и снова зависеть от милости хозяйки. Но для начала неплохо бы что-нибудь поесть. Недовольно бурчащий желудок напомнил о том, что я сегодня только завтракала, а уже подошло время ужина. Поднявшись и взяв кошелёк, вознамерилась отправиться в гостиничную столовую.
Только подошла к выходу, услышала быстрые шаги снаружи и резкий стук в мой номер. Испытав страх, я затаила дыхание и попятилась от содрогающейся от ударов деревянной двери. Плохое предчувствие внутри меня вопило: «Беги!»
– Откройте! – послышалось из-за двери. – Проверка документов!
«Какая проверка?» – возмущалась про себя. – «Я только заселилась и мой документ остался на ресепшене».
– Откройте! – ещё строже повторил мужской голос.
– Можно попросить вас не шуметь, всех постояльцев распугаете, – проговорил следом недовольный женский голос.
– У вас есть ключ от этого номера? – спросил мужчина.
– Конечно есть, сейчас прикажу горничной открыть.
Куда больше испугавшись, я развернулась и бросилась к окну. Только когда выглянула на улицу, поняла, что прыгать очень плохая затея – шестой этаж. Внизу я разглядела карету с эмблемой стражей порядка. Здравый смысл подсказывал, что мне нечего бояться, ведь я ничего не сделала. Скорей всего служивые ошиблись, ещё извиняться будут, когда открою им. Но шестое чувство противоречило разуму:
«Беги! Беги!...» – снова вопило оно.
Подсказало бы ещё как и куда бежать? Я оглядела стену за окном, небольшой выступ есть, по которому можно перебраться в соседний номер. Но проблема в том, что окна соседних номеров закрыты, и я очень боюсь высоты, так что этот вариант побега тоже отпадает. К тому же у кареты стоит один человек в форме и, задрав голову, внимательно смотрит на верхние этажи здания. Мне по-любому не уйти.
В замочной скважине тем временем зашевелился ключ. Смиренно опустив и сцепив руки, я повернулась ко входу и настроилась встречать непрошенных гостей.
Дверь открылась и в комнату без каких-либо приветствий вошли три стража порядка. За ними появились хорошо одетая дама средних лет, предположительно хозяйка гостиницы и горничная, судя по униформе.
– Ну вот видите, девушка жива и здорова, а вы шум подняли, – строго высказала мужчинам женщина.
– Что происходит? – спросила я.
Но служивый, судя по отличительным знакам на форме, офицер, не потрудился ответить. Его взгляд был почему-то устремлён на мои чемоданы.
– Лилиана Романова? – поинтересовался он, по-прежнему не глядя на меня.
– Да. Скажите уже, в чём дело?! – теряла я терпение, а в душе, подобно снежному кому, увеличивалась тревога. – «Неужели они и правда за мной пришли?! За что?! Что я сделала?!» – одна за другой прокручивались страшные мысли.
Офицер опять не удосужился дать какие-либо объяснения, вместо этого кивком показал служивым на чемоданы. Мужчины в форме живо подорвались исполнять приказ.
С мерзким, опустошающим душу чувством, пришлось наблюдать, как мои тщательно сложенные платья бесцеремонно вытаскивали, трясли и бросали на пол. Дошла очередь и до нижнего белья, которое неизбежно оказывалось в общей куче валяющихся вещей.
Я была настолько поражена
