— Тебе надлежало проявить большую разборчивость в связях и думать о последствиях, — припечатал Брагоньер, пропустив обвинение мимо ушей. – Методы предохранения давно разработаны, "мешочки" продаются открыто. Если ты считала себя достаточно взрослой для отношений, обязана была знать.
Эллина отошла к окну, отодвинула тяжелые портьеры и прижалась лбом к стеклу. Значит, поддержки ждать не от куда, муж тоже считал, именно она виновата в бездетности.
— Но у тебя нет детей, откуда ты знаешь?.. – Гоэта не договорила, сообразив, каким скандалом обернется вопрос.
— Хорошо, — неожиданно спокойно отреагировал Брагоньер, — я проверю. А теперь давай определимся, — он украдкой бросил взгляд на часы, — ты собираешься плакать или спать?
Вместо ответа Эллина отлепилась от окна и скинула пеньюар. Поднимать не стала, пусть валяется. Сама же побрела к кровати и устроилась на самом краю с видом побитой собаки. Гоэта с облегчением вздохнула, когда муж начал раздеваться. Она откинулась на спину и едва заметно улыбнулась, когда свет погас, а матрас чуть скрипнул, прогнувшись под тяжестью мужчины. Улыбка стала шире, когда пальцы Брагоньера коснулись ее щеки в скупой ласке. Эллина подползла к нему, обвила ногами и уснула.
На подкорке сознания мелькнуло: "Летом я рожу сына".
Эллина с улыбкой, больше походившей на оскал, разливала чай. Свекровь наблюдала за каждым движением, готовая в любой момент сказать очередную колкость. Леди Брагоньер-старшая делала это с изяществом, присущим особам высшего света. Аристократы, казалось, впитывали с молоком матери умение оскорбить человека и избежать наказания. Женщины по всем статьям превзошли мужчин, а если объект насмешек ниже по происхождению, они и вовсе сбрасывали маски, щедро потчуя ядом.
Гоэте хотелось соврать, будто она беременна, и посмотреть, как вытянется лицо свекрови. Та вышла к завтраку величавая, как королева, не в домашнем платье, как Эллина. Создавалось впечатление, будто леди Брагоньер-старшая даже внешним видом старалась унизить невестку. Гоэта стойко держалась.
От улыбки уже сводило мышцы.
Как бы Эллине хотелось стукнуть чашкой о стол, но вместо этого она приторно интересовалась, покрепче или послабже любит свекровь.
Вот зачем гоэта вышла замуж? Высший свет ей претил, Анабель могла сколько угодно таскать ее на приемы, но любовь к графам и баронессам не привила. Хорошо, Брагоньер нелюбитель светских развлечений, однако они регулярно бывали на музыкальных вечерах, посещали театр и минимум балов – словом, отбывали аристократическую повинность.
Слуга принес на подносе газету и почту. Положил рядом с Эллиной – маленькое, но превосходство. Хозяйка не свекровь, а она. Только вот леди ли Брагоньер отомстит, когда зимой они приедут в столицу на ежегодный королевский бал. Мать соэра не собиралась отдавать бразды правления семейным особняком выскочке.
Муж давно уехал на работу. Эллине предстоял очередной унылый день. Брагоньер запрещал брать заказы, и гоэта умирала со скуки. Однако сегодня предстояло нанести важный визит. Эллина послала горничную в квартал магов, чтобы та записала ее к врачу. Одна консультация стоила баснословных денег, но поговаривали, будто все его пациентки рожали здоровых малышей.
— Ольеру, приглашение, приглашение, счета… — Эллина перебирала конверты.
— Не слишком много ли ты тратишь? – подала голос свекровь, услышав слово "счета".
— Для женщины, которая спасла жизнь вашего сына, мало, — не оборачиваясь, ответила гоэта.
Ей надоела покорность. Пришла пора поставить вредную женщину на место. Пусть вспомнит, Эллина тоже дворянка, а не подзаборная девка. И если Брагоньер счел ее достойной любви, то углядел множество достоинств. Соэр не из тех, кого прельщает красота.
— В наше время статусом любовницы не гордились, — глубокомысленно заметила леди Брагоньер и отпила из чашки. – Слишком много сахара, милая.
— Пытаюсь подсластить вашу жизнь, — вспылила Эллина. – Видимо, она столь горька, что чужое счастье не дает покоя.
— Счастье? – Свекровь хранила невозмутимое спокойствие. – Увы, в этом доме его нет. Я предупреждала Ольера, но он упрямый. Вы не способны родить ребенка, а говорите о счастье.
— Давно ли вы стали жрицей Сораты? – Все внутри гоэты кипело, даже чашка в руке дрожала. – Иначе откуда вам знать, что у нас не будет детей?
— Это очевидно, — пожала плечами собеседница и намазала себе тост. После посетовала, обращаясь к божественным брату и сестре: Дагору и Сорате: — Ни ума, ни воспитания, ни здоровья! Даже репутацию в качестве приданого не принесла. Одним словом – гоэта.
Эллина шумно вздохнула.
— Сколько можно вам повторять, что я не шлюха? Ваши грязные обвинения…
— Разве мой сын у вас первый мужчина? Хорошая невеста бережет честь для мужа. Однако ваша невинность меня волнует меньше всего. Не надейтесь получить деньги сына по завещанию. Если не родится сын, вы не получите ни медяка, я позабочусь. Велите подать завтрак в мою комнату: у меня разболелась голова.
Леди Брагоньер промокнула губы и удалилась. Эллина мысленно пожелала ей онеметь и, не чувствуя вкуса, запихнула в рот сдобную булочку. Свекровь своего добилась, лишила аппетита.
Чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, гоэта развернула газету. Муж терпеть не мог "Жизнь Сатии", по его словам, пособников преступников и сборник грязных сплетен. Будь воля Брагоньера, единственную в городе частную газету запретили бы, а гранки уничтожили. Соэр признавал только информационные листы, которые вывешивали на видных местах по всему Тордехешу. В них печатали последние указы, сообщения о розыске преступников и прочие сведения, которые власти стремились донести до простого народа.
Эллина же "Жизнь Сатии" любила. Как всякая женщина, она интересовалась великосветскими историями, а, как гоэта, — криминальными заметками и объявлениями о найме на работу. Пролистывая газету, она наткнулась на некролог. В нем сообщалось о скоропостижной смерти некого врача от сердечного приступа. Коллеги не скупились на пафосные выражения скорби, но привлекли Эллину вовсе не они, а небольшая приписка: "Ведется следствие". Гоэта знала, – как-никак, муж столько лет отдал правосудию! – любая неожиданная смерть требует установки причин. Обычно следствие – сущая формальность, достаточно заключения врача о естественных причинах кончины. Однако девушка знала погибшего. Помнится, она обращалась к нему за помощью пару месяцев назад. Так, сущие пустяки. Порывшись в памяти, Эллина вытащила занятную подробность: сегодня гоэта собиралась к его учителю. Занятное совпадение!
Эллина перечитала заметку, надеясь найти что-то интересное. Ссора со свекровью вылетала из головы. Муж прав, не стоило открывать рот. Леди ли Брагоньер-старшая никогда не скрывала характера, да что там – сын перенял все черты матушки. Только рассудительностью Брагоньер пошел в отца. Гоэта никогда его не видела: баронет умер задолго до знакомства Эллины с бывшим Главным следователем Сатии, — однако по обрывкам разговоров поняла, тот отличался той же холодной рассудочностью и спокойствием, хотя не чурался слабостей. В этом отношении сын переплюнул отца. Брагоньер стремился походить на нынешнего монарха, старательно копировал его манеры. Сейчас, наверное, сожалел о кумире молодости. Соэр трепетно относился к понятиям "честь", "долг", "верность", а герцог ли Сомераш их грубо попрал. Одно убийство его величества Донавела чего стоит! Пусть не собственными руками, но по приказу нынешнего монарха. Эллина разделяла мнение супруга, принц Гидеон тоже долго не проживет: его величество не позволит, чтобы престол занял сын покойного монарха. Мальчика уже удалили от двора, отправили на обучение в другую страну. Вряд ли он оттуда вернется. Ребенка легко убить, обставив все как несчастный случай. Да и мало ли на свете болезней? Однако в приватном разговоре с женой, состоявшемся после отъезда наследника, Брагоньер предположил, корабль с принцем Гидеоном утонет. Нет, он не сказал прямо, но Эллина сумела догадаться по недомолвкам.
