Какие странные, жуткие желания! Но почему от них не получается избавиться?..
Мужчина отвернулся, не обращая внимания на мой, кажется, слегка безумный взгляд… Снова перевоплотился в черную птицу и вспорхнул в звездное небо, ловко избегая щупальцев.
Каким бы сильным ни было влечение, и мне пора было убираться отсюда восвояси.
Быстро огляделась. Некоторых придавило намертво, мачты разломались, правый борт прошибло, выкатились пушки… С большим трудом подавив страх от принесенного кракеном хаоса, забралась на перила и сиганула в море.
От макушки до хвоста прошлась слабая дрожь. До чего ж приятно оказаться в родной среде!
И не болело больше ничего. Да только не из-за чудо-воды. Море не способно было так быстро раны залечить.
Это нечто другое.
Внутри легко, хоть и горячо. И даже плавник целый. Нет раны от сабли. Там только до сих пор хранится тепло мужских пальцев.
Тепло, которое невозможно забыть. Тепло, которое дало понять, что мой истинный — пират…
Глава 2. Злая ведьма и заветное зелье
Чуть хвост не отвалился, пока я плыла через риф, где потонул не один корабль. Заплыла в реку, когда уже начало рассветать. Медные лучи плавно оглаживали горы, спускались к лесам и озерам. Любоваться, как медленно просыпается мир, я могла бы очень долго, но понимание, что до отца непременно дошла весть о моей выходке, вынуждало плыть дальше.
Пусть я и самая младшая среди своих сестер, а отца знаю лучше прочих. Сразу на поиски он не кинется… Знает, что я жива, что из воды не вышла. А потому даст время, чтобы я сама вернулась, чтобы раскаялась и зареклась больше никогда не подниматься на поверхность.
А еще он знает, что я этого не сделаю, хоть и таит в своем суровом и одновременно добром сердце надежду. И я в самом деле не собиралась возвращаться. По крайней мере, сейчас.
Сейчас я только жаждала поскорее увидеть тетушку и поведать ей, что со мной приключилось. Она единственная, кто всегда выслушивает меня. Единственная, кто понимает меня с тех пор, как не стало мамы. Хотя вредина она еще та… Даже не знаю, как моя бабушка смогла вырастить столь разных, совершенно не похожих друг на друга сестер.
Мама любила море, в то время как тетя терпеть его не могла. Поэтому и перебралась на сушу, как только ей исполнилось двадцать пять лет: наступило время самостоятельных решений, пойти против которых не мог даже морской король. Мне еще шесть лет томиться в ожидании этой счастливой поры, но не могу я так долго ждать… Теперь точно не могу.
Все наши считали тетушку злой ведьмой, проклявшей моего деда и поплатившейся за это жизнью в море. Но мы с сестрами знали, что это самая настоящая ложь.
Злая она, конечно… Да и ведьма искусная… Но деда любила! Просто он воспринял ее решение превратить себя в человека довольно остро. Поссорились они, но вскоре дед остыл, часто навещал дочку.
Жила тетя на берегу реки, рядом с лесом, в домике маленьком, но очень уютном, который почему-то многие представляли жуткой ветхой лачугой, заполненной костями и зельями. Но как же сильно они ошибались! Это был райский уголочек, особенно в летнюю пору. Повсюду зелень, чудно пахнущая листва… Там слышна песнь птиц и мягкая мелодия ветра.
Только гостей тетя не любила. Гостей с моря. Оттого и соорудила в узкой речке, протекающей мимо ее дома, деревянную стену. Захочет — впустит. Не захочет — можно впустую потратить время на ожидание и споры с ее стражем, большим белоснежным филином, которого она так и прозвала — Филин.
Я надеялась, что он уже улетел на охоту, но не выдалось мне такой радости: птица сидела на ветке большого дерева, прямо над речкой и у стены, которая тянулась ввысь и доставала до нижних ветвей.
Придется давить на жалость… Уж он-то клюнет! Хоть и не сразу.
Подобралась ближе, так тихо, насколько это вообще было возможно. Вынырнула, подняла на него взгляд. Филин глядел куда-то наверх, похоже, следил, как мелкие пташки срываются с веток, а после прячутся в гнездах.
— Филя, доброго денечка! — махнула я рукой, но он даже голову не опустил.
— Чего тебе, мелкая? — воздух разрезал голос с легкой хрипотцой, мужественный и такой сильный, что, когда я услышала его первый раз, долго не могла усмирить сердце.
Филя умел околдовывать… И делал это не только голосом, но и глазами — яркими, сияющими голубоватым огнем.
— Какой же ты грубый... Весь в хозяйку.
— Говори, чего надо, или спускайся к себе. Не видишь? Я рассвет встречаю!
Каждый день его встречает. Вот выйду… тоже буду каждый день его встречать!..
— Филечка... А позови-ка тетушку…
— Ишь чего захотела, — усмехнулся он и, наконец, глянул на меня. — Спит она. Сказала не тревожить. Тебя это тоже касается... Плыви давай отсюда.
— Ну Филя!.. Пожалуйста-пожалуйста! Позови тетушку. А лучше открой мне снизу дверцу, я сама к ней загляну.
— Ага, чтобы она меня потом общипала? Не открою!
— Филя, это важно! Очень тебя прошу!
— Чего важного-то? Важно — это когда ты истинного найдешь...
— Так я же нашла! Нашла! Не видишь?.. Погляди, вот же...
Постучала пальцами по ключицам, привлекая внимание ворчуна.
Там начиналась бледно-бирюзовая вязь, появившаяся, как только я нырнула с корабля в воду; тянулась витиеватыми линиями к шее, разветвлялась. Я до сих пор чувствовала жжение: кажется, вязь меняла форму. И будет менять, пока я не найду того, из-за кого она появилась. А если не найду, она совсем потухнет. Будет видна, но не так отчетливо.
Но это мелочь по сравнению с тем, что я больше никогда не смогу полюбить. Сердце никого не пожелает, а значит, быть мне старой девой, как тетушка… Буду с ней в лесу жить, пока красота русалочья не начнет увядать.
Филя всмотрелся, глазенки свои светящиеся сузил, а после взметнул громадными крыльями, выдав:
— Ой, и правда... Вязь проявилась! Слабенькая только чего-то... Странно. Надо Вулье показать. Чего ж молчишь-то, мелкая? Заходи скорее!
Он перепрыгнул на другую ветку, поддел острым клювом веревочку, конец которой был где-то под водой, потянул вниз…
Раздался глухой скрип. Наконец открылась на дне дверца.
— Шустрее!
Похоже, только ради меня тетушка сделала тоннель под землей, ведущий от речки прямо в ее дом. С другими-то она виделась на берегу, даже сестер моих к себе не пускала. Возможно, потому, что им не так мила жизнь на суше... А нас с тетей связывает нечто большее, чем кровь: мы одинаково горячо любим землю.
Проплыв через узкий проход, вынырнула и оказалась внутри дома. Ямка, наполненная водой реки, находилась практически посередине комнаты, поэтому тетя частенько попадала туда ногой и ругалась на все и всех... Так громко, что уши начинали нещадно болеть.
Приподнялась на руках, присела на пол, оставляя хвост в воде, и огляделась.
Нет здесь тетушки.
Но вот на длинном столе у стены беспорядок, а значит, не спала тетя вовсе. Варила что-то… В воздухе витает запах трав — мяты и лаванды. Ступка опрокинута на пол, в щели стекает темно-лиловая жижа. И книги разбросаны, шкаф почти пустой, будто мимо табун троллей пробежал и все древние фолианты разом попадали с полок.
А где ж сама тетя?
Не могла она далеко уйти. В каминной топке грелся котелок, в котором что-то противно булькало. Оставить без присмотра что-то варящееся в мастерской тетушки то же самое, что по собственной воле поджечь фитиль пушки, жерло которой направлено на дом.
— Тетушка! Ты сильно занята?.. Поговорить нужно!
— Да не вопи ты, килька недоделанная, — послышался откуда-то сверху хрипловатый, будто простуженный, голос.
По покрытой чешуйками спине пробежал холодок. Вскинула голову, чувствуя, как напрягается тело, готовое нырнуть обратно в воду.
— Ох, морской черт… Что ты там делаешь?..
Тетушка сидела на пересечении брусьев под крышей, почти доставая головой потолка. Просто сидела с закрытыми глазами, беззаботно болтая босыми ногами. Подол легкого темного платьица медленно покачивался в такт ее движениям.
