чувствовать. Как же иначе, ведь они оба знают, что этот ребенок — всего лишь будущий вампир. На данный момент ребенок не пьет кровь, живет с невинностью в душе.
И он умрет, сгорит заживо.
Элейн смотрит вниз на Хакана, на его безжизненное тело, и знает, что пламя доберется и до него.
— Нам нужно идти, — говорит вслух Джим. — Люди увидят огонь, скоро будут здесь.
Элейн просто моргает, оцепенев, и он обнимает ее за плечи, уводя прочь от дома, а огонь обжигает их спины. Ребенок перестал плакать, а это значит, что он мертв. И это их вина.
— Пожалуйста, — произносит тоненький дрожащий голосок у них за спиной, останавливая их на полпути.
Уорвики оборачиваются и видят девочку, стоящую рядом со своим отцом и смотрящую вниз на его тело. Ей не больше двух лет, ее одежда почти сгорела, но остальное нетронуто. У нее длинные темно-русые волосы цвета янтарного меда.
— Папуля.
Сердце Элейн разрывается, и она чувствует зов к ребенку, подобный навязчивой песне сирены, которая доносится из залитого лунным светом колодца у нее в животе.
Девочка поднимает подбородок и смотрит Элейн прямо в глаза. Они большие и светло-карие, в них все краски природы.
— Пожалуйста, — снова говорит она. Ей не больше двух лет, но у нее такой тихий голос.
Элейн знает, что она просит их спасти ее.
Огонь прыгает вперед, облизывая спину ребенка, в результате чего остатки ее сгоревшего платья загораются и опадают, но малышка даже не пострадала. Она, кажется, ничего не замечает.
Это не обычный ребенок-вампир. Огонь убивает их. Убивает даже ведьм.
Но ее — нет.
Элейн смотрит на Джима, и он кивает. Он знает, что она решила сделать. Возможно, он тоже чувствует что-то внутри.
Они понимают, что она не просто вампир.
Это невозможно.
Элейн бежит вперед, в огонь, подхватывает девочку на руки, огонь обжигает ее обнаженные руки. Элейн не кричит, хотя боль невыносима. Она просто берет девочку на руки — Ленор — и несет ее к Джиму.
Будучи крупнее и сильнее из них двоих, Джим берет ребенка, и они оба убегают в лес, позволяя огню сжечь все улики дотла.
ГЛАВА 1
Сан-Франциско — наши дни
Кажется, за мной следят.
Друзья уже раз или два называли меня параноиком, так что есть шанс, что они правы. Но я все еще не могу избавиться от ощущения, что кто-то следит за мной всю дорогу от квартиры в Хейс-Вэлли до Аппер-Хейт. Не помогает и то, что чем дальше я поднимаюсь в гору, тем гуще становится туман, делая каждую тень еще более зловещей. Вот и поплатилась за то, что срезала путь мимо парка Буэна-Виста.
Делаю паузу, замираю и прислушиваюсь.
Я нахожусь в паре кварталов от нелегального бара, в жилом районе недалеко от улицы Хейт, которая оживлена в пятничным вечером, но все кажется устрашающе спокойным. Приглушенным. Как будто дома вокруг меня затаили дыхание.
Медленно поворачиваюсь и смотрю назад, на улицу.
На углу горит одинокий уличный фонарь, освещающий туман.
Темная мужская фигура внезапно появляется из серого мрака, останавливаясь рядом с уличным фонарем.
Смотрит прямо на меня.
Чуть ли не в душу заглядывает.
И у меня как будто весь воздух вышибло из легких.
Я буквально задыхаюсь, мое тело напрягается, становится ледяным.
А потом уличный фонарь гаснет.
Погружая человека во тьму.
Ох, к черту.
Чувствуя, как силы возвращаются к моим конечностям, я делаю резкий вдох и, развернувшись, со всех ног несусь вверх по улице. Я всегда была спортивной и быстрой, несмотря на пару лишних килограмм, и бегу так, как никогда раньше не бегала, без остановки, едва не сталкиваясь с парочкой, когда мчусь по Фредерик-стрит, пока не добираюсь до Эшбери-стрит.
Только тогда я останавливаюсь, оценивая ситуацию и оглядываясь вокруг.
Здесь все кажется блаженно нормальным. Какие-то люди прогуливаются, воздух наполнен шумом уличного движения. Улица ярко освещена, демонстрируя красочные викторианские дома по обе стороны дороги. У входа в «Монастырь», один из моих любимых баров, в очереди всего несколько человек, и это далеко не так оживленно, как будет позже. Для подпольного заведения там ужасно много народу, вероятно потому, что распространился слух, что они не проверяют удостоверения личности.
Интересно, мой таинственный преследователь — коп? Через две недели мне исполняется двадцать один, так что я легально могу пить, но уже много лет пользуюсь одним и тем же поддельным удостоверением. «Кэрол Энн Блэк из Эдмонтона, Альберта», вместо «Ленор Уорвик из Сан-Франциско, Калифорния». Фотография тоже на меня не похожа, но каждый человек, которому я давала удостоверение, просто принимал его за чистую монету. Моя подруга, Элль, шутит, что каждый вышибала просто хочет переспать со мной, поэтому и не обращают внимания, но в любом случае это работает.
Но, может быть, мое время вышло. Возможно, коп появится в баре, устроит тотальную вылазку и арестует всех. Мне придется держать себя в руках, если я снова увижу этого парня.
Хотя я его даже не разглядела толком. Лишь смутный силуэт. Высокий, около метр-восемьдесят, широкоплечий, в длинном пальто. На самом деле это может быть кто угодно.
Я пытаюсь избавиться от чувства неуверенности в своих конечностях.
«Это всего лишь коп», — говорю я себе, роясь в черной сумочке с заклепками и доставая кошелек. Он даже ничего не сделал, просто пялился. Если он не полицейский, то, вероятно, просто незнакомец, и фонарь чисто случайно погас над ним. Я делаю из мухи слона.
«Потому что ты параноик», — звучит голос у меня в голове.
Отмахиваюсь.
Я подхожу к громиле-вышибале и протягиваю ему свое удостоверение, пытаясь выглядеть скучающей, словно делаю это постоянно, как будто у меня ни за что не могут быть неприятности.
Вышибала внимательно рассматривает фотографию, затем переводит взгляд на меня.
Смотрит на фотографию.
Потом снова на меня.
— Кэрол Энн Блэк? — спрашивает он.
— Это я, — говорю я, одаривая его улыбкой и заглядывая глубоко в его глаза. Никто с поддельным удостоверением личности не осмеливается быть таким уверенным.
— Ладно. Развлекайся, — говорит он, возвращая его мне, глядя вдаль по улице, как будто меня не существует.
— Спасибо, — говорю я ему и протискиваюсь мимо через ворота сбоку здания, мои нервы трепещут от адреналина. Я так жду не дождусь, когда наконец повзрослею, чтобы не приходилось так нервничать каждый раз, когда захочу пойти куда-нибудь и повеселиться.
Не то чтобы я часто этим занималась в последнее время. На следующей неделе у меня последний выпускной
