объятия Джереми, который с визгом отскочил назад и позволил бедному Маркусу шлепнуться в грязь.
— Что, черт возьми, с тобой не так?
Его голос резко повысился. Он больше не звучал так самоуверенно.
— Я не хочу к этому прикасаться!
— Это твоя жертва.
Я пожал плечами.
— Ты действительно хочешь, чтобы демон присвоил твое подношение Глубинному, бросив его туда?
Джереми колебался, его глаза метались между трупом и шахтой. Его горло сжалось, когда он сглотнул. Мне действительно было похрен, как это чертово тело попадет туда, но если у меня была возможность заставить Джереми корчиться, я ею воспользуюсь.
Наконец, застонав от отвращения, Джереми поднял Маркуса на руки; нелегкая задача, учитывая, что мертвец был почти одного с ним роста. Он поплелся к шахте и остановился прямо у входа, вглядываясь в кромешную тьму за ней.
Как сильно я буду страдать, если просто затолкну его внутрь? Две жертвы по цене одной. Кент должен считать это настоящей сделкой.
Но я сдержался. Когда-нибудь месть придет.
Или Глубинный проснется и убьет меня первым.
С ворчанием Джереми швырнул Маркуса в темноту. Его тело с глухим стуком ударилось о землю, раздался шорох, когда он перекатился, а затем всплеск, когда он упал в воду в затопленном туннеле внизу. Запах морской воды усилился, и поднялся ветер, зашелестевший сосновыми иглами над головой. У меня неприятно скрутило живот, и Джереми быстро попятился от шахты, вытирая руки о мантию. Он не сказал мне ни слова, просто зашагал обратно вниз по склону.
Я задержался на мгновение, вглядываясь в темноту. Мои пальцы на ногах подогнулись от грохота внизу, мой череп вибрировал от его силы. Завтра приливы будут высокими. Эти деревья начинали долгий, медленный процесс, пытаясь вытащить свои корни из земли, как будто они могли уйти от того, что было внизу, что казалось таким неправильным.
Затем из темноты донесся вой. Как крик лисы, но перешедший в такой мучительный вой, что у меня волосы на затылке встали дыбом.
Пришло время делать ноги. Мне не хотелось разбираться с этим сейчас. Или когда-либо.
Бог был не единственным, кто пробуждался.
2 Рэй
Было что-то волшебное в том, чтобы вернуться в место, куда я не ступала ногой с детства. Те ранние воспоминания казались туманными, как лихорадочный сон, совершенно другим миром, чем тот, к которому я привыкла в Оушенсайд. Курить косяки и пить Модело на пляже в мой подростковой период, но в детстве? Моим миром были густые зеленые леса, которые, казалось, тянулись вечно, полные фей и единорогов, мой маленький детский мозг был переполнен таким количеством воображения, что отец думал, мне никогда не удастся спуститься на землю и просто существовать в реальном мире.
Он не ошибся. Реальный мир был скучным и включал в себя офисную работу, блузки с натянутым воротничками и слишком много неудобной обуви. А также переезд на пенсию в Испанию — вот почему я возвращаюсь в дом своего детства, в то время как мои родители завершают процесс продажи дома в Южной Калифорнии, чтобы роскошно уединиться на испанском побережье.
Конечно, я могла бы поехать с ними. Но решение остаться и закончить свой последний год в колледже было ответственным и очень зрелым, как сказал бы мой папа, и мне нужно было начать вести себя зрелой, учитывая, что я была на грани того, чтобы остаться без диплома.
Это была долгая поездка на север. У меня болела задница и спина, а мой пухлый котенок Чизкейк был в ярости оттого, что второй день подряд возвращался в машину. Даже картошка фри, которую я постоянно бросала ему из своего пакета для фастфуда, больше не успокаивала его. Я ехала по миру, утопающему во влажных серых тонах и промокшей темной зелени, пока, наконец, не проехала мимо приветственного знака города Абелаум с населением 6.223 человек — или 6.224 теперь, когда я здесь. Ливень превратился в морось, и акварельный мир углубил свои тона, пока не обрел очертания леса: высокие сосны, окруженные густым подлеском из папоротников и молодых деревьев, с бледными и призрачными шляпками грибов, прорастающих среди их корней.
Мне следовало остаться дома, чтобы распаковать вещи. Вместо этого, поспешно перетащив свои коробки в гостиную и убедившись, что Чизкейк получил свою еду и воду, я вернулась в свою машину и поехала в центр город. Прямо в магазине на углу трехэтажного кирпичного здания я встретила свою лучшую подругу почти пятнадцати лет, Инайю, в «Книги Золотого Часа». В её магазине.
Моя лучшая подруга воплотила свою мечту в реальность и стала гордой владелицей самого симпатичного книжного магазина, который я когда-либо видела.
— Почти закончила, — сказала она, её пальцы порхали по клавишам ноутбука. Ее руки были украшены изящными золотыми кольцами, которые ярко сияли на фоне её темно-коричневой кожи, кольца были украшены маленькими пчелками и цветами, которые соответствовали милым цветочным нашивкам на её розовом жакете. Она была самым ярким лучом солнца, который я видела с тех пор, как покинула Сан-Франциско, и мне стало теплее просто в ее присутствии.
— Не спеши, девочка, не торопись.
Изначально мы договорились встретиться позже тем же вечером, но мне слишком не терпелось увидеть ее, и я слишком стремилась уклониться от утомительной задачи распаковки всей моей жизни из картонных коробок, чтобы ждать. Теперь я чувствовала себя виноватой за то, что заскочила к ней, когда она была в разгаре внесения в каталог такой большой новой партии книг.
Я подняла одну из стопок, которые она закончила вводить, и осторожно прижала их к груди.
— Мне отнести это в подсобку?
— Эта стопка размером с тебя!
Она рассмеялась.
— Тебе не нужно ничего делать.
Я не могла точно разглядеть её из-за стопки книг, а мои очки сползли с носа. Но я настояла.
— В подсобку?
— Да, там сзади стоит желтая тележка, — сказала она. — Спасибо!
К сожалению, у нас с гравитацией всегда были натянутые отношения — на самом деле довольно токсичные. Из-за развязавшихся шнурков на ботинках, сползающих очков и слишком большой стопки книг я споткнулась о собственные ноги на полпути к задней части и отправила книги в полет.
— Всё в порядке! — крикнула я, когда Инайя громко расхохоталась. Я ползла на четвереньках, чтобы собрать книги, пока мои пальцы не наткнулись на потрескавшуюся кожаную обложку небольшого тома, и я в шоке отпрянула назад. Книга была холодной.
Я с любопытством перевернула её. Надпись и филигранный узор на лицевой стороне выглядели так, словно были выжжены на коже, а слова были мне незнакомы:
