но Верт был готов — лампы накаливания вспыхнули ярче факелов по воле одного рычага. Дорога от корпусов юных леди до административного здания была очищена, молодые господа сами кое-как перебрались через сугробы. Румяные, они приветствовали барышень низкими поклонами на протяжении почти всего пути. Такие же румяные барышни отвечали снисходительными смешками.
Первая бальная ночь проводилась в актовом зале и была посвящена дарам земли: горы фруктов возвышались на столах, с люстр свисали перевязанные лентами пучки мелиссы, а ароматные саше вручались каждому вошедшему в качестве приятного бонуса к вечеру. Юные дворяне дивились замечательному убранству и обсуждали блеск драгоценных камней при искусственном освещении.
Камерный оркестр закончил тихую приветственную мелодию и заиграл увереннее — время для танцев ещё не наступило, однако толпу следовало подогреть. Под переливы скрипок между учащимися стало происходить занятное движение рук — передавались записки. Преподаватели и стража, уловив шорох бумаги, тут же реагировали на звук — Верт гордился репутацией целомудренного заведения. Но в изъятых клочках всё было невинно: предлагались танцы, либо выказывалось восхищение внешним видом.
Берберис стоял у стены, сгорая от стыда за ношенный камзол. Его туфли сверкали свежим лаком, однако давнишние изломы кожи оставались заметны. Из-за повышенной возбудимости обычно бледные щёки графа сегодня отливали пунцовым. Он боялся, что сляжет с нервной лихорадкой до назначенного срока и позволил себе выпить пару бокалов разбавленного вина. Знакомые шепнули ему за каким из столов виночерпий раздаёт самый экстракт напитка, но пробираться к тому месту означало покинуть удобную наблюдательную позицию у входа.
Еле заметной тенью тонкая фигура промелькнула по-над стеной и с удивительной силой сунула графу в руку клочок бумаги. Берберис даже головы не успел повернуть, а загадочный почтальон уже исчез. В записке говорилось: «Надеюсь на танец», и подпись: «Ч».
Берберис поспешно сунул бумажку в карман и вернулся к караулу. Бал набирал обороты. Первые подносы с фруктами опустели, первые пары потянулись к середине зала. Кавалеры подхватывали дам в танце. Подолы струились как разноцветные ручейки, заколки в волосах вспыхивали драгоценным блеском. Зал хрустел от обилия света, оркестр зашёлся в вальсе.
Дверь в очередной раз распахнулась, пропуская внутрь группу барышень. Пёстрыми рыбками они кружили вокруг центральной фигуры их маленького общества — стройной девушки в тёмно-синем платье со светлыми, почти белыми волосами. Увидев само воплощение земной красоты, Берберис на мгновение ослеп, а когда зрение вернулось, горестный стон сорвался с его губ — возле девушки уже стояли его конкуренты!
Берберис был подавлен и взбешён одновременно. Он ринулся к новоприбывшей, не задумываясь о посторонних боках и отдавленных носках туфель.
— Герцогиня Борови́нка! — воскликнул Берберис и лишь через секунду вспомнил поклониться.
Окружение герцогини хмуро уставилось на наглеца, так смело ворвавшегося в их общество.
— Помните ли вы меня? На прошлом празднике вы обещали мне первый танец, — граф решил прыгнуть с разбега в пропасть, что являлось не самой отчаянной идеей, которая могла посетить пылкого юношу.
Черничный взгляд герцогини исследовал лицо и одежду Бербериса (он выдержал это), лёгкий поворот головы продемонстрировал вплетённые в причёску нити сапфиров. Герцогиня понятия не имела о чём речь.
— Осенний праздник у фонтана, — Берберис почувствовал, что теряет контроль и над ситуацией, и над голосом.
— Ах да, фонтан… — герцогиня смотрела куда-то вбок. — Это было так давно…
Два месяца — очень долгий срок, особенно когда считаешь дни по минутам.
— Но я уже обещала другому.
— Тогда я могу рассчитывать на второй танец? — не терял надежды Берберис.
С задумчивым видом герцогиня подняла тонкие запястья к личику и сосредоточенно отсчитала шесть пальчиков:
— Ваша очередь следом.
Не так уж и плохо, но Берберис был подавлен. Стайка девиц с готовностью оттеснила Боровинку от назойливого ухажёра. Юный граф остался посреди веселящейся толпы, и ему казалось, что все потешаются над ним.
Кто-то из слуг додумался приоткрыть окна, чтобы впустить в зал свежий воздух. Среди танцующих пар негде было яблоку упасть. Некоторые саше раскрошились и, смешавшись с пролитым питьём, тянулись за каблуками. Стража уводила прочь понурого лакея, видимо того самого — разливающего концентрированные напитки. Берберис изо всех сил тянул шею, благо рост позволял глядеть поверх голов: герцогиня Боровинка подавала руку третьему по счёту кавалеру.
— Вот вы где! — не сразу понять, что голос принадлежит человеку, а не является перезвоном колокольчиков. Пухленькая барышня адресовала приветливую улыбку ввысь к лицу графа. Под рыжей чёлкой блестели внимательные тёмные глаза, словно сочные перезревшие вишни. — Вы так и не отозвались на моё приглашение.
Берберис вежливо поклонился Чере́ше — дочери торговца тканями и тут же отвернулся, чтобы не упустить из виду предмет своего желания.
Но Череша не желала сдаваться:
— Как насчёт танца?
— Сожалею, но иные молодые люди заслуживают вашего внимание гораздо больше.
Последовал перезвон колокольчиков:
— Я говорю про один танец, а вы словно о пожизненном союзе рассуждаете! Граф, на балу танцуют, стоять истуканами положено памятникам в школьном парке.
Чтобы прервать поток доводов пришлось уступить. Берберис повёл партнёршу вглубь зала — поближе к герцогине Боровинке. Герцогиня как раз меняла кавалера.
Грянул торжественный аккорд. Ноги несли Бербериса в одну сторону, а взгляд устремлялся строго на сверкающее синее пятно по соседству.
— Мы с кем-нибудь столкнёмся, — простонала Череша. — Ей богу, джентльмен не должен заставлять леди вести!
— Вы сами втянули меня…
Девичьи пальцы тут же выскочили из его ладони. Партнёрша бросила танец на середине мелодии и ушла, ловко маневрируя меж движущихся пар. Берберис остался тем самым истуканом на всеобщем обозрении. Пришлось спешно возвращаться к стене, сетуя на девичью глупость и подлость.
От дочери торговца графу ровным счётом ничего не требовалось, все его мечты и желания концентрировались в облаке светлых волос и синем взгляде герцогини Боровинки. Как представительница древнего рода, герцогиня являлась роднёй королевской семье, а её красота с юных лет воспевалась поэтами и художниками королевства.
Любить Боровинку означало бороться и страдать, пылать сердцем, рваться из кожи к звезде, холодный свет которой обязательно потеплеет для упрямого храбреца. Со сладким томлением по ночам Берберис часто представлял благосклонную улыбку на нежных губах герцогини, как ответ на пылкость своих чувств, и даже в мечтах забирался дальше — описывал самому себе поцелуй, но тут томление становилось нестерпимым и приходилось обрывать сладкую фантазию.
День за днём он лелеял надежду пламенем сердца и слов растопить морозный алмаз герцогини, пока сам всё ещё является графом. Если графиня родит мальчика, то даже крошечная крупица надежды будет утеряна.
Берберис взял себя в руки и выждал положенное время
